Арктика для школьников

В конце апреля известные российские путешественники Матвей Шпаро и Борис Смолин организовали молодежную экспедицию к Северному полюсу — в ней приняли участие семь школьников, которые прошли на лыжах более 100 км по льду и снегу. Как ходить на белого медведя с ракетницей, как переплывать Северный Ледовитый океан при -30° и как лучше всего согреться в случае обморожения, узнал корреспондент "Коммерсанта" АЛЕКСАНДР ЧЕРНЫХ, который в составе экспедиции дошел до Северного полюса.

Полет тронулся

Арктика оказалась обидно близкой. Ночью наша команда приехала в Шереметьево, где вдали от гражданских самолетов стоял грузовой Ан-72 из авиапарка ФСБ. На чекистском борту никаких удобств: тусклое освещение, нет иллюминаторов, громоздкие баулы и наши лыжи лежат в салоне между рядами. Мы мгновенно засыпаем, полет совершенно не ощущается — кажется, будто три часа едем в маршрутке по плохой дороге. В Мурманске короткая остановка для дозаправки, выходим на заснеженный аэродром размять ноги и через несколько минут снова летим. Спустя еще три часа самолет садится на Земле Франца-Иосифа, на аэродроме пограничной заставы Нагурское. В салон врывается морозный воздух: Арктика всего в шести часах лета от Москвы.

Нагурское носит гордое звание самого северного аэропорта страны. Правда, покрытие здешней взлетно-посадочной полосы в авиасправочниках классифицируется как "земля/лед". Это высшая степень сложности, доступная лишь отдельной касте пилотов — полярным летчикам. Обычным самолетам сюда не попасть. Пока экипаж отдыхает, нам устраивают короткую экскурсию по заставе.

Рядом с казармой торчит полосатый пограничный столб, возле него новенький стенд с пафосной надписью "Границы России священны и неприкосновенны". Вокруг — бесконечное ледяное поле. Единственный возможный нарушитель границы здесь — белый медведь. Чтобы его отогнать, пограничники держат огромных волкодавов.

От заставы летим дальше на север, где на льдине дрейфует станция "Барнео". Это действительно уникальное место — негосударственная полярная станция, с 2002 года принимающая туристов и ученых со всего мира. Она открывается в начале апреля, когда полярная ночь уже закончилась, но лед еще крепкий и может выдержать технику. С материка прилетает самолет-разведчик, который находит большую льдину. Следом за ним появляется грузовой самолет — он сбрасывает трактор на парашюте. Машина расчищает полноценную взлетно-посадочную полосу, на которую садятся самолеты. Они привозят большие палатки, оборудование, продовольствие — и на льдине вырастает лагерь, издевательски названный в честь тропического курорта Борнео.

Разгружаем самолет, который кроме наших вещей привез продукты для лагеря, и идем отогреваться в главную палатку. Внутри собрались люди со всего света, голова идет кругом от звучания разных языков. В одном углу два пожилых итальянца играют в карты, громко ругаясь,— судя по накалу страстей, игра идет на деньги, причем немаленькие. Одинокий американец с большой черной бородой угрюмо слушает музыку в своем айподе. Напротив о чем-то спорит группа французов, на их столе громоздится батарея пустых пивных банок (самое дешевое пиво стоит здесь почти в десять раз дороже, чем на материке,— ничего не поделаешь, полярная наценка). Услышав русский язык, подходят знакомиться белорусы, но, узнав, что их земляков в экспедиции нет, разочарованно уходят. В общем, "Барнео" напоминает лагерь золотоискателей из книг Джека Лондона, вот только приезжают сюда не зарабатывать, а тратить. На сайте честно предупреждают — дороже только туристические полеты в космос, стоимость тура для одного человека начинается примерно с €35 тыс. Впрочем, наша группа чувствует себя как дома в этом заповеднике миллионеров.

Под градусом

Формально лагерь находится за пределами России в нейтральных водах. Английская компания Polar Expeditions Ltd заявляет на своем сайте, что именно она является "организатором" лагеря, но туры сюда продают сразу несколько агентств. При этом на сайте "Барнео" утверждается, что базу строит и поддерживает Ассоциация полярников России (руководитель — сенатор Артур Чилингаров) под эгидой Русского географического общества (его попечительский совет возглавляет премьер-министр Владимир Путин). Кроме научных и туристических целей базы, на сайте Ассоциации полярников указана еще одна — "обеспечение в стратегических и геополитических интересах России эффективного присутствия в Арктике". На геополитические интересы России здесь посягал разве что князь Монако Альберт II — в 2006 году он побывал на базе, откуда добрался до полюса на собачьих упряжках.

