Восстание Рублевки

Появится ли Москва в новых границах — это еще вопрос. Но то, что борьба вокруг этих границ даст новых политиков, кажется уже безусловным

Маша Слоним

Я пишу эту статью больше как обитатель Успенского сельского поселения, чем как журналист. Как говорит член английского парламента, когда обсуждается вопрос, который может затронуть его интересы: "Объявляю о своей заинтересованности". Не смогла отстраниться и написать беспристрастно — слишком дороги мне эти места, в которых прожила 20 лет.

Последние 10 лет каждую весну мы радовались, когда на поле у деревни Уборы появлялись трактора. Они сеяли кукурузу на корм коровам и лошадям, принадлежащим Первому Московскому конному заводу. Последние 3 года трактора не появляются, поля заросли бурьяном, а мы с ужасом ждем появления бульдозеров. Поля проданы, а по плану застройки на пойменных землях Москвы-реки вырастут гигантские поселки. Застройки планируется провести по урез реки. Подходы к реке для местных жителей фактически не предусмотрены.

Герои Салтыкова-Щедрина, ставшие бессмертными градоначальники города Глупова, были большими мечтателями. Один из них, Бородавкин, кажется, мечтал присоединить к городу Глупову Византию и почти видел ее границы. Более поздние градоначальники, уже из нашей жизни, мечтали подарить народу гигантский Дворец Советов, засадить всю страну кукурузой, вырубить виноградники, повернуть реки вспять, проект, который даже в 80-е прошлого века удалось предотвратить. Представьте себе, под давлением общественности! Но кое-какие мечтания удалось-таки осуществить. Хрущев, вернувшись из Америки, повелел осушить и наши заливные луга, чтобы засадить их кукурузой, которая годилась только на корм скоту. В результате ушло чудесное озеро, исчезли уникальные птицы... Но зато не выросли на полях дома, а на соседних, не осушенных, продолжали пастись коровы и лошади.

Сейчас, после присоединения бывших конезаводских земель к Москве, угроза застройки стала почти неотвратимой. У владельцев не останется серьезных препятствий: пойменные земли не придется выводить из сельхозоборота, как сейчас. Правила застройки в московской агломерации те же, что и в Москве. А какие сельскохозяйственные угодья могут быть в большом городе?

Не знаю, как летописец из Салтыкова-Щедрина объяснил бы эту абсурдную идею — вынести Москву на пойменные луга, оставив селян в Московской области. Но помощь с федеральным финансированием есть, благословение на застройку получено. Но это пусть останется на совести летописца.

Пока я ищу параллели в русской литературе и советской истории, мои более сознательные соседи по "анклаву" — жители сел Уборы, Иславского, Аксиньино, Дунино, поселков в Моженке и Николиной Горе, объединяются в инициативные группы в попытке спасти земли вокруг своих родных сел и деревень от воплощения мечты о Большой Москве.

Вот Кирилл Суворов живет в доме, построенном в селе Уборы еще его дедом. Именно память о деде, который прошел всю войну, не дает ему спокойно смотреть на то, что происходит вокруг.

— Я, перебирая награды, нашел интересную бумагу, он ее хранил. Там четко написано, что в виде исключения как председателю колхоза и как участнику ВОВ выделить участок под строительство дома. И вот меня это как-то до глубины тронуло, потому что думаю: люди прошли войну, мы им благодарны, спасибо за то, что мы живем и радуемся жизни, так почему, раз им выделили эту землю в виде исключения, люди сегодняшние захватывают эти земли, за которые старики наши воевали? И вот мы начали заниматься всем этим.

У Кирилла нет высшего образования, он родился в многодетной семье, работал здесь на ферме. Но, как оказывается, высшее образование не обязательно для того, чтобы стать гражданином. Он сидит в своей горнице, обложившись самыми важными для него сейчас книгами: Конституцией РФ, Водным, Земельным, Градостроительным и Лесным кодексами.

Кирилл — ветеран гражданского движения в Уборах. С 2005 года он в переписке с прокуратурой и Росприроднадзором по поводу земель Успенского поселения, выкупленных у Первого Московского конезавода Сергеем Пугачевым, но за долги по кредиту перешедших к другому банку. Уже тогда, при постановке на кадастровый учет, было много нарушений — кадастровая палата не увидела в землях Пугачева водных объектов, не было и акта согласования границ. "У нас все уверены: просто занесли взятки и все решилось",— говорит Кирилл Суворов.

