В гласной «А» есть что-то красное; мы, конечно же, помним утверждение Рембо, что «А» чёрный, но, быть может, чёрный — это если по-французски, с ихним «нуар», у нас же для чёрного «Ё» есть, а «А», особенно кузминское «А!..», явно красное, с оттенком пурпура, и именно такое, уж совсем пурпурное «А!..» вылетело из меня, когда после осмотра руин времён Веспасиана и Септимия Севера я оказался на площади времени Бенито Муссолини, на Пьяцца делла Витториа, Piazza della Vittoria.
Брешианская площадь Победы очень знаменита, и она заслуживает своей славы. Спроектированная влиятельнейшим архитектором итальянского фашизма Марчелло Пьячентини между 1927 и 1932 годами, площадь стала чуть ли не самым известным памятником времени Муссолини, уступая лишь римскому EUR, к строительству которого Пьячентини тоже руку приложил. Будучи членом муссолиниевской Академии и председателем множества комиссий, Пьячентини выиграл конкурс по переустройству центра Брешии, города Муссолини близкого и дорогого, потому что она — Leonessa d’Italia, да и вообще горные города Ломбардии диктатору нравились, он на них делал ставки, уж не знаю почему, характер горных городов, наверное, ему был гораздо ближе, чем характер жирующих городов Паданской долины, того же Милана, к примеру. Вот Leonessa и получила такую нажористую площадь. Большую, окружённую публичными дворцами — дворцы это поч-та, всякие советы и учреждения,— построенными из дорогущих материалов, с двумя башнями: розово-красной INA, Istituto Nazionale Assicurazione (Национального института страхования) и снежно-белой Torre della Rivoluzione (Башней Революции). Обе башни квадратны, как брешианским башням и полагается, дворцы обильно увешаны рельефами с изображением различных культурных событий и героев брешианской истории, есть там и античная Бриксия, и лангобардский король Дезидерио, уроженец Брешии, и монах двенадцатого века Арнальдо да Брешия, страстный и измождённый, предтеча Савонаролы, и так же, как и Савонарола, сожжённый заживо, есть святые Фаустино и Джовита, покровители города, и художники Романино и Савольдо, и герои «Десяти дней», и герои Первой мировой, и, конечно же, герои фашизма вместе с самим дуче — Бенито такой молодой и что-то там впереди. Дуче и фашисты исчезли с рельефов после 1945 года, как исчезла скульптура голого парня работы Артуро Дацци, когда-то на площади стоявшая и юность фашизма олицетворявшая. С дуче — и слава богу, а парня даже немного жаль, голый парень площадь бы очень украсил, потому что голые парни всегда всё украшают — теперь эту аксиому, тыкая свои плакаты здесь и там по всей Италии, в хвост и в гриву используют Армани с Версаче, что выдаёт родство эстетики модных домов, провозглашающей главным на свете молодость, красоту и здоровье, с эстетикой фашистской, всегда повторявшей то же самое. Зато на площади остался второй памятник, внушительная тумба из роскошного красноватого гранита. Она стоит в аренгарии — так называется не только городская ратуша, но также и открытое место, специально отведённое для публичных выступлений власти, и в аренгарии площади Победы не раз ораторствовал Муссолини,— и изобилует рельефами с изображениями брешианских героев. Высеченная на одном из рельефов фигура стоящей на задних лапах львицы — герб города — огромна, намного крупнее героев, её окружающих, напоминая то, как в жестоком древнем искусстве представлялись всякие завоевания: фигура царя была неоправданно гигантской, всё и всех превосходя размерами, что придаёт сооружению вид ассирийский. Муссолиниевская львица Брешии получилась очень хищной, поэтому слоганы, расположенные сверху, справа и слева от неё и дух города определяющие, звучат как-то кровожадно:
BRIXIA FIDELIS FIDEI ET JVSTITIAE
Бриксия верная вере и справедливости
BRESCIA LA FORTE BRESCIA LEONESSA D'ITALIA
Брешия сильная Брешия Львица Италии
FASCISMO ANNO X
Фашизм год X
Последняя надпись означает то, что площадь, законченная к 1932 году, была посвящена десятилетию установления диктата Муссолини, ибо десять лет назад, 28 октября 1922 года, состоялся Марш на Рим, La Marcia su Roma, завершивший фашистскую революцию, так что название Torre della Rivoluzione, Башня Революции, именно отсюда. Открытие площади Победы стало главным событием, отмечающим юбилей этого великого марша, перевернувшего итальянскую историю, и легко представить, как собравшийся вокруг аренгария и наикрасивейшей в мире гранитной тумбы итальянский народ бился в радостной истерике оттого, что фашизму уже десять лет, что дуче такой прекрасный и что он наградил Львицу Италии такой чудесной площадью. Ведь Львица Италии достойна такой площади, да и площадь достойна Львицы Италии.