Лагерный врач (на "Барнео" есть даже стоматологический кабинет) читает лекцию, как избежать обморожения,— из нее мы узнаем, что в случае ЧП пострадавшего надо согревать не алкоголем, а женским телом, лучше даже двумя. Пока молодежь ошарашенно осмысляет медицинскую информацию, доктор демонстрирует жуткие фотографии неосторожно отмороженных конечностей — но потом признается, что снимки сделал не в Арктике, а дома, в скорой помощи небольшого северного города.

За соседним столом экспедиционный лидер "Барнео", Герой России Михаил Малахов рассказывает Матвею Шпаро об ожидающих нас трудностях. "Медведей в этом году много,— мрачно предупреждает он.— Мы только что с вертолета видели сразу троих. Причем идут точно по следу американской группы, всего на несколько часов отстают..." "Вы их хоть предупредили?" — спрашиваю. "Американцы по графику должны в восемь выйти на связь, тогда и предупредим",— говорит он, пожимая плечами. И, помолчав, добавляет: "Если, конечно, будет кого предупреждать".

Через полчаса наша команда уже в вертолете, который высадил нас за 110 км от полюса — это расстояние соответствует ровно одному градусу широты. Вертолет улетел, мы остались одни посреди снежной пустыни. Надеваем лыжи и ждем какого-то напутствия, но вместо торжественной речи Борис Смолин просто стреляет в воздух из ракетницы.

Белое солнце пустыни

Поход по Арктике отличается от обычной лыжной прогулки примерно так же, как олимпийский марафон от утренней пробежки в парке. Нет заботливо проложенной лыжни, по которой так легко скользить,— чаще всего под ногами лед, словно для приличия присыпанный снежной крупой. Нужно с силой втыкать в него палки, вкладывая в это весь вес, потом подтягиваться на руках — и только так можно продвинуться вперед. Периодически попадаются участки с толстым слоем снега, но легче не становится: лыжи проваливаются в рыхлую массу. Часто льды расколоты, но трещины не видны из-за снега: палки резко проваливаются в них, так что теряешь равновесие и с размаху летишь носом в снег. "Вставай, полюс проспишь",— помогает подняться Матвей Шпаро: Коренастый, лохматый, бородатый, в куртке нараспашку — он похож на ошалевшего медведя, выползшего из берлоги после долгой спячки. "Да я только здесь и живу по-настоящему, эти несколько дней в году",— радуется он.

Еще в школе учат, что в Арктике полгода ночь, а полгода — полярный день. Но, только побывав там, понимаешь, насколько это странно — отсутствие темноты. Конечно, большую часть времени солнце скрыто тучами, но это даже не сумерки. Постоянный день полностью отключает чувство времени, без часов никто не понимает, сколько прошло времени с прошлой стоянки — два часа или десять минут.

Кроме времени, в Арктике нет красок, нет запахов, нет даже звуков — если отряд останавливается, наступает абсолютная, до звона в ушах, тишина. От этого можно сойти с ума, поэтому подсознание пытается разнообразить обстановку. Кто-то говорит, что постоянно видит вдалеке движущиеся точки, мне слышится пение птиц. На самом деле это скрипят лыжи.

Белый снег под ногами сливается с белым небом, в котором горит белый солнечный диск. Лучи преломляются в воздухе, полном кристаллов льда, и возникает эффект гало — большое светящееся кольцо вокруг солнца. Потом солнц и вовсе становится три. Из-за этих оптических эффектов кажется, будто мы находимся на другой планете. "Ночью" в Арктике всем снятся удивительно яркие, насыщенные сны, настоящие фильмы — ученые считают, что это мозг компенсирует отсутствие визуальных впечатлений.

Освежающие водные процедуры

Это никак не ощущается, но мы идем не по материку, а по льдинам, хоть и очень толстым. Льдины постоянно дрейфуют, направление их движения — самая частая тема для разговоров на маршруте. Обычно они нам помогают: проснувшись, мы узнаем, что за время отдыха приблизились к полюсу на два-три километра. Бывает и наоборот — после долго перехода мы продвигаемся всего на 700 метров, остальное съел встречный дрейф.

При движении льдины трескаются, обломки крошатся, налезают друг на друга, образуя торосы — нагромождение глыб высотой в человеческий рост. Из-за морской соли у торосов ярко-голубой, ментоловый цвет (только старые льды чернеют, как сугробы вдоль шоссе). Мы перелезаем их, не снимая лыж,— для этого путешественники разработали специальные пластиковые крепления, которые вместе с ногой свободно крутятся во все стороны. Скользишь, падаешь, выгибаешься в самых разных позах — кажется, что вот-вот сломаешь лыжу или ногу. Но нет — чудо-крепления не подводят.

