Вчера президент России Владимир Путин дал итоговую пресс-конференцию после G20 в Мексике. Он рассказал, почему ни с кем из лидеров "двадцатки" не пошел бы в разведку, и объяснил, чем саммит "двадцатки" в Петербурге в следующем году будет отличаться от саммита в Лос-Кабосе. С подробностями с океанского побережья — специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ.
Саммит G20 прошел стремительно и в совершенно закрытом для прессы режиме. Журналисты ждали новостей только с пресс-конференций лидеров. Мне, правда, удалось поговорить с одним из членов российской делегации, который близко к сердцу принимал происходящее, но согласился поделиться им только на условиях анонимности.
— И вчера,— сказал он,— и сегодня говорили о чем угодно, только не о реальной повестке дня, ради которой создавалась "двадцатка": рефинансирование глобальной валютной системы.
Особенно участники дискуссии, по словам моего собеседника, переживали насчет формирования принципов "зеленой экономики" (то есть всемирного экологичного подхода к ней).
— А строительство новой финансовой архитектуры?! — в сердцах воскликнул мой собеседник.— Об этом в основном только Путин говорил!
Когда стокгольмский синдром моего собеседника немного угас, он признался, что выступление российского президента в первый день саммита было на самом деле таким же общим, как и все остальные.
— Даже вспомнить особо нечего,— пожаловался он.— Вчера как-то совсем общо было. Выступления как будто одинаковые, на одну тему: как сочетать финансовую стабильность и экономический рост. И никто не указывает пути решения.
— А Путин?! — ошарашено переспросил я.— Разве и он не указал?
— Давал оценку тому, что сделано "двадцаткой",— коротко пояснил мой собеседник.
Действительно, Владимиру Путину это, наверное, сделать было легче, чем любому другому участнику саммита: он на G20 — в первый раз. А со стороны-то виднее.
— А говорят,— сказал я,— британский премьер Дэвид Кэмерон и французский президент Франсуа Олланд поругались накануне: Олланд стал говорить, что надо увеличить налоги с успешных предприятий, а Кэмерон поддержал его инициативу и сказал, что ждет все эти предприятия в Великобритании: там налоги будут разумнее и пойдут на пользу Великобритании и ее школам и больницам. А Олланд решил, что над ним глумятся. И ведь не ошибся.
— Да,— подтвердил собеседник,— было. Это и сегодня продолжилось. На этот раз Кэмерон говорил: "Ожидание, что будут введены дополнительные налоги на финансовые трансакции, расхолаживает нас, мы ничего не делаем, а надо же решать вопросы!" Олланд про этот налог, наоборот, с придыханием говорил...
— А что еще сказал российский президент сегодня? — поинтересовался я.
— Пытался вернуть всех к повестке дня, а не к "зеленой экономике",— раздраженно заметил мой собеседник. Проблема эмиссии резервных валют, ограничение долговых обязательств, выработка правил поведения на рынке...
— И что, с ним согласились? — спросил я.
— А не было дискуссии! — вздохнул он.— В том же духе высказывались китайские лидеры, турецкий, из ЮАР... — те же в принципе идеи, так что можно сказать, что поддержали. Но Путин-то — и о деятельности рейтинговых агентств (которая давно не дает ему покоя.— А. К.), и об ограничении волатильности финансовых рынков, и о допустимых способах защиты национальных рынков...
— То есть о протекционизме, против которого тут яростная борьба? — уточнил я.
— Нет! — отмахнулся он.— Все не так просто... Ну ничего, это все будет повесткой дня "двадцатки" уже в Петербурге...
Мой собеседник переживал за будущее мировой экономики как за свое собственное. Был, видимо, прав.
— Ну а Барак Обама? — напоследок спросил я его и расстроил еще больше.
— Мы ждали, что хоть он будет говорить о прорывах в регулировании валютно-финансовой системы, а не про "зеленую экономику". Ведь выхолащивание тематики G20 в целях консенсуса достигло предела! Так нет: Обама в основном благодарил президента Мексики за его идею именно "зеленой экономики"! А это выступление в пользу бедных!
— Причем, видимо, в буквальном смысле? — уточнил я.
— Вот именно! Ведь бедных — десятки миллионов!.. И всем надо помочь... И об этом Обама и говорил... И говорил...
Впрочем, президент Мексики Фелипе Кальдерон на своей итоговой пресс-конференции рассказывал об обратном. Он говорил, что страны "двадцатки" решили добавить в Международный валютный фонд (МВФ) в общей сложности $450 млрд, прежде всего для помощи странам еврозоны.
— А не 400 млрд, как планировали перед саммитом! — воскликнул господин Кальдерон, и стало понятно, что это по сути его личная заслуга, хотя лишний раз он об этом напоминать и не собирается, - Мексика старалась выслушать чаяния всех, чтобы в итоге избежать одобрения мер протекционизма.
Чем больше говорил мексиканский президент, тем понятнее становилось, что именно Мексике "двадцатка" обязана консолидацией перед лицом глобальных вызовов.
— Так,— пояснил господин Кальдерон,— буквально час назад, на последней сессии, договорились продлить до 2014 года договор "standstill" (об отказе от новых мер протекционизма.— А. К.). И это посылает хороший сигнал рынкам.
Эти слова, на первый взгляд, входили в противоречие с рассказом моего российского эксперта, который говорил, как Владимир Путин убеждал коллег, что есть способы законной защиты национальных рынков, то есть не отрицал протекционизм начисто.
О незаконных способах он рассказывал накануне в своей статье, опубликованной в одной из мексиканских газет. В статье речь шла о том, что меры по защите своих рынков становятся все изощреннее, маскируясь, например, под технологические и экологические ограничения (то есть под "зеленую экономику", видимо). Таким образом, российский президент по сути ставил под сомнение, что есть смысл в продлении соглашения о защите от протекционизма: все равно ведь найдутся способы его обойти.
