Не ошибусь, если скажу, что элементарной забывчивостью страдает практически каждый, кому еще есть что забывать. Однако эта типичная, можно сказать, черта довести может и до цугундера. Во всяком случае, как показывает жизнь, для тех, кто страдает провалами в памяти (пусть даже и в легкой форме) от супермаркета до скамьи подсудимых — один шаг.
Когда какой-нибудь валютный магазин находится около дома — это к несчастью. Потому что соблазн зайти в него обуревает, как правило, ежедневно. В нашей семье такое вот несчастье уже несколько лет: рядом с домом находится "Калинка-Стокман". В него я захожу постоянно и все время хочу что-нибудь купить. Хотя бы только потому, что другие магазины в период моего возвращения с работы уже закрыты. И деньги потратить, кроме как в этой "Калинке", решительно негде. А тут еще сын заявил, что ему срочно нужны перчатки и что у него уже месяц мерзнут руки.
В общем, я запаслась бумажками с изображением рук и ног сыночка в натуральную величину (головы у нас одинаковые) и пошла в "Стокман".
Дело было перед самым закрытием, поэтому расхаживать по магазину и глазеть возможности не было. Я быстренько подобрала себе джемпер, а мужу свитер и пошла в шляпный отдел, где у них продается все для верхних конечностей.
С трудом обогнув группу продавщиц, безучастно ожидавших конца рабочего дня, я стала подыскивать себе что-нибудь подходящее. Тут с одной из жриц прилавка что-то случилось: она подскочила ко мне и, водрузив на мою голову розовую меховую кепку-аэродром, авторитетным тоном заявила, что это именно то, что мне нужно, и вообще исключительно на меня и сшито. "Я здесь уже третий день работаю, — гордо заявила она. — Но такого еще не видела!"
Я занялась разглядыванием себя в кепке. В зеркале, разумеется. Но мне мешали. Суетившаяся вокруг тетка в норковой шубе все время норовила кепку эту с моей головы снять, чтобы водрузить на свою, и постоянно щупала то джемпер, то свитер, болтающиеся у меня на руке. Мои злобные взгляды, порожденные посягательством на будущее имущество, ее совершенно не смущали. Чтобы умерить приступ алчности, я протянула ей интересующий ее предмет. Она тут же напялила кепку на себя, бедром оттолкнув меня от зеркала. А я занялась подбором перчаток для сына, сверяясь с моим лекалом, как вдруг заметила каракулевую шляпку с бархатным бантиком.
Засунув перчатки под мышку, я потянулась за ней, но перчатки выпали, и тетка тут же покосилась на них. Вещь была мелкой, рассыпалась и вызывала нездоровый интерес у соседки с "аэродромом" на голове, а меня вообще в тот момент ничего, кроме шляпы, не интересовало. Поэтому я машинально засунула перчатки в карман и занялась примеркой, полностью отрешившись от нужд сына и от окружающего мира. Все было хорошо, только вот бантик великоват. И я, решив это чудо оставить другому покупателю, направилась к кассе.
Пока истомленная тяжкими продажными буднями кассирша обсчитывала мои покупки, я предавалась размышлениям о той нечаянной радости, которую вот-вот доставлю мужу. Кассирша сонно пересчитала деньги, упаковала покупки, служебно улыбнулась, и я пошла к выходу.
Я чуть было не глотнула уже свежего воздуха, но пластмассовая штуковина, которой обмахнул меня страж из секьюрити, вдруг зазвенела. "Ну и техника у них", — с презрением подумала я, справедливо полагая, что звенеть решительно нечему. Страж тупо посмотрел на мой чек и вежливо попросил следовать за ним — чтобы еще раз все проверить. Его обходительность в сочетании с отсутствующими бицепсами вызвала у меня приступ материнской жалости. Я не стала спорить и послушно поплелась за ним.
В служебном помещении он сдал меня двум коллегам. Один сразу же стал рыться в моих пакетах. Не найдя ничего неоплаченного, он достал штуковину, аналогичную той, которой вокруг меня уже махали, — она тоже зазвенела. Он показал на карманы — выворачивай, стало быть. Я вытащила из одного свои собственные перчатки, а из другого — те, которые спрятала от приставучей тетки. И почувствовала, что заливаюсь краской.
— Все ясно, — понимающе заявил он. — Вызывай милицию.
Последнее относилось к восседавшему за столом. Тот потянулся к телефону, а я завопила:
— Это ошибка! Я забыла заплатить за эти перчатки!
— Все так говорят.
— Но я же заплатила много больше, — и сунула ему чек.
— Украли — надо отвечать. Никто вам не виноват, — заявил сидевший за телефоном и крутанул диск.
— Позовите менеджера! — простонала я.
— Надо ей это! — ухмыльнулся он. — Она вообще финка и по-русски не понимает.
Следующие полчаса прошли в ожидании милиции и моих попытках что-то объяснить, которые, разумеется, никто не слушал. "Приедет милиция, ей все и объясните", — ворчал мужик у телефона, недобро на меня поглядывая. Но приехавший наряд абсолютно молча вывел меня из магазина и препроводил на другую сторону улицы — в отделение. Я и там всем показывала оплаченный чек и рисунок с рукой сына, пытаясь доказать, что действительно собиралась купить перчатки, а не просто втихаря засунула их в карман. Но дежурный бесстрастно составил протокол и заявил, что объяснять все нужно следователю, который будет вести дело. "У них в этом "Стокмане" воруют по пять раз на день. Так что не переживайте вы", — утешил он меня на прощанье. Как постоянное воровство в "Стокмане" может благополучно сказаться на моей личной судьбе, он не объяснил.
