И лучше выдумать не могли

Литовское искусство ассоциируется в России прежде всего с драматическим театром — любимыми, почитаемыми и не требующими представления Meno Fortas Эймунтаса Някрошюса, Малым театром Римаса Туминаса, OKT Оскараса Коршуноваса. Литовская же национальная опера с развала СССР и по сей день остается эдакой черной лошадкой даже для профессиональной части российской публики — на вопрос о том, как обстоят дела с музыкальным театром в прибалтийском регионе, специалисты в первую очередь вспомнят о Латвийской национальной опере и ее харизматичном лидере Андрейсе Жагарсе, а о вильнюсском оперном доме скорее всего предпочтут ревниво умолчать. Все дело в том, что в отличие от всех перечисленных выше трупп, из года в год поддерживающих интенсивные контакты с российским театральным рынком, Литовская национальная опера (LNO) предпочитает существовать подчеркнуто и даже демонстративно независимо от бывшей метрополии - на зависть российским конкурентам последовательно ориентируясь на западную культурную модель и успешно работая по европейским лекалам.

О сегодняшнем дне LNO красноречиво говорит сама афиша театра: чего ни хватишься — все есть, включая наиболее дефицитные для постсоветских оперных компаний репертуарные позиции. Наряду с джентльменским набором коммерческих названий от "Кармен" до "Травиаты" присутствуют и Рихард Вагнер ("Валькирия" с "Летучим голландцем"), и Рихард Штраус ("Саломея"), и представленная творчеством одного из ключевых западных авторов рубежа веков Петера Этвоша современная опера — не говоря уже о совершеннейших специалитетах вроде "Иудейки" Галеви или сценической версии баховских "Страстей по Иоанну". Впечатляет и список постановщиков: в нем национальные классики вроде того же Эймунтаса Някрошюса прекрасно уживаются с вездесущими Франческой Замбелло, Арно Бернаром и Мариушем Трелинским, но хватает и по-настоящему значимых в мировом масштабе имен уровня Роберта Уилсона или Дэвида Олдена.

На таком фоне ключевая в нынешнем сезоне премьера LNO — "Евгений Онегин" Петра Чайковского в трактовке Василия Бархатова и Зиновия Марголина — в локальном литовском контексте воспринимается лишь очередным успешным менеджерским ходом: знаковую русскую оперу театр получает в постановке знакового тандема, в изрядной степени определяющего своей интенсивной деятельностью облик современной русской оперной сцены. Между тем для новейшей сценической истории "Онегина" — да и для всего, что уж там скрывать, отечественного музыкального театра — вильнюсская премьера событие отнюдь не рядовое, а вполне этапное. И в том обстоятельстве, что оно происходит вне России, нет никакого противоречия — по-другому и быть не могло.

Вне зависимости от доминирующих в российских околооперных кругах консервативных настроений, эталоном режиссерского прочтения партитуры Чайковского уже который год заслуженно остается спектакль Дмитрия Чернякова в Большом театре. Власть этой обезоруживающе подробной, точной и в конечном счете бесспорной постановки оказалась столь сильной, что сама мысль о том, что "Евгений Онегин" может выглядеть как-то иначе, долгое время казалась просто кощунственной. Совершить следующий шаг в истории интерпретации оперы Чайковского можно было только в пространстве, свободном от каких-либо стереотипов относительно музыкального первоисточника и от представлений о том, каким образом его должно представлять на сцене. Таким пространством для Василия Бархатова и Зиновия Марголина стала LNO. Попытаться представить "Евгения Онегина" с чистого листа в Вильнюсе, ориентированном на менее герметичный, а значит более открытый эксперименту и поиску западный театральный контекст куда логичнее, сподручнее и дальновиднее, чем на любой отечественной оперной сцене.

Вильнюс, Литовская национальная опера, 18-20 мая, 18.30