У нас нет рюкзаков — вещи хранятся в специальных пластиковых санях, больше похожих на лодки. Сани (у каждого в них по 20-30 кг поклажи) прицеплены к поясу длинными веревками, они постоянно перекручиваются, застревают в торосах, тянут назад. Но с ними проще преодолевать разломы во льдах — бывает, что открытая вода тянется километрами и обойти ее никак нельзя. Приходится искать самое узкое место Северного Ледовитого океана и купаться — для этого в санях лежат три оранжевых гидрокостюма, похожих на химзащиту. Их надевают прямо на одежду, потом со страховочной веревкой несколько десятков метров плывешь на другой берег, придерживая свои сани, превратившиеся в лодку. По веревке костюм передается назад, его надевает следующий человек — и так вся группа, переодеваясь по очереди, преодолевает разлом. Странно, но плыть в ледяной океанской воде гораздо теплее, чем просто стоять на берегу.

Если трещина не очень широкая, мы ищем какую-нибудь крепкую льдину и используем ее как плот. Из воды внезапно выныривает усатая нерпа и несколько минут удивленно наблюдает за нами — единственное встреченное нами живое существо. Запах нерпы за несколько километров привлекает белых медведей — и возле следующей полыньи мы видим отпечатки лап хищника. "Следам уже неделя где-то, ничего страшного",— успокаивает группу Борис Смолин, но сам хмурится. Белый медведь кажется милым увальнем только в новогодней рекламе, на самом деле это огромный, быстрый и крайне опасный зверь. "Если рядом медведь, нельзя бежать, шуметь, надо замереть и медленно поднять руки — еще в Москве Матвей проинструктировал каждого участника экспедиции.— Если зверь решит, что ты его выше, он сам развернется и уйдет". Если же медведь окажется выше, то тут уже ничего не поделать. Матвей и Борис в своих путешествиях несколько раз пересекались с медведями, им даже приходилось отстреливаться, когда хищники забирались в палатку. У Матвея в санях и сейчас лежит винтовка, но он предпочитает использовать ракетницу: "Медведь начинает играться с огненным шаром, а мы в это время уходим. И мы живы, и редкий зверь цел".

В апреле здесь не слишком уж холодно — всего -25-30°, но встречный ветер, по ощущениям, снижает температуру еще на десяток градусов. Главная проблема — негде согреться, холодно даже в палатке. Поэтому мы максимально утепляемся: термобелье, на него слоями одеты флисовые подштанники и водолазка, свитер с высоким воротом, ветрозащитные куртка и брюки. На лице маска-балаклава, которую обычно носят посетители "Русских маршей", скрывающие лицо от камер. Тут я впервые вижу, как ее использовать по назначению — она защищает голову от холодного ветра. К ней пристегивается на липучках специальный наносник — кусок ткани, прикрывающий нос от острой снежной крошки. Из-за него при дыхании запотевают и покрываются льдом солнечные очки, поэтому при ярком свете наносник снимают. Лучше уж обморозить нос и щеки, чем сжечь глаза.

Наш день начинается в десять утра — дежурные набирают снег, который кипятится на бензиновой горелке. От паров бензина болит голова и слезятся глаза, но альтернативы нет — газ здесь замерзает. Остальные пытаются выползти из спальника, нагревшегося за время сна,— палатка никак не обогревается, поэтому ты оказываешься в одном белье на жутком морозе. Завтракаем растворимой кашей и галетами, заполняем термосы чаем и киселем (на упаковке киселя указано "для вредных условий труда"), складываем палатки — и выходим на маршрут. Идем 50 минут, 10 минут отдыхаем, лежа на санях. За день мы проходим 10-15 км пути.

Край географии

Матвей Шпаро и Борис Смолин организуют молодежную экспедицию уже в пятый раз. Раньше они помогали инвалидам-колясочникам попасть в самые труднодоступные места мира, теперь они берут с собой школьников-спортсменов. "Мы их всех серьезно отбираем, даже психологов привлекаем",— рассказал третий инструктор, Кирилл Вшивцев. Он работает директором лагеря "Большое Приключение" в Карелии, куда каждое лето приезжают тысячи детей — преимущественно трудные подростки и детдомовцы. По словам Кирилла, в лагере все дети меняются к лучшему — некоторые, повзрослев, устраиваются в "Большое Приключение" работать. Зимой в Карелию на сборы приезжают молодые спортсмены — их Матвей Шпаро отбирает в регионах. Из полусотни детей выбираются семеро лучших — причем необязательно лучших спортсменов. Они и отправляются на полюс — а потом еще и говорят, что в Карелии им было гораздо сложнее.