И, возможно, именно благодаря Кириллу и другим неравнодушным, обратившимся в прокуратуру, сейчас эти земли под арестом, тяжбы продолжаются.

Удалось ему отбить и один из Шереметьевских прудов, что незаконно огородили для частной рыбалки. Он добился проверки, которая установила нарушение водного законодательства. Заборы спилили.

Кирилл не хочет идти в политику, становиться депутатом. Он делает то, что делает, потому что ему не все равно.

— Даже если мы проиграем, мне не будет стыдно. Я знаю, что я пытался что-то сделать.

Предприниматель Алексей Кульша из поселка Горки-10 уже побывал в политике. Но больше туда не хочет. Он теперь член инициативной группы. С 2005 года он был депутатом Успенского сельского совета, который и одобрил решение о присоединении земель к Москве. Из 8 депутатов за проголосовали 6. Алексей и еще один депутат голосовали против. Проголосовав против, Кульша написал заявление о выходе из совета. Он называет две главные причины: "Первая — надо было вначале узнать мнение людей, вторая — отдав земли, сельский бюджет теряет деньги".

— Рука не поднялась отдать эти земли,— рассказывает он.— Считаю, что все это неправильно и глупо. Людям должны были прежде всего объяснить, а люди должны сами выбирать.

О заседании совета предупредили за один день. По закону должны за пять. Депутатам даже не показали карту земель, которые отходят Москве. А главное — нарушена статья 131.2 Конституции РФ.

Кстати, все, с кем я говорила, как раз цитируют именно эту статью Конституции о местном самоуправлении. Людей больше всего возмущает, что решение было принято кулуарно и тайно, за спиной у местных жителей. И без учета мнения населения, как предписывает статья о местном самоуправлении, когда речь идет об изменении границ. Получилось, что судьбу почти 8 тысяч жителей Успенского поселения решили 6 депутатов!

Эту несправедливость пытается исправить и другой ветеран борьбы за спасение земель вокруг села Иславское, коренной житель этих мест, 76-летний полковник в отставке Борис Николаевич Барыкин. Он защищает свои курганы и овраги, которые могут оказаться за высокими заборами. Сидя в своем простом щитовом доме, обложенный все теми же книгами: Конституцией РФ, Водным кодексом и сводом законов, пожилой человек с умилением мне рассказывал, что даже помещик, владевший селом Иславское, не ставил там заборов, не отгораживал курганы от народа.

Бодание 76-летнего полковника с местными властями началось давно. С 1998 года он, в основном безуспешно, пытается противостоять нерегулируемой застройке села Иславское, уличает власти в нарушении земельного законодательства. Сейчас его инициативная группа, созданная еще в 1999 году, объединяется с другими. Борис Николаевич надеется, что им удастся собрать подписи более 50 процентов жителей поселения. И тогда власть будет обязана считаться с народом, уверен он. Сейчас любимый лозунг полковника: "Отступать некуда, вокруг Москва".

А Москва действительно вокруг: по этому странному плану все населенные пункты, оказавшиеся на присоединенных территориях, остаются в Московской области, а все окружающие их земли становятся Москвой. Подмосковной скорой помощи, пожарной машине, милиции да и всем службам Подмосковья придется пробираться через Большую Москву на островки сел и деревень, разделенных территорией Москвы.

А еще, оказавшись в анклаве, окруженном Москвой, деревни и села становятся островками, разделенными территорией Москвы. Например, чтобы навестить друзей на Николиной Горе, что в 5 километрах от села Уборы, мне предстоит пересечь границы Подмосковья и Москвы раза четыре. По московским пробкам? А они неизбежно появятся — уже сейчас инфраструктура наших мест трещит по швам.

