Битва за степь

Парламентские выборы в Монголии не дали ответа на вопрос, кто будет управлять страной с крупнейшими в мире неосвоенными месторождениями угля и меди. Это означает, что битва за Монголию, в которой участвуют Китай, Россия и США, продолжится. Причем в условиях надвигающегося кризиса лучшие шансы в этой борьбе с призом в $1,3 трлн получает Пекин.

АЛЕКСАНДР ГАБУЕВ

Состоявшиеся 28 июня в Монголии парламентские выборы в России, да и во многих других странах, остались не замеченными большинством населения. На фоне битвы в чемпионате Европы по футболу выборы в стране с самой низкой в мире плотностью населения, где живет всего 2,8 млн человек, не самое значимое событие даже несмотря на то, что граница Монголии с Россией составляет около 3,5 тыс. км и по протяженности уступает лишь границам с Казахстаном и Китаем.

Тем не менее, по признаниям собеседников "Власти" в МИД РФ, российское руководство внимательно следило за голосованием в соседней стране. Одновременно к событиям в Монголии было приковано внимание многих мировых столиц, особенно Пекина и Вашингтона. Ведь на нынешних выборах могла решиться судьба страны, которая в последние годы превратилась в плацдарм масштабного геополитического столкновения (см. статью "Во глубине монгольских руд" во "Власти" N27 за 2008 год). Именно сейчас в Монголии пересеклись интересы Китая, нуждающегося в сырье для роста экономики, США, стремящихся ограничить китайское влияние в Азии, России, пытающейся укрепить свои позиции на Дальнем Востоке, а также крупнейших горнодобывающих корпораций мира.

Уйдя из орбиты влияния СССР после антисоветской революции 1990 года, Монголия долгое время находилась на периферии мировой политики. Зажатая между Россией и Китаем страна, в которой почти половина населения живет в столице Улан-Баторе, а вторая половина — либо в маленьких поселках, либо кочует в степи, внешний мир почти не интересовала. Соседям тоже было не до Монголии. В России в 1990-е шла активная борьба за власть и собственность, а в Китае бурно развивались восточные приморские провинции — граничащий с Монголией северо-запад КНР считался депрессивной окраиной, которой Пекин всерьез не занимался. Из внешних игроков были активно представлены разве что США, которые позиционировали Монголию как "успешную молодую демократию" и поддерживали местную элиту грантами на работу НКО и обучение в американских университетах.

Все начало меняться лишь к началу 2000-х годов. В Китае, пережившем десятилетие бурного роста, закончились структурные реформы правительства Чжу Жунцзи, после чего у Пекина дошли руки до благоустройства собственных глухих провинций, а заодно и развития более тесных отношений с сопредельными странами. В России к власти пришел новый президент — Владимир Путин, который занялся восстановлением утраченного после распада СССР мирового влияния, в том числе с помощью контактов с осколками советской империи. Наконец, в Соединенных Штатах на президентских выборах победил республиканец Джордж Буш, объявивший продвижение демократии во всем мире одним из главных приоритетов Вашингтона. И хотя вскоре, после терактов 11 сентября, США плотно увязли на Ближнем Востоке, отношения с Монголией стали более приоритетными (не последнюю роль в этом сыграла и теория огораживания Китая, которая уже тогда начала набирать популярность в Вашингтоне).

Неудивительно, что до того обходившие Улан-Батор стороной мировые лидеры вдруг зачастили в Монголию. В 1999 году туда впервые приехал председатель КНР Цзян Цзэминь, через год — Владимир Путин, а в 2005 году — Джордж Буш. Причем в начале 2000-х казалось, что гонку за дружбу с Монголией выигрывают США. Так, в 2003 году 180 монгольских солдат отправились в Ирак, а еще через год монгольский контингент был не без поддержки Вашингтона направлен в Косово.

Всплеск интереса к Монголии со стороны крупнейших мировых игроков объясняется не только политикой, но и экономикой: страна обладает колоссальными запасами меди, угля, золота, урана и других полезных ископаемых, причем разработка наиболее крупных месторождений еще не началась. Благодаря запуску первых проектов экономика Монголии выросла за последнее десятилетие в 10 раз: ВВП страны в 2000 году составлял около $1 млрд, а в 2010 году — уже порядка $10 млрд (в прошлом году — почти $13,3 млрд). Значительную роль в этом сыграл не столько рост объемов добычи, сколько бум на сырьевых рынках, разогнавший цены на основные товары монгольского экспорта — уголь и железную руду. По подсчетам аналитиков инвестбанков, минеральные ресурсы Монголии в нынешних ценах могут стоить около $1,3 трлн.

