Вчера на глубоководном причале, который заново отстроила "Роснефть" в городе Туапсе, президенты "Роснефти" Игорь Сечин и ExxonMobil Рекс Тиллерсон подписали очередное масштабное соглашение, на этот раз о разработке трудноизвлекаемых запасов нефти. Кроме того, Владимир Путин предложил Игорю Сечину подумать об увеличении выплаты дивидендов акционерам "Роснефти" с 11% до 25%. Но главной сенсацией вчерашнего дня стало известие, что накануне прилета в Туапсе президент РФ подписал указ о создании комиссии по развитию топливно-энергетического комплекса, куда на правах ответственного секретаря вошел Игорь Сечин, а на правах рядовых членов — главы крупнейших нефтяных компаний, а также министры правительства. Специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ считает, что таким образом реализована идея создания российского нефтяного клуба, только в гораздо более глобальном масштабе.
На причале, опутанном трубами большего диаметра, чем даже в новом голливудском блокбастере "Прометей", стояла группа людей с крупными чертами лица и нетуапсинским загаром. Это были топ-менеджеры компании ExxonMobil. В какой-то момент от группы отделился один, подошел к другой группе, с туапсинским загаром, и на хорошем русском американском спросил, когда приедет Владимир Путин.
— Минут через 20 уже,— быстро ответили ему.
— О, это значит...— пробормотал американец,— минут через 40... Спасибо!
И он с благодарностью отошел к своим, а я понял, что топ-менеджмент ExxonMobil настолько глубоко проник в особенности российской политики, что его перспективы в России нельзя не признать оптимистичными.
Наконец на причале появился кортеж президента России (надо же, прошло ровно 40 минут). Торжественно, вместе с одним из рабочих и с Игорем Сечиным нажав чудовищных размеров желтую кнопку, вызвавшую гудок, от которого вздрогнул Туапсе (гудок означал, что в танкер, стоявший на причале, пошла нефть), Владимир Путин произнес речь, из которой следовало, что "Роснефть" "вышла на первые позиции не только у нас в стране, но и в мире".
Он посмотрел на господина Тиллерсона и, слегка пожав плечами, продолжил:
— В прошлом году стала, например, первой по добыче нефти, именно нефти, я подчеркиваю... И хоть ненамного, но обыграла ExxonMobil.
Господин Тиллерсон почтительно улыбнулся Владимиру Путину: американская компания сейчас очень интересуется сланцевым газом.
В насквозь прокондиционированной палатке президент "Роснефти" Игорь Сечин рассказал о стратегии нефтяной компании на ближайшие годы. Только начав говорить, он был, впрочем, перебит Владимиром Путиным:
— Вы сказали, что последние выплаты акционерам составили 11,5%. А возможно ли увеличить выплату дивидендов в этом году с 11,5% до, скажем, 25%?
Обычно в таких случаях вопросы и ответы, конечно, согласованы. Но это был, кажется, не тот случай.
— Постараемся выполнить,— категорично ответил Игорь Сечин.— Сделаем все. Спасибо, что вы об этом сказали. Мы поработаем.
Но президенту, видимо, хотелось быть еще лучше услышанным.
— Такое решение,— добавил он,— может ведь способствовать и капитализации компании, и повышению интереса миноритарных акционеров.
У "Роснефти" в акционерах 100 тыс. физических лиц, и судя по страсти, с какой говорил об этом Владимир Путин, могло показаться, что он один из них.
На самом деле, скорее всего, слова, произнесенные именно здесь и сейчас, были рассчитаны на главу ExxonMobil. Он и правда внимательнейшим образом слушал диалог господ Путина и Сечина и в какой-то момент стал улыбаться не с предупредительным восторгом, а как-то рассеяно, словно понял маневр, предназначенный лично для него.
Хотя, конечно, маневр предназначен и для государства, которое владеет более 75% "Роснефти".
А Владимиру Путину необходимо было, видимо, кроме прочего показать, что в России для миноритариев делается не меньше, чем для мажоритариев.
— Необязательно 25%,— вдруг встревожился президент, поняв, наверное, что Игорь Сечин обеспечит именно эту цифру, а назвал ее Владимир Путин и вправду, судя по всему, к примеру.— До 25, чтоб не нанесло ущерба инвестплану...
В глазах Игоря Сечина читалась убежденность: не нанесет.
В докладе президента "Роснефти" слайд менялся за слайдом, потом воображение президента ExxonMobil было поражено прямым включением с "Сахалина-1". Огромный экран показал при этом, правда, вице-президента по переработке Игоря Павлова, который в это время находился в Самаре и не готовился говорить о проблемах "Сахалина-1".
Господин Сечин первым отличил Игоря Павлова от отвечающего за Сахалин Льва Бродского, и собравшиеся с удовольствием обсудили проблемы транспортировки самарской нефти до Туапсе.
— Нужен продуктопровод,— объяснил господин Павлов.— Прошу поддержать и включить...
— Сколько будет его протяженность? — переспросил президент РФ.
— Почти 500 км,— неохотно произнес господин Павлов.