Николина Гора — дворянское гнездо и одновременно культурный заповедник. Вячеслав Тихонов, Святослав Рихтер, Геннадий Рождественский, Кончаловские, Михалковы, Ливановы, Николай Петров. Легендарные имена, связанные с этим местом, можно перечислять еще долго. Дом, в котором живет журналист Сергей Фонтон, принадлежит семье с 1929 года. Сергей и его семья живут здесь постоянно. Он тоже член инициативной группы, хотя, по его собственным словам, по натуре он не революционер, не активный борец за гражданские права. "Я живу консервативно и обособленно. Но у каждого человека есть мера предела. Моя наступила, когда я понял, что тут тайно совершена какая-то махинация, о которой никого не поставили в известность. Причем масштабы небывалые. Она не затрагивает интересы каких-то 2-3 юридических лиц. Здесь получилось, что в дураках остаются десятки, если не сотни тысяч людей".

Сейчас Сергей Фонтон — один из заявителей на очередной митинг против присоединения к Москве. Но считает, что на щит надо поднимать идею создания заповедника, заказника или некой охранной территории в верховьях Москвы-реки.

Инициативные группы по спасению полей и лугов верховий Москвы-реки разношерстны. Николина Гора и академический поселок Моженка — это один состав, это интеллигенция. Горки-10 при конном заводе, село Иславское, а также Успенское и Уборы — другой, более рабоче-крестьянский. Но сейчас группы объединяются в своеобразное движение. Николина Гора, как это ни странно, становится в каком-то смысле центром. Здесь, в клубе Ранис (старейший кооператив работников науки и искусства), теперь собираются инициативщики со всей округи. На других площадках собрания запрещают, чиновники боятся политизации протеста.

Хотя все, с кем я говорила, подчеркивают, что политикой они не занимаются. Просто отстаивают свои права.

Как, например, Катя Гостева — педагог и переводчик, жена отца Алексея Гостева, протоиерея Никольской церкви в Аксиньино. Катя, так называют ее все, хотя она и матушка, первой решила собирать подписи против застройки пойменных земель в попытке донести до властей абсурдность этой ситуации.

"Идея показалась абсурдной. Как вдруг в сельской местности может быть Москва? Это нормальная реакция: если ты здесь живешь и не собираешься куда-то уезжать, то тебе не должно быть все равно". Обвинения в том, что она занимается политикой, а это серьезное обвинение в адрес жены священника, Катя наотрез отвергает. "Староста нашей деревни мне говорил, что нехорошо матушке заниматься политикой. Я не занимаюсь политикой, я как местный житель выражаю свое мнение, считаю, что постановление было принято без учета мнения населения. Я же гражданин, а не просто жена".

У монахини Варвары, которую все просто называют "матушка", по штату не может быть гражданской позиции. Зато у нее есть свой способ повлиять на ситуацию в селе Дунино.

— Я здесь уже 7 лет, и мы отмаливаем это место. Письма и жалобы я не умею писать. Я прихожу, узнаю имена этих людей и молюсь за врагов. Вот что я делаю. Я прошу, чтобы Господь действовал в этих душах. Я молюсь за этих людей. Я даже их по именам помню. Это власти предержащие, от которых зависит сейчас сохранить эту рекреативную зону.

Мы стоим на ступенях храма в селе Дунино, рядом с домом Пришвина. Матушка Варвара рассказывает, что именно здесь 30 лет назад она впервые услышала о Боге, впервые вошла в церковь. А церковь в память о павших жителях Дунино, у которой мы стоим, уже построена благодаря ее неутомимой энергии. Как и купальня на берегу Москвы-реки, и крест в память о погибших в жесточайших боях Великой Отечественной войны. И берег, на котором сейчас стоит храм, удалось спасти от застройки в большой степени ее усилиями. А на том берегу — поля, которые переданы Москве.

— Отобрать у людей жизнь, выдавить их — это покушение на что-то очень святое — на память, на преемственность. Люди здесь жили с XVI века, здесь похоронены их предки.

Так считает монахиня. Что говорить о словах и эмоциях других здешних жителей! Настроения здесь постепенно радикализируются. От митинга к митингу. И хотя представители инициативных групп настаивают, что они политикой не занимаются, на последнем митинге в конце апреля уже звучали вполне определенные заявления: "Пора вставать с колен, иначе нас затопчут!" Это, конечно, не бунт с вилами и топорами, но уже и не пресловутый "бунт на коленях".