В Монголии немало интересных активов. Так, серебряное месторождение Асгат, расположенное в приграничной зоне Монголии, Алтая и Тувы, имеет оцененные запасы в 3 тыс. тонн серебра, а прогнозные — еще около 5 тыс. тонн. Запасы урана являются одними из крупнейших в мире и составляют около 1,4 млн тонн (ключевые месторождения — Дорнод-Аймак и Гурван-Булаг). В стране есть и углеводороды: суммарные запасы только двух месторождений, Тамсаг и Дорногоби в районе пустыни Гоби, оцениваются в 7 млрд баррелей нефти.

Самыми интересными активами, безусловно, являются месторождения угля и меди. Крупнейшие из них расположены на юге страны. Угольное месторождение Таван-Толгой ("Пять холмов") является крупнейшим из неосвоенных в мире: его запасы составляют около 6 млрд тонн угля, из них 40% — коксующийся уголь. Рядом, всего в 80 км от границы с КНР, расположено одно из крупнейших в мире золотомедных месторождений — Оюу-Толгой ("Бирюзовый холм"). Оцененные запасы — 35,8 млн тонн меди и почти 12,8 тыс. тонн золота (данные 2010 года). Сейчас основным акционером Оюу-Толгоя является австрало-британский металлургический гигант Rio Tinto, который вместе с канадской Ivanhoe Mines (ее контрольный пакет в этом году был приобретен той же Rio Tinto) владеет 66% месторождения, остальное — у правительства Монголии. Rio Tinto вложила в Оюу-Толгой свыше $6 млрд и намерена запустить месторождение в следующем году, а к 2018 году добыча должна выйти на полную мощность — 450 тыс. тонн в год (около 3% нынешнего мирового уровня производства меди в мире). По прогнозам, к 2018 году производство меди на этом месторождении будет давать почти 30% монгольского ВВП.

Активное геологическое изучение многих из этих месторождений велось еще в советские времена, но после распада СССР работы прекратились. В 1990-х годах к исследованию минеральных запасов страны подключились американские, европейские, бразильские и японские компании, но промышленная добыча на самых перспективных участках так и не началась. Цены на сырье не позволяли осуществлять многомиллиардные инвестиции, которые требовались для доразведки месторождений и строительства транспортной инфраструктуры для доставки руды на мировые рынки. Однако в середине 2000-х годов цены на металлы и уголь пошли вверх, а потому в борьбу за монгольские ресурсы вступили крупнейшие мировые компании: Rio Tinto, австрало-британская BHP Billiton, сталелитейный концерн ArcelorMittal, британско-швейцарская Xstrata, бразильская Vale, американская угольная компания Peabody, китайская Shenhua и японская Mitsui.

Россия также не оставалась в стороне от этой гонки. Оюу-Толгоем в середине 2000-х годов активно интересовались "Русал", "Норильский никель", "Полиметалл" и даже ВНИИ "Зарубежгеология". На долю в Таван-Толгое претендовал альянс российских компаний, состоящий из "Северстали", "Реновы" и "Базэла". Свой интерес к активам в Монголии проявляли и "Ростехнологии", консолидировавшие доли РФ в российско-монгольских металлургических СП "Эрдэнэт" и "Монголросцветмет" (49% в которых принадлежит РФ). А после того как "Ростехнологии" стали партнером "Металлоинвеста" Алишера Усманова, который получил осенью 2008 года лицензию на расположенное в Забайкальском крае крупнейшее в России Удоканское медное месторождение, интерес госкомпании к медным активам в Монголии лишь усилился.

Но главным локомотивом в борьбе России за монгольские недра, безусловно, стал президент ОАО РЖД Владимир Якунин.

Владимир Якунин давно интересовался монгольскими месторождениями, но к активным действиям для установления контроля над ними он приступил лишь в 2009 году. Тогда в мае Улан-Батор посетил Владимир Путин, который провел переговоры с премьером Монголии Санжийном Баяром. Выпускник юрфака МГУ, в 2001-2005 годах работавший послом Монголии в РФ, этот политик считался в Москве самым дружественным по отношению к России представителем монгольского руководства. После переговоров стороны официально объявили о создании СП "Развитие инфраструктуры" между РЖД и монгольскими госкомпаниями "Эрдэнэс-МГЛ" и "Монголын томор зам" (владеют лицензиями на основные месторождения Монголии). СП должно было заниматься строительством железных дорог к неосвоенным месторождениям на юге страны, прежде всего к Оюу-Толгою и Таван-Толгою.

