Проездом из Петербурга в Париж в Москве оказался известный историк искусства, теоретик и историк моды, сценограф, художник и коллекционер АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВ. Его рассказы о старых русских балеринах, с которыми он дружил в эмиграции, успела записать корреспондент Ъ ЭЛЕОНОРА Ъ-ЧЕРНЯЕВА.
За блинчиками
В России я был связан с балетом лишь косвенно: моя мама преподавала актерское мастерство в хореографическом училище, и я знал ее выпускников — в частности Володю Деревянко. Меня отдавали в училище, но, к счастью, не приняли: сочли, что нет нужного прогиба спины.
В 1982 году я впервые попал в Париж и совершенно случайно оказался в эпицентре старобалетной эмигрантской среды. Одной из моих первых парижских знакомых стала петербурженка, русская портниха Наталья Петровна Балаговская, которой ко времени моего с ней знакомства было за восемьдесят. Я встретил ее в театре Сары Бернар на пьесе Горького "На дне". Она, перепутав ряд, села на мое место, и мне пришлось побеспокоить почтенную даму в каракулевой шляпе и каракулевой пелерине. По-французски она говорила с заметным акцентом, и я спросил: "Вы, наверное, русская?" Она ответила с сочувствием: "Милый, а вы, наверное, беженец из советской России",— я таковым тогда и являлся.— "Как тяжело под коммунистами". Я согласился, и дама пригласила меня "на блинчики". За блинчиками она заметила: "Милый, вы, наверное, шпион. Нам как раз таких шпионов сюда и засылают".
Одним из первых ее рассказов о балете была история о том, как ее тетя любила играть в покер с Кшесинской, какие та делала ставки, как ее дядя строил Матильде Феликсовне особняк. Ее первый муж, режиссер балета Балаговской, работал в труппе Анны Павловой. И тут же на свет божий явились подробности интимной жизни Анны Павловой, о которых никто в России не вспоминает.
Перлы и тряпки
Потом настало время, когда я стал знакомиться с балеринами прежних времен. В одну из моих поездок из Парижа в Белград в 1986 году я познакомился с бывшей солисткой оперы Зимина Ниной Кирсановой, которая одно время была партнершей Игоря Моисеева, когда тот, совсем юный, танцевал свои первые партии на сцене Большого. Она была характерной танцовщицей. Пик ее популярности пришелся на сезон 1916/17. Затем она эмигрировала: сначала во Львов, затем в Белград, где стала директрисой Сербского национального балета. В 20-е годы по приглашению Анны Павловой она отправилась в долгие гастроли. Нина Кирсанова танцевала в основном русские танцы в кокошнике — это была ее специализация.
Павлова всегда приглашала солисток в свою антрепризу: возраст не позволял ей "держать" двухчасовую программу одной. Она возила с собой кордебалет и непременно одну или двух хороших солисток, на которых можно было положиться: они должны были оттенять, но не затмевать знаменитую балерину.
Некоторое время работала с Павловой и москвичка Валентина Ивановна Кошуба. В свое время на нее обратил внимание Александр Вертинский и воспел ее красоту в воспоминаниях. Ее обожал Распутин, она снималась в кино. У Дягилева она прослыла самой красивой балериной "Русских сезонов". И действительно, Кошуба обладала исключительной внешностью. Она танцевала с Нижинским в его балете "Тиль Уленшпигель". Тогда же, в Нью-Йорке, она была выбрана королевой красоты. В конце концов ее пригласила к себе Анна Павлова.
Обычно Павлова никогда не смотрела выступления других артистов — оставалась в гримуборной. Но когда Кошуба танцевала свой испанский номер, Павлова появилась за кулисами. А потом сказала: "Кошуба, ты настоящая артистка. Мои английские девочки — тряпки по сравнению с тобой".
И именно поэтому Кошубе пришлось покинуть павловскую антрепризу. Во время гастролей в Мадриде король Испании Альфонс XIII, который обожал балет и красивых балерин, поскольку был бабником, встретив Анну Павлову в ложе театра, спросил ее, привезла ли она с собой "этот замечательный перл, Валентину Кошубу?" Павлова ответила, что в ее компании есть только один перл — она сама. И с Кошубой не возобновили контракт.
Лебединая ревность
Артисткой, с которой Павлова тоже не сошлась характером, была другая моя близкая подруга Алиса Францевна Вронская, полька по происхождению. Ее настоящая фамилия была Янушкевич. Она ее поменяла, начитавшись Льва Толстого. В балетной школе Вронская училась у Фокина, а на законе божьем сидела за одной партой с Вацлавом Нижинским. Он был уже выпускником, она — ученицей начальных классов, оба были католиками, и им преподавал ксендз.