Творение Пьячентини есть выдающееся творение неоклассики двадцатого века, с этим никто не спорит — правда, это понятие, «неоклассика двадцатого века», всё чаще и чаще мелькающее в рассуждениях умных людей, расплывчато и подразу-мевает лишь то, что в данный момент нужно умному человеку для его рассуждений, редко знача что-то конкретное. Как раз именно брешианская площадь Победы и может прояснить весьма тёмный смысл того, что под неоклассицизмом двадцатого века подразумевается. Площадь и окружающие её здания выстроены в стиле, любезном сердцу Муссолини, остроумно прозванном итальянцами «стилем ликторов», stile littorio. Главной обязанностью ликторов было то, что они взад-вперёд носили в руках фасции, то есть перетянутые ремнями пучки прутьев с воткнутым в них обоюдоострым топориком, и только, — функции у них были чисто символические. Неизменность института ликторов в Древнем Риме — прекрасное доказательство того, что власть всегда одна и та же, республика ли она или император; фашизм их тоже полюбил, и от слова фасции и произвёл своё название; милы были сердцу дуче и символизм, и декоративность, фасции наполняющие. Stile littorio, являясь очень идеологизированным вариантом ар деко, подобно ар деко демонстрирует нам то, как опыт модернизма, наработанный конструктивизмом Ле Корбюзье, Баухаузом и иже с ними, оказался приспособленным ко вкусам богатой буржуазной публики, любящей всё красивое и основательное, модное, но с некоторыми аллюзиями на прошлое, этакую грецию-рим-египет, без всяких ненужных деталей историзма, лишь чтобы общее впечатление было, свидетельствуя о том, что образованность заказчику не чужда. Сердца такой публики к идеологии фашизма очень расположены.
Фото: David Keith Jones / Alamy / DIOMEDIA
Вкус этот, узаконенный парижской Международной выставкой современных декоративных и промышленных искусств 1925 года, превратил утилитаризм в удобненько, а модернизм в современненько, и из Парижа расползся по всему миру, не миновав и СССР. Stile littorio — он же ар деко — совпал со стремлением к устойчивости, что почувствовали многие художники после шока Мировой войны, увидев воочию, к чему может привести деконструкция формы, так что многие из них повернулись к классике, как это сделал, например, Пикассо, забросивший кубизм и начавший Энгра переосмысливать. Почувствовали нечто подобное и массы, но так как они в основном девальвацию и безработицу чувствовали, то повернулись не к Энгру, а к тоталитаризму. Понятно, что именно вкус Международной выставки, а не Пикассо и стремление больших художников к классической устойчивости, пришёлся ко двору всем тоталитарным режимам. Италия, как в былые времена, своим stile littorio стала задавать тон; гитлеровская и сталинская архитектуры именно из этого пня — площади Победы в Брешии — и произрастают. Муссолини всё предопределил. Сегодня ар деко снова в топе, этот стиль стал священной коровой людей со вкусом, и произносить столь еретические вещи, что я произношу, просто нарушение всех норм и правил; интеллектуал должен от ар деко писать кипятком, как итальянский народ на празднике десятилетия фашизма.
Писают все интеллектуалы: радикальные левые, потому что площадь Победы мила им своей конструктивной концептуальностью, что роднит её с футуризмом русским и итальянским, с дорогим их сердцу Малевичем, с проектом соцреализма, продолжающим дело футуризма, а через этот проект и с современным концептуализмом, являющимся единственно возможным сейчас искусством, ибо только концептуализм современности и соответствует, так что он, концептуализм, в сущности своей не что иное, как модификация соцреализма, тоже бывшего единственно возможным средством отражения современной действительности; постмодернисты круга Дженкса, с их плюрализмом и амбивалентностью, ценящие декоративность отделки и множественность архитектурных аллюзий; интеллектуалы консервативного толка (есть теперь и такие, они при этом либералы). Интеллектуалы разные нужны, интеллектуалы всякие важны, и недавно при мне один из таких либеральных консерваторов во время разговора о Брешии, мило заметив, что город хорош и он его любит даже больше, чем Бергамо, так зафонтанировал кипятком по поводу брешианской площади Победы, что я не выдержал и сказал ему, что вообще-то, когда я на этой площади стою, то, конечно, всё и ничего, но тупорылость фашизма кровожадно смотрит мне в очи, а он на это: ну, Муссолини не Гитлер, он…— а я ему: если он не Гитлер и не уничтожил шесть миллионов евреев, это ещё не значит, что он ничего, и нет никакого оправдания тому, что Мережковский с Зиной к нему попёрлись и потом слюни размотали,— а он (т. е. мой собеседник) мне, а я ему, слово за слово, перешли на личности, каждый помянул круг занятий, симпатий и знакомств другого, так и разругались, уже три года не разговариваем,— вот такая площадь Победы взрывоопасная.
Первым мириться с моим оппонентом я не собираюсь, но вынужден признаться, что мне, вообще-то, Пьяцца дела Витториа нравится, нравится её эффектная помпезность, столь точно соответствующая духу Брешии, что я, сидя на этой фашистской площади — а посидеть на ней я люблю,— без труда представляю себе вереницу красавиц Савольдо и Моретто, обряженных в тяжёлые шелка холодных цветов, представляю, как они, слегка склонив головы, обременённые тяжестью белокурых кос, меланхоличные, волоокие и волозадые, бредут с наивозможной простотой по дорогим розоватым каменным плитам, на которые, чтобы украсить площадь в честь своего десятилетия, фашизм не поскупился, совершая своё Панафинейское, посвящённое Палладе, шествие, причём впереди — бронзовая Витториа Алата, самая простая и самая прекрасная из них; несколько замешкавшись на том месте, где когда-то торчал голый парень Артуро Дацци,— их замешательство вызвано его отсутствием, ибо они привыкли к нему, но замешательство никогда не перерастает в суету — красавицы направляются дальше, постепенно исчезая в разнообразных магазинах на прилегающих улицах. У них там дела.
«Образы Италии XXI» выходит в рамках фестиваля «Черешневый лес»