Как рассказывал тогда Якунин газете "Коммерсантъ", в ходе переговоров Баяр лично пообещал Путину передать СП "Развитие инфраструктуры" лицензии на Таван-Толгой и Оюу-Толгой. Взамен СП должно было построить железнодорожную ветку к Улан-Баторской железной дороге (УБЖД, на 50% принадлежит РФ), откуда уголь должен был доставляться по Транссибу в российские порты на Дальнем Востоке и далее — в Японию и Южную Корею. Источники "Власти" в правительстве РФ, а также близкие к РЖД никогда не скрывали, что именно загрузка Транссиба является для Якунина главной мотивацией участия в столь сложном проекте.

Помимо строительства железной дороги планировалось участие СП в разработке Таван-Толгоя и Оюу-Толгоя — для этого оно должно было провести конкурсы и выбрать профильных партнеров по освоению месторождений (предполагалось, что в результате "Развитие инфраструктуры" получит 25% плюс 1 акцию, инвестор — 75% минус 1 акцию). Одним из главных условий конкурсов было бы согласие инвесторов возить руду именно через Россию.

В обмен на предоставление "Развитию инфраструктуры" прав на разработку монгольских месторождений Россия обещала внести в это СП $1,5 млрд. Кроме того, как рассказывал тогда Якунин "Коммерсанту", до конца 2009 года планировалось увеличить уставный капитал УБЖД на $250 млн, причем Россия помимо внесения своей половины была готова помочь Монголии профинансировать ее взнос. Таким образом, геополитический проект РЖД в Монголии обошелся бы российскому бюджету как минимум в $1,75 млрд. При этом данная сумма не окончательные затраты. Как говорил глава РЖД, освоение монгольских месторождений потребовало бы не менее $7 млрд (в которые входят и расходы на строительство железной дороги).

Правда, в самой Монголии проект РЖД, который активно лоббировали Владимир Путин и побывавший вслед за ним в Улан-Баторе в августе 2009 года Дмитрий Медведев, был воспринят прохладно. Дело в том, что еще в конце 2008-го Всемирный банк по заказу Улан-Батора провел исследование того, какой из путей транспортировки угля с Таван-Толгоя будет дешевле. Как отмечается в этом докладе, транспортировка на юг, в сторону китайской границы, откроет дорогу на огромный рынок КНР — крупнейшего потребителя угля. Для этого необходимо построить менее 100 км железной дороги. В Китае уже построена железная дорога с запада страны до приморского порта Тяньцзинь. По расчетам Всемирного банка, весь маршрут транспортировки руды в Японию и Южную Корею именно через китайский порт Тяньцзинь окажется в два раза дешевле, чем через Россию. "Монголия в любом случае должна будет строить железную дорогу на Китай. Иначе она проиграет австралийским конкурентам и упустит долю на растущем рынке,— говорит управляющий партнер гонконгской Eurasia Capital Partners Сергей Мэн.— А возить уголь и медь мимо основного рынка — какая-то странная идея".

Эксперты отмечают, что у Китая появилось множество внутренних причин, которые побуждают страну активно интересоваться монгольскими недрами. "В последние годы Пекин активно переносит промышленную базу в центральные и западные районы страны, а заодно пытается закрыть нерентабельные и опасные для горняков угольные шахты — пока, правда, не особо успешно",— указывает Мэн. Кроме того, Китай превосходит Россию в возможности строить железные дороги быстро и дешево. По словам живущего в Улан-Баторе российского монголоведа Юрия Кручкина, в среднем стоимость километра железной дороги у китайцев может составить $3 млн, тогда как у российских подрядчиков — все $13 млн.

Владимир Якунин ищет ответные аргументы. Так, весь прошлый год он заявлял, что в случае, если Монголия выберет вариант транспортировки руды с Таван-Толгоя через Транссиб, Россия сможет снизить ставку на перевозку до такого уровня, что маршрут через Находку сможет конкурировать с маршрутом через Тяньцзинь. Правда, это означает, что РЖД (или в конечном итоге российскому бюджету) придется субсидировать перевозку. А в таком случае экономический смысл мегапроектов по строительству железных дорог в Монголии становится окончательно неясным: РЖД будет возить уголь почти себе в убыток. Российские компании смогут крупно заработать разве что на железнодорожных подрядах.