Когда Павлова пригласила к себе Алису Вронскую, та танцевала в дуэте с Константином Альперовым, бывшим цирковым артистом. Дуэт был акробатическим и вызывал такие овации, что Павлова не желала после этого выходить на сцену. Номер Вронской пользовался большим успехом, чем "Умирающий лебедь".
Вронская рассказывала мне о зависти Анны Павловой. Как-то та попросила Алису не выходить на аплодисменты. Алиса, не удержавшись, из тщеславия все же вышла на вызовы публики в Дрездене, после чего Павлова попросила ее в гастролях больше не участвовать. Не хотела делить успех. Она же и дягилевскую антрепризу оставила из ревности к успеху Нижинского.
Скромность и чувство юмора
Павловой и ее труппе — почти все кордебалетные артистки антрепризы были англичанки, и всем им Павлова дала русские имена — удавалось сохранять хорошую форму, несмотря на многомесячные переезды. Это заслуга Вани Хлюстина. Был такой московский танцовщик и балетмейстер ХХ века, который работал у Павловой педагогом-репетитором. Для Павловой он был незаменим. Если бы с ней не было Хлюстина, возможно, она бы не танцевала до пятидесяти лет. Он давал классы, проводил репетиции, следил за режимом, за дисциплиной. Балеты и концертные номера для Павловой ставил все тот же Ваня Хлюстин, недооцененный историками балета. Правда, кое-что она ставила себе сама.
Ваня умер во время войны в Ницце. Похоронила его Вронская на свои деньги на русском кладбище, прорвавшись из оккупированного немцами Парижа в "свободную зону",— настолько она любила этого милого человека...
А вот "Умирающий лебедь" не был поставлен Фокиным для Павловой. Его первой исполнительницей была балерина Лидия Кякшт — в Лондоне сохранились программки с премьеры, мне их показывали. "Умирающий лебедь" был частью дивертисментного балета под названием "Карнавал зверей". Костюм к "Лебедю" нарисовал Лев Бакст — с этими крыльями на ушах и на самой пачке. Самый близкий к оригиналу костюм был у Тамары Тумановой.
Кстати, с этой танцовщицей был связан курьезный случай. На концерте в студии Ольги Преображенской, где училась Туманова, мать юной балерины сидела рядом с Павловой и толкала ее в бок, приговаривая: "Тамарка-то лучше всех!" Павлова отвечала сдержанно: "Неплохая девочка". Мамаша взглянула на нее со строгостью: "Да вы в балете хоть что-нибудь понимаете? Вы сами-то танцуете?" Неузнанная Павлова ответила: "Немножко". Это свидетельствует о скромности Павловой. Или о чувстве юмора.
Несостоявшийся кутюрье
Тогда все гастрольные поездки совершались на кораблях. А Павлова действительно объездила весь мир: была в Японии, в Новой Зеландии, исколесила Южную Америку, посетила Гонконг, Бирму, Южную Африку. Павлову в эмиграции называли Терпсихорой пакетботов... В Гонконге до сих пор существует Дом моды Pavlova, где продаются вещи во вкусе великой Анны: модельеры просто копируют ее туалеты со старых фотографий.
Вронская мне рассказывала, что Анна Павлова очень хорошо одевалась и в жизни, и на сцене. Многие сценические костюмы ей сделал знаменитый художник эпохи ар деко Эрте, она очень его ценила. Его приглашал даже Дягилев, но у него не было средств оплатить эскизы Эрте: художник себя высоко ставил. А Павлова была богатой женщиной и такие средства имела. Ее дом в Англии — Иви-хаус — был шикарным поместьем. Она брала очень большие гонорары.
Эрте говорил о Павловой как о женщине большого вкуса. Она знала толк в костюмах, хорошо чувствовала ткань, прекрасно разбиралась в цвете. Люди, знавшие ее, говорили, что она была воспитана в строгих петербургских традициях. Но капризна была до чрезвычайности: когда приходила примерять костюм в какой-нибудь Дом моды, прежде всего говорила: "Костюм замечательный. Только меняем рукава, воротник, пуговицы, цвет ткани, длину юбки, форму карманов". Хозяева модных домов рвали на себе волосы: "Мадам, но что остается от нашей модели?" Павлова отвечала: "Ничего. Я хочу сделать все по-своему". Она, кстати, ввела в моду манильские шали. Имея стройную, красивую фигуру, Павлова укутывалась шалью с ног до головы, чтобы ее подчеркнуть. Она любила выглядеть экстравагантно. Многие модные дома Парижа, например Дом мехов Revillon, приглашали ее для рекламы своих коллекций — настолько популярна была ее фигура.