— Еще одно коренное предложение Мексики — продовольственная безопасность! — констатировал господин Кальдерон.
В этом месте мой собеседник обязательно вздрогнул бы: очередное отступление от тематики, ради которой создавалась "двадцатка", то есть ради новой мировой финансовой архитектуры.
А так "двадцатка" превращается в какую-то "восьмерку", что ли.
— В рамках концепции продовольственной безопасности,— продолжил мексиканский президент,— Мексика в следующем году будет принимать совещание лучших агрономов (так было переведено с испанского.— А. К.) планеты.
— С удовлетворением хочу отметить,— заявил Фелипе Кальдерон, и на лице его в этот момент покоилось подлинное удовлетворение,— хочу отметить, что по инициативе Мексики экологические вопросы стали основными на саммите!
Да, все-таки прав был эксперт российской делегации: Мексика рулит, и куда-то не туда.
После некоторых вопросов чувство удовлетворения, кажется, покинуло господина Кальдерона, и даже его зеленый галстук в белый горошек больше не внушал прежнего оптимизма.
— Почему,— спросила его местная журналистка,— на саммите не было речи, как раньше, о банковском союзе в еврозоне, а говорили в лучшем случае уже только о банковской интеграции?
— Я бы,— с внезапным раздражением заявил мексиканский президент,— порекомендовал вам почитать 11-й пункт нашей совместной декларации (в этот момент никто из журналистов ее еще не видел.— А. К.).
Я потом посмотрел 11-й пункт: "Участники еврозоны из числа "Группы 20" примут все меры, чтобы... разорвать замкнутый круг взаимозависимости между суверенными структурами и банками..."
Кто-то из тех, кто готовил эту резолюцию, по ночам, похоже, пишет стихи.
"Мы приветствуем план Испании по рекапитализации банковской системы страны... и меры еврозоны, направленные на завершение формирования экономического и валютного союза..."
Да, подстраховался господин Кальдерон 11-м пунктом, хоть и изменился вначале в лице.
Вообще, складывалось впечатление, что благополучнее страны, чем Мексика, в мире сейчас, конечно, нет.
— Не было ли,— спросили его,— инцидентов на закрытых сессиях раньше? Ведь всегда какие-то были.
— Нет-нет! — воскликнул мексиканский президент.— Прекрасный саммит! Мы, мексиканцы, должны быть очень удовлетворены своей работой, которую проделали. Лидерам очень понравилось в Мексике!
Он, таким образом, не оставил шансов сказать про это самим лидерам: а вдруг они забыли бы? Так что он и тут подстраховался.
Сразу после господина Кальдерона на сцену вышел господин Путин. Многие журналисты в это время стояли к нему спиной, не ожидая такого стремительного выхода с опозданием на час.
Российский президент подтвердил, что наша страна готова предоставить в распоряжение МВФ до $10 млрд из международных резервов Банка России... Но за увеличением ресурсной базы фонда должна последовать реформа его управления... Следует завершить реформу 2010 года, а затем пересмотреть формулу расчета квот и голосов в МВФ. Это существенно повысит легитимность фонда.
При этом Владимир Путин назвал цифру в $430 млрд, а не в $450 млрд (на увеличение ресурсной базы МВФ), как мексиканский президент. $20 млрд растаяли где-то за полчаса.
Между тем высказывание Владимира Путина было интересным. Несколько лет назад, например, оно смотрелось бы абсурдным и лишенным всякого смысла — Россия сама должна была МВФ гораздо больше, чем сейчас готова была дать.
В общем, планов на "двадцатку" в Петербурге — громадье. Господин Путин пообещал обязательно провести "инвентаризацию всех обязательств, данных "двадцаткой" раньше".
Может, узнав об этом, не все лидеры и в Питер-то поедут, а то как-то не по себе: а вдруг что-то забыли исполнить?
Тут Владимира Путина стали спрашивать на отвлеченные темы: про Сирию (он повторил то же, что и раньше: каждый народ должен сам решать свою судьбу); про то, поедет ли он на летнюю Олимпиаду в Лондон (да, поедет смотреть дзюдо)...
На некоторое время господин Путин вернулся к теме 10 российских миллиардов для МВФ. Он разъяснил, к удовлетворению нации, что эти деньги только "резервируются для МВФ, это по сути выгодное размещение наших золотовалютных запасов... это имеет для нас смысл!"
Он пожурил США и ЕС за "запредельный государственный долг", но великодушно заметил, что есть "тренд на его снижение".
Говоря про это, он, по-моему, с трудом подавил зевок. В Москве было начало пятого утра.
Завершение пресс-конференции стало между тем искрометным благодаря японскому корреспонденту газеты Asahi и российскому корреспонденту телеканала "Звезда".
Первый спросил, есть ли у господина Путина кумиры, и что, кажется, господин Путин в этом смысле говорил про Петра Столыпина.
— Не делайте себе кумиров! — попросил японца российский президент.— И в истории Японии есть выдающиеся люди.
Подозреваю, что все они так или иначе дзюдоисты.
А на профильный вопрос корреспондента телеканала "Звезда", с кем из лидеров G20 Владимир Путин пошел бы в разведку, российский президент отреагировал немедленно:
— Ни с кем.
И только после этого сделал паузу и наконец добавил, что просто в разведке он давно не работает.
— Я с ними пойду на следующее заседание "двадцатки" в Петербурге,— закончил господин Путин.
Но в истории, без сомнения, останется только одна фраза: "Ни с кем".