Второй аргумент Якунина, который он упорно продвигал во время всех визитов в Улан-Батор, заключался в том, что Монголии не следует попадать в чрезмерную зависимость от одного потребителя ресурсов — Китая. Геополитическая аргументация хорошо работает в Монголии, учитывая давние и крайне непростые отношения соседей, согласен Мэн. В Монголии за последние два десятилетия набирает силу синофобия, подпитываемая страхом перед укрепляющимся Китаем и все более агрессивной риторикой китайских националистов. А в 2000-е годы в стране появились и первые ультранационалистические организации, идеология которых во многом базируется на ненависти к китайцам и отстаивании расового и культурного превосходства монголов (особенно часто представители этих организаций апеллируют к временам Чингисхана и его наследников, покоривших Китай). В Улан-Баторе действовали три относительно известные националистические группировки ("Синяя Монголия", "Вся Монголия" и Монгольский национальный союз), молодые активисты которых заимствовали внешнюю атрибутику скинхедов, включая свастику, и устраивали драки с китайцами. Представители "Синей Монголии" зашли дальше всех и хвастались, что бреют головы монголкам, которых уличат в сексуальных связях с китайскими мужчинами.

Впрочем, несмотря на крайне эмоциональное отношение к своему южному соседу, монгольская элита придерживается вполне прагматической позиции: любая мировая компания, которая получит доступ к Таван-Толгою или Оюу-Толгою, все равно будет настаивать на экспорте руды именно в Китай. Поэтому в последние годы все монгольские правительства (сначала Санжийна Баяра, а после его ухода в отставку из-за болезни в октябре 2009 года — его преемника Сухбаатарына Батболда, тоже выпускника МГИМО) активно заигрывали с Москвой, и особенно с Владимиром Якуниным, обещали доступ к месторождениям, но никогда не закрепляли эти обещания в документах. Монгольские чиновники в разговорах с "Властью" всегда утверждали, что никаких конкретных обещаний по поводу передачи лицензий на Таван-Толгой или Оюу-Толгой ни Баяр, ни Батболд России не давали — это российские чиновники интерпретировали слова монгольских коллег так, как им хотелось.

В результате Россия была вынуждена с удивлением наблюдать за тем, как сначала в 2009 году лицензия на Оюу-Толгой, вроде как обещанная РЖД, окончательно ушла к альянсу Ivanhoe Mines и Rio Tinto (выяснилось, что лицензия была у канадцев уже несколько лет, но компания обсуждала с Улан-Батором условия ее окончательного оформления). А затем на Таван-Толгой был объявлен международный конкурс. "Вообще-то иллюзии по поводу Оюу-Толгоя вообще необъяснимы. О том, что лицензия давно находится у Ivanhoe и отнять ее очень непросто, знали все. Можно было просто забить слово "Оюу-Толгой" в Google и за 20 минут все узнать,— рассказывает "Власти" работающий в Монголии инвестиционный банкир.— Ну а про Таван-Толгой нужно было просто посмотреть на карту, прочесть доклад Всемирного банка и сделать выводы. Мы все очень недоумевали, когда узнали, что ваше правительство готово тратить деньги на этот проект". Собеседники "Власти" в правительстве РФ сейчас признают, что марш-бросок на монгольские недра был слабо подготовлен, и жалуются на отсутствие внятной монголоведческой экспертизы. "Например, тут ребята из "Росатома" ездили в Монголию и хотели посмотреть на новый закон об иностранных инвестициях в стратегические отрасли, а перевода не нашлось. В посольстве большинство дипломатов тоже без монгольского языка — мол, все и так по-русски разговаривают. А времена меняются",— рассказывает источник "Власти".

Впрочем, несмотря на то, что российские претензии в Монголии особенно серьезно не воспринимаются, китайцам и международным компаниям контроль над Таван-Толгоем получить пока тоже не удалось. Виной тому острая внутриполитическая борьба в Монголии, в которой вопрос о судьбе крупнейших месторождений и распределения доходов от их освоения является одним из ключевых.

