Андрей Колесников о Маше и Ване

Тема хомячков — важная в жизни моих детей. И не важно, сколько Маше и Ване лет. Это уже давно продолжается. Гораздо важнее, сколько лет хомячкам.

Маша с Ваней всегда очень хотели иметь хомячков. Они не понимали, кажется, какая это огромная, если не сказать судьбоносная ответственность. И когда в их руках, а вернее в их клетке впервые оказались хомячки, выяснилось, что дети не знают, что с ними делать.

Прежде всего они их, конечно, начали мучить. То есть они постоянно брали их в руки, особенно Маша, давали побегать по рукам, плечам, потом вдруг, испугавшись, стряхивали их с себя, как перхоть... А ведь это все-таки живые существа были.

Чего при этом хотели сами хомячки, тем более непонятно. Ведь сами шли к детям в руки.

Чего хомячки хотели, детям стало известно, когда хомячки сбежали. А я ведь их постоянно предупреждал, что хомячки могут сбежать. И вот то ли по недомыслию, то ли по недосмотру, то ли еще по какой-то причине на одну ночь крышка осталась приоткрытой, и выяснилось, что хомячки по-настоящему хотели только одного: свободы. Они выбрались из клетки.

А за это время их расплодилось много, и мы даже отдавали их, старались, конечно, в хорошие руки. В тот раз их было трое, одного накануне вручили ответственному человеку. И вот трое исчезли.

Мы очень долго не могли найти их, хотя искали отчаянно. В интернете даже нашлись пособия по поиску сбежавших хомячков. Но все, как говорится, было тщетно. Я в конце концов рассказал Маше и Ване, что они просто обрели свободу и ушли с ней, и наверное, слава богу, и пусть дальше уж как-то сами.

Немного позже дети посмотрели мультик, где фигурировал один хомячок, который так же вот вырвался, и на него все махнули рукой, потому что были уверены, что на свободе он не выживет, потому что совершенно был не приспособлен для нее. А он ведь выжил, и это был хеппи-энд фильма — валяющийся на спинке от бездумной и законной радости свободный хомячок.

Увы, наш финал был совсем другим, очень страшным. Три хомячка, мать, отец и их дитя, тоже дитя в общем-то свободы, долго шарили в темноте и наконец нашли проход, наверное казавшийся им выходом. Это был отсоединенный от пылесоса шланг. Они забрались в него и отважно пошли к выходу, а шланг все сужался и сужался, а они все шли и шли, пока окончательно не застряли. Они и тогда, видимо, стали рваться еще больше, не могли уже даже развернуться, и пока мы их искали по всем углам, померли в шланге пылесоса.

И я как-то уже даже рассказывал эту историю в этой колонке, хоть и вскользь. Но дело в том, что она имела и имеет продолжение. Мне пришлось купить Маше с Ваней еще двух хомячков, одного из которых они тоже не уберегли. И тогда я им сказал:

— Все, хватит баловаться хомячками! Не можете отвечать за их жизнь, ну тогда у вас больше не будет хомячков.

И, видимо, я так твердо это сказал, что они даже не просили больше за себя.

Зато Ваня попросил за Настю, добрую умную девочку, свою подружку и одноклассницу. Он попросил сделать ей подарок на день рождения. Естественно, речь шла о хомячке. И естественно, я не устоял. Да что там, я, зная, как хрупка и коротка жизнь хомячков, сам привязался к ним, и, чего греха таить, застали меня дети как-то балующимся с одним таким хомячком, когда он еще был жив.

И мы подарили Насте очередного хомячка. И он как-то приспособился к жизни в этой семье. Может, не мучили его там, что ли, хотя и вряд ли. Но вот жил себе и жил — в клетке, конечно. Но рос даже — пухленький стал, и шерстка у него была не такая, как у всех остальных наших: с какими-то сложными фигурками на спинке.

И вдруг на прошлой неделе очередное тяжелое известие: помер.

А мы с Машей и Ваней едем в машине смотреть кино "Мы купили зоопарк", болтаем о пустяках, и вроде все у нас хорошо. И вдруг Ваня говорит, что у Насти хомячок помер.

— Да вы что, издеваетесь?! — говорю.— Ведь он же еще молодой был!

Оказалось, та же самая история: крышку забыли закрыть вечером. И он даже выползти из клетки своей любимой и ненавистной не успел. Пока думал, что ему делать, кошка все это заметила и лапу в клетку засунула.

— Она его хватала, папа,— рассказала Маша,— мне кажется, она просто играла с ним. Забавлялась. И просто замучила своей лапой. Даже следов от царапин не было.

В общем, хомячок слишком близко к сердцу принял эти забавы.

От ужаса, наверное, и умер.

И все из-за этой клетки. Вернее, дверцы.