— А сколько будет стоить? — поинтересовался господин Путин теперь уже у господина Сечина, поглядывая на господина Тиллерсона, которому происходящее переводили в лихорадочном темпе.
Но тут переводчику можно было на несколько секунд расслабиться: господин Сечин задумался.
— Ну,— наконец сказал он,— "Транснефть" строит очень эффективно...
— А я спросил, сколько стоит! — засмеялся президент.
— Если в жестком режиме экономии...— опять не спешил господин Сечин,— ну тогда... $2 млрд.
— Лет за пять отобьется?..— уточнил Владимир Путин, снова поглядев на Рекса Тиллерсона.
Он давал понять, как быстро у нас в России отбиваются такие вещи.
И в конце концов было решено, что, конечно, отобьется.
— По "Сахалину-1" докладывает Лев Соломонович Бродский,— в который раз сообщил Игорь Сечин.
И тот в самом деле наконец начал докладывать, несмотря на то что на экране еще несколько минут молчаливо торжествовал господин Павлов из Самары. Но по крайней мере все слышали голос Льва Бродского. Да, это был он.
Господин Тиллерсон снова добродушно улыбался: его, может быть, возникшие иллюзии насчет особой информационной высокотехнологичности россиян, похоже, рассеялись, и казалось, что именно за такие штуки он и любит матушку Россию.
Наконец на связь из Ванкора вышел Гани Гилаев. Владимир Путин, желая, кажется, в очередной раз дать понять американскому коллеге, что он не зря связал свою судьбу с Россией (или просто связался с ней), спросил, каковы приблизительные запасы Ванкорского месторождения.
— На сегодняшний день извлекаемые запасы — 472 млн тонн,— сразу ответил тот, потому что, видимо, уж такие-то цифры знал слишком хорошо.
— Правда,— продолжил он,— сейчас геологические условия ухудшились...
Что-то он, конечно, не то говорил. Видимо, не знал, что тут, на другом конце провода, президент ExxonMobil. Может, думал, что обычное селекторное совещание, хоть и освященное участием президента России.
— Смотрите,— осторожно сказал ему Игорь Сечин,— ведь есть определенная перспектива. Сначала доказанные запасы оценивались в 300 млн тонн... Потом в 500 млн...
— Все-таки,— повторил Гани Гилаев,— геологические условия в последнее время ухудшились...
Владимир Путин переглянулся с Игорем Сечиным.
— Будем продолжать работу! — добавил президент "Роснефти".— При увеличении геологоразведки будет увеличиваться и добыча!
Я заметил, как ерзает на своем стуле во втором ряду за господином Тиллерсоном первый заместитель президента "Роснефти" Эдуард Худайнатов. Ему было просто невыносимо все это слушать, а вступить в разговор он, похоже, не решался.
Через несколько минут "Роснефть" и ExxonMobil подписали соглашения о вхождении американской компании в проект разработки трудноизвлекаемых запасов нефти в Западной Сибири и об участии в создании арктического научного центра. Владимир Путин, Рекс Тиллерсон и Игорь Сечин пересели в другие кресла, предназначенные для дружеской беседы. Тут наконец пришел звездный час господина Худайнатова. Прежде чем Владимир Путин сказал хоть слово главе ExxonMobil, господин Худайнатов громко, очень громко прошептал президенту России:
— Да Гилаев не знает что говорит! Мы там, на Ванкоре, уже сейчас видим миллиард сто тысяч тонн! А он!.. Он просто не в курсе!
Господин Худайнатов с отчаянием смотрел на Игоря Сечина. Тот кивнул и сказал американскому коллеге:
— Мы сильно подозреваем...
— Да-да! — с прежней доброжелательностью откликнулся тот.
— Что данные по Ванкору сейчас были крайне занижены.
Его с облегчением поддержал Владимир Путин:
— Да, уже сейчас подтвержденные запасы оцениваются в миллиард сто тысяч тонн! И это не окончательные данные!
— Да-да! — с тем же добродушием подтвердил господин Тиллерсон.
Я не был уверен, что он вслушивается в то, что ему сейчас говорят: дело было сделано, соглашения подписаны, а растерянность и желание оправдаться в рядах российских коллег он решил великодушно не замечать.
Но это, разумеется, не значит, что его подчиненные теперь сами не начнут проверять историю этого вопроса.
Их разговор продолжался, когда стало известно, что вчера же утром Владимир Путин подписал указ о создании президентской комиссии по развитию топливно-энергетического комплекса. В нее вошли не только главы всех крупных и даже относительно средних нефтяных компаний, но и отраслевые министры, а также их куратор вице-премьер РФ Аркадий Дворкович и все высшие чиновники страны, так или иначе связанные с проблемами ТЭКа.
Ответственным секретарем комиссии, который будет заниматься ее текущей деятельностью, Владимир Путин назначил Игоря Сечина, который таким образом, похоже, не только сохранил и приумножил аналогичные полномочия, которые были у него в правительстве Владимира Путина, но и заодно реализовал идею нефтяного клуба.
Только клуб этот буквально за несколько дней из узконефтяного превратился в широкоформатный топливно-энергетический.
Вот как иногда бывает.