Сегодня будут подведены итоги месячника явки с повинной солдат, оставивших свои части. Мероприятие проводилось по инициативе Комитета солдатских матерей. Военная прокуратура месяц рассматривала дела сбежавших из частей солдат, не арестовывая их. Из подполья вышло огромное количество дезертиров, включая тех, кто сбежал еще 5-7 лет назад. Некоторые признаны негодными к службе по состоянию здоровья, а остальные надеются, что причину их побега признают уважительной.
Москвич Константин Александров летом 1995 года попал в часть 23 305 в Смоленске. "Деды" решили, что ему недостает рвения, и принялись "учить". Осенью Константин оказался в госпитале. Его не оставили в покое и там. В общем, побег оказался единственным выходом. Соседи по палате одолжили гражданскую одежду, и Костя за трое суток (на электричках, попутках, пешком) добрался до дома. Вчера он пришел в Комитет солдатских матерей (КСМ).
В КСМ и в обычные дни яблоку негде упасть. А последний месяц в две комнатушки КСМ было просто не войти. Там зарегистрировались около 300 солдат, оставивших свои части. Регистрировались, правда, не все. Сначала с каждым беседовал эксперт КСМ: объяснял права и предупреждал о возможной ответственности. Дальше дезертир сам решал, подходить ли ему к соседнему столу, за которым сидел представитель военной прокуратуры, или уйти.
Согласно уголовному законодательству, Константину Александрову грозит лишение свободы до пяти (ст. 337 — самовольное оставление части) или до семи лет (ст. 338 — дезертирство). Но если будет доказан факт неуставных отношений, то он будет оправдан. Помощник московского городского военного прокурора капитан юстиции Михаил Аверочкин, дежуривший в комитете, не слишком расположен к оправданию пришедших с повинной. "Не всегда дезертир соответствует стереотипу забитой овечки,— говорит он.— Среди них есть асоциальные элементы. Трудно поверить человеку, убежавшему за полгода до демобилизации из-за плохих отношений с сослуживцами, когда в части уже не было солдат старше него по призыву". Капитан имел в виду совершенно конкретный случай. Но он упустил из виду, что этого солдата избил не рядовой и даже не сержант, а офицер. Впрочем, с г-ном Аверочкиным нельзя не согласиться в том, что иногда дезертиры становятся преступниками. Но и здесь нельзя не задуматься над вопросом: что заставляет их уходить в подполье или бегать с краденым автоматом и расстреливать людей?
После регистрации все отправляются на специальный сборный пункт, где и находятся, пока идет следствие. Пребывание там засчитывается в срок службы.
Члены КСМ встречают каждого входящего вопросом о состоянии здоровья. Если есть жалобы (после систематических побоев, из-за которых бежит большинство, здоровым остаться трудно), то добиваются врачебного обследования. Это нелегкая задача: по словам матерей, в военной медицине процветает взяточничество, и офицеров в халатах трудно заставить что-либо делать бесплатно. Но некоторых все же комиссуют, и тогда уже ни о каком уголовном деле не может быть речи.
В федеральный розыск объявлены около 200 дезертиров-москвичей, найдены 74. Прокуроры привлекали обещанием не сажать в СИЗО на время следствия. Однако массовый отклик беглецов со всей страны обусловлен, видимо, местом "явки" — КСМ. Сбежавший из армии вряд ли когда-нибудь поверит человеку в погонах, а матерям — может. В КСМ давно приглашали военных юристов, чтобы пришедший к ним дезертир мог сдаться на месте и облегчить свою участь. При этом там заявляют, что каждый, кто к ним обратился, если, конечно, он не запятнал себя другими преступлениями, "рано или поздно, с приключениями или без, оказывается дома".
ДМИТРИЙ Ъ-ЛЮКАЙТИС