Дома я тут же все рассказала мужу. Тот позвонил знакомому адвокату и получил совет — ни в коем случае ничего не подписывать. Оставшийся вечер прошел в обсуждении подробностей. Спокойствие мужа меня немного утешило, но не надолго — через два дня мне позвонили и пригласили зайти в отделение. Я пошла, помня наказ ничего не подписывать и твердо стоять на том, что все это — ошибка.
В назначенный срок я вошла в комнату, номер которой мне назвали по телефону. За столом примостился юноша с розовым личиком и с лейтенантскими погонами. Он тут же сообщил, что только моего прихода и ждал. Действительно, все бумаги были оформлены, и он протянул их мне для ознакомления.
Бумаг было много и еще больше в них было понаписано. Несмотря на то, что мое состояние было похоже на припадок эпилепсии, главное я все-таки уяснила. Оказывается, я совершила "предумышленную кражу с заранее обдуманными намерениями". Названные действия подпадали под статью 144 (пункт 1) Уголовного кодекса РФ, и статья эта предусматривала "лишение свободы на срок до трех лет, или исправительные работы на срок до двух лет, или штраф до 50 минимальных размеров оплаты труда". Перчатки, за которые я забыла заплатить, стоили 8 американских долларов (46 тысяч рублей по курсу ММВБ).
Лейтенант по выражению моего лица понял, что я уже все прочитала, и протянул ручку — чтобы я поставила свою подпись, подтвердив, что так все оно и было. Скандалить сил у меня не было, но возражать и сопротивляться все-таки стоило. Я только было открыла рот (как раз за этим), но лейтенант нежно улыбнулся и проворковал: "Это все формальности. Зря вы так переживаете. Подпишите, и дело с концом". И настойчиво стал пододвигать мне ручку. Я, чувствуя, что самое время, принялась в подробностях рассказывать ему про наглую тетку в шубе, розовую кепку и рассыпающиеся перчатки.
Из моей речи этот тип уяснил одно — подписывать я отказываюсь. "Раз так, — заявил он, — то придется вызывать свидетелей, чтобы они письменно подтвердили факт кражи, имевший место быть". И выбежал из комнаты. Я решила — что за свидетелями, однако вернулся он в сопровождении маленького круглого подполковника.
Тот косо глянул на меня и как рявкнет не поздоровавшись: "Воровка! Подписывать не хочешь? Ты у меня быстро все подпишешь!" Я стала медленно сползать со стула, но потерять сознание горластый мне не дал. Он схватил меня за руку и завопил: "Подписывай!" Я категорично заявила, что садиться в тюрьму за паршивые восемь долларов просто идиотизм и что они меня принимают за полную дуру, и вообще нужно сначала во всем как следует разобраться. "Суд разберется!" — в третий раз гаркнул шарикообразный и буквально кинул меня на стол лейтенанта. Последний услужливо всунул мне в руку письменную принадлежность. Я, уже лежа на столе, все-таки слегка поворочалась (в знак протеста), но подполковник злобно прошипел на ухо :"В камеру хочешь?.." В камеру я не хотела.
Как только я подписала, кругляш вылетел из кабинета, и я осталась с лейтенантом, который уже не казался мне ни нежным, ни юношей, хотя и продолжал сладко ворковать, чтобы я не переживала из-за таких пустяков. Он отпустил меня домой, куда я шла, думая, что подверглась настоящему психологическому давлению. "Хорошо, что не физическому насилию", — пыталась я себя утешить.
Повторному психологическому давлению я подверглась уже дома — со стороны мужа. "Зачем ты подписала?" — стонал он. Отстонавшись, он сочинил заявление в прокуратуру, которое сразу же туда и повез. Но позвонив моему лейтенанту и сообщив ему об отправленной в прокуратуру жалобе (чтобы он остановил дело), мы услышали, что оно уже передано в суд.
Повестка пришла через три недели. К этому времени я уже не могла ни есть, ни пить, ни произносить что-либо членораздельное. По ночам я снилась себе сама в дырявом ватнике и украденных перчатках... Муж утром смотрел на меня со скорбью в глазах и говорил, что во сне я кричала. Еще бы мне не кричать! Получить срок только за то, что слишком увлеклась примеркой и забыла про эти дурацкие перчатки...
На суд я пошла с авоськой (с вещами), с мужем и адвокатом. Мы часа полтора просидели под дверью в ожидании своей очереди. Затем настал час расплаты. Единственное, что я помню из всего разбирательства — большой герб над головой судьи и проникновенную речь моего защитника, трясшего перед носом обвинителя листочком с рукой сына и оплаченным чеком на сумму, раз в двадцать пять превышающую стоимость перчаток. Да еще собственное сожаление по поводу отсутствия в России суда присяжных. Они непременно бы расчувствовались.
Потом судья с заседателями удалились часа на три решать мою участь. Муж с адвокатом пытались меня утешить уговорами — вроде того, что оправдают. А я заявила, что осудить меня все равно не удастся, потому что я вот-вот умру.
Но умереть не пришлось, потому что суд меня оправдал. Даже без присяжных. Что конкретно подействовало — мой скромный вид, не порождавший ни классовой, ни социальной ненависти, или же лингвистические способности адвоката, или скорбь и слезы группы поддержки (в виде мужа) — сказать затрудняюсь. С меня, что удивительно, даже не взыскали ничего, хотя я и продемонстрировала всяческую готовность к этому. Адвокат же на прощанье посоветовал либо тренировать память, либо обходить "Калинку" эту стороной.
И тому, и другому с тех пор я следую неукоснительно.
Татьяна ПЯТИБРАТ