В Государственном историческом музее 3 июля открывается выставка "Екатерина II. Путь к трону". Она посвящена 250-летию переворота, сделавшего жену императора Петра III самодержавной правительницей.
"Я изучала наши нравы по романам, а наши взгляды — по работам философов. Я искала даже у самых суровых моралистов, чего они от нас требуют, и, таким образом, достоверно узнала, что можно делать, что следует думать, какой надо казаться... У меня возникла потребность кокетничать, и она примирила меня с любовью, но, по правде сказать, мне хотелось не испытывать чувство любви, а внушать его и изображать. ...Я отлично видела, что для этого нужно сочетать ум писателя с талантом комедианта. Я стала упражняться на обоих поприщах и, пожалуй, не без успеха..." Эти слова написаны через двадцать лет после восшествия Екатерины II на престол, причем во Франции: это маркиза де Мертей, героиня одного из главных романов столетия — "Опасных связей" Шодерло де Лакло, излагает историю своего превращения из неопытной девушки в законодательницу гостиных. Но, в сущности, Екатерина тут могла бы подписаться под каждым словом.
Ее путь к трону — тоже триумф холодной наблюдательности, одинокого расчета, стратегически выверенного кокетства и жадного интереса к общественным наукам, публицистике и политике. К двадцати годам для нее уже не было никаких тайн ни в причудливом устройстве елизаветинского дворцового быта, ни в изнанке, зачастую неблаговидной, нарядной государственной жизни, ни в том, что мы назвали бы сейчас public relations. Монаршей карьеры, настолько удивительной своей планомерностью, XVIII столетие до той поры попросту не знало.
Теперешняя выставка в ГИМе сосредоточится именно на этой карьере, на годах, которые прошли между приездом робкой немецкой принцессы к российскому двору и ее бестрепетным воцарением, в пылу которого так кстати погиб ее законный супруг. И кто бы, спрашивается, мог подумать: в невесты наследнику российского престола Карлу Петеру Ульриху (он же Петр Федорович) специально отобрали девицу поскромнее. Не дитя саксонского курфюрста, он же король Польский Август III (были такие планы), а дочь мелкопоместного герцога из северного лютеранского захолустья — чтобы родство не возбуждало в ней лишних амбиций. Особой прельстительностью вроде не блистала: послы сообщали, что новая великая княгиня российская не то чтобы совершенно красива (длинный подбородок, сухопара, ростом не вышла), но не лишена обворожительности в своем роде. Формировать в будущей императрице один из самых удивительных умов своего века тоже никто не собирался. Русский, церковнославянский, закон Божий. Что еще надо?
Насквозь положительный образ главной героини, штудирующей Тацита, Дидро и Макиавелли посреди нелепостей двора Елизаветы Петровны, нам хорошо известен: это сама Екатерина позаботилась выстроить его в своих воспоминаниях. Их подлинную рукопись (вместе с другими автографами действующих лиц, включая предсмертную переписку свергнутого Петра III с супругой) тоже покажут на выставке. Но помимо документов, и так хорошо известных даже по популярным биографиям государыни, выставка упирает на чисто визуальную сторону первых русских лет будущей Екатерины II, на то, как могла выглядеть ее жизнь — и церемониальная, и кабинетная, и альковная. Лица внезапно обретенной императорской "родни", лица фаворитов, лица иностранных резидентов, интриговавших, выведывавших и соривших деньгами. Парадная "хроника" — гравюры, изображающие празднества в честь бракосочетания наследника и наследницы, а потом нежданного рождения у них великого князя Павла Петровича, будущего Павла I. Бальные платья и официальные мундиры, оружие и медали. Материал заведомо увлекательный, и дело только за кураторско-дизайнерской вменяемостью. Выставки историко-документального плана даже лучшим нашим музеям удаются, к сожалению, не слишком часто. Но и теперешний юбилей — не более чем разминка перед лавиной выставок такого же рода, которыми осенью наверняка будут отмечать 200-летие Отечественной войны с Наполеоном.