В нашей экспедиции семь старшеклассников: пять парней и две девушки. Воронежец Женя Соболев из Первого пограничного кадетского корпуса ФСБ, который вместо балаклавы упрямо носил форменную ушанку,— и москвичка Саша Кузьмина, воспитанница коррекционной школы-интерната N 62 (несмотря на проблемы со здоровьем, она лучше всех стояла на лыжах). Невысокий и молчаливый Леша Челбердиров из Булунского улуса в Якутии ("У нас зимой -50, а летом +40",— смущенно говорил он, пока мы дрожим от холода) — и двухметровый балагур Данила Романюк из Йошкар-Олы ("У нас в городе вся молодежь сидит на энергетиках,— признается он мне во время перехода.— Я, наверное, единственный, кто их ни разу не пробовал. Мне тренер запретил"). Будущий геодезист Женя Мартьянов из Новочебоксарска, суровая Соня Шедова из Мончегорска, у которой завязался роман с Ильей Мамаковым из Казани... Они все разные, но в них есть что-то общее — не спорят из-за дежурства, не замечают трудностей маршрута, находят время кинуть в девчонку снежок или в шутку сесть товарищу на сани. Когда вечером все играют в "изобрази слово", один парень признается, что не знает слова "синагога", зато сам загадывает "тамплиер" и удивляется, почему его никто не отгадал. Они так и не стали обращаться ко мне на "ты", сколько я их ни просил. В отличие от нас, взрослых, за весь поход никто из них даже не выматерился при неожиданном падении.

После отбоя расспрашиваю Матвея о том, как помогло экспедиции государство, тот пожимает плечами: "ФСБ нужно регулярно тренировать полярных летчиков. Мы через какие-то личные контакты договариваемся, чтобы они нас захватили, раз все равно летят в том направлении. Тур на "Барнео" стоит так дорого именно из-за перелета". Чего-то он, конечно, не договаривает — ведь кроме ребят летчики привезли и продукты для формально частной базы. "Обмундирование у нас давно свое есть,— продолжает перечислять Матвей.— Регионы выделили средства на отправку каждого ребенка в Карелию и его проживание там. Что осталось — идет на закупку продуктов. Традиционно помогло общество "Динамо". Кисель, который ты пьешь, подарила фирма-производитель". Ни Росмолодежь, ни другие профильные госструктуры экспедиции не помогли.

"Понимаешь, я еще и директор центра дополнительного образования, вижу нашу систему изнутри. И у нас в образовании, прежде всего, не хватает воспитания",— я не успеваю заметить, когда Шпаро из бородатого полярника превратился в директора школы. А он уже читает целую лекцию о проблемах российского образования. "У нас считают, что воспитанием должна заниматься семья, родители, а дело школы — давать знания и готовить к ЕГЭ. Но как детям жить с этими знаниями, не говорят,— горячится Матвей.— Мы делаем что можем. Мы берем простых ребят и развиваем у них личностные компетенции — общение, поддержку, взаимовыручку. На самом деле они здесь не для того, чтобы научиться примус разжигать, это никому на фиг не надо. Но после этого похода они станут порядочней, поверят в себя, добьются успеха". Дети спят. Может, и к лучшему, что они не слышат рассуждений Матвея — для них возня с примусом явно интереснее "развития компетенций".

Мы могли финишировать уже 20 апреля, но дети неожиданно воспротивились: готовясь к ЕГЭ, они запомнили день рождения Гитлера и не хотят оказаться на полюсе в этот день. Пришлось уступить и сделать привал. Последние два километра проходили уже без лыж, через сплошной ледяной лабиринт. А потом перед нами раскинулось ровное снежное поле — такого мы не видели за весь поход.

За 200 метров до полюса ребята выстроились в шеренгу и развернули флаги своих республик. В центр поставили "нейтрального" фотографа Костю Рыжака, которому вручили российский триколор. "Татарстан, не вылезай вперед России! Чувашия, сдай назад!" — всем хотелось прийти на полюс одновременно. На последних метрах мы радостно запели "Катюшу" — и осеклись: навигатор неожиданно показал, что до цели еще сто метров. "Льдина же дрейфует, и полюс вместе с ней",— объяснил Матвей. Торжественную часть пришлось отложить — ребята бегали с навигатором еще десять минут, прежде чем прибор показал нулевую отметку. Туда воткнули лыжу с примотанным российским флагом, после чего дети сами запели гимн. В отличие от взрослых, они знали его наизусть.