Самая сложная судьба постигла Таван-Толгой. Правительство Монголии несколько раз объявляло на него международные конкурсы, называла шорт-листы претендентов, а потом отменяла тендер — и вся история повторялась. В последний раз это произошло в июле 2010 года, когда Великий хурал утвердил программу, согласно которой месторождение разделялось на два сектора: западный и восточный. Лицензией на разработку восточной части будет владеть компания Erdenes-Tavantolgoi, 50% в которой останется у государства, а еще 50% будет продано. Из них 10% достанутся гражданам Монголии (вероятно, в виде привилегированных акций), 10% продадут на внутренних аукционах, а еще 30% — на бирже. Улан-Батор уже отобрал инвестбанки, которые будут организовывать размещение: Goldman Sachs, Deutsche Bank, BNP Paribas и Macquarie Group. За этот пакет банки рассчитывали выручить от $1,5 млрд до $5 млрд. Площадками для размещения, которое не раз переносилось и теперь намечено на первый квартал 2013 года, будут Гонконг, Лондон и Улан-Батор.

На западный участок месторождения был объявлен тендер. РЖД подала заявку на него в консорциуме с СУЭК, группой южнокорейских компаний во главе с Korean Resources Corporation, а также японскими Itochu, Sumitomo, Marubeni и Sojitz. Кроме того, заявки подали ArcelorMittal, Vale, Xstrata, Peabody, а также консорциум китайской Shenhua и японской Mitsui. Монгольское руководство долго тянуло с объявлением результатов тендера, а в июле 2011 года неожиданно объявило, что победителями стали сразу три участника: консорциум во главе с РЖД, Peabody и Shenhua, причем китайцы должны получить 40% участка, а россияне и американцы — по 30%. Эти результаты никого из участников тендера не устроили, после чего монгольские чиновники начали намекать на возможность проведения еще одного аукциона. "Перехитрили сами себя",— заключали тогда собеседники "Власти" в правительстве РФ.

Однако после этого процесс заглох. Виной тому — начавшаяся предвыборная кампания, отмечает Кручкин. Дело в том, что до января 2012 года Монголией управляла крайне неустойчивая коалиция из двух главных политических сил — Демократической партии Монголии (ДПМ) президента Цахиагийна Элбэгдоржа и Монгольской народной партии (МНП) премьера Батболда. Из-за существующей системы сдержек и противовесов борьба этих двух сил резко тормозит принятие решений по поводу недр. Так, крупнейшие инвестпроекты с участием иностранцев должны утверждать парламент, правительство и совет безопасности во главе с президентом. "Мы очень надеялись на то, что в ходе нынешней кампании в стране появится одна ведущая политическая сила. Не важно, ДПМ или МНП. Главное, чтобы это были люди, которые бы контролировали ситуацию",— рассказывает "Власти" один из западных инвесторов в Монголии.

Однако этого не произошло. В Великом хурале 76 мест: 48 депутатов выбираются в одномандатных округах, а оставшиеся 28 — по пропорциональной системе. По одномандатным округам ДПМ получила 22 места, а МНП — 19. По пропорциональной системе демократы тоже выиграли, набрав 35,3%, а МНП — 31,3%. Еще 22,3% получила коалиция "Справедливость" во главе с Монгольской народно-революционной партией экс-президента Намбарына Энхбаяра. "Для формирования дееспособного правительства нужно как минимум 37 мест. Самостоятельно демократы их не получили, так что будет очередная коалиция. Если удастся договориться, то за июль будет создана коалиция, а к осени новая конструкция окончательно оформится",— прогнозирует Юрий Кручкин.

Таким образом, не исключено, что новое правительство займется внутренней борьбой за власть и будет затягивать однозначные решения по Таван-Толгою и даже Оюу-Толгою (группа депутатов Великого хурала предложила пересмотреть соглашение с Rio Tinto, сочтя долю Монголии — 34% — слишком маленькой). Кроме того, новое правительство должно принять окончательное решение о судьбе принятого недавно жесткого закона о регулировании иностранных инвестиций, который запрещает иностранным компаниям продавать друг другу активы в Монголии без согласия официального Улан-Батора (закон был принят после того, как Ivanhoe Mines объявила о намерении продать горнодобывающую South Gobi китайскому алюминиевому гиганту Chalco).

При этом, отмечают эксперты, возможный паралич власти и затягивание решений в долгосрочном плане будут работать в интересах Китая. "С учетом возможной второй волны кризиса цены на сырье могут упасть, так что властям Монголии для выполнения социальных обязательств перед населением придется искать источники доходов в запуске больших проектов,— полагает Сергей Мэн.— Россия в случае кризиса инвестировать в железнодорожные проекты, очевидно, не сможет, западные компании тоже будут бережнее относиться к деньгам. Китайцам с их необъятными ресурсами это на руку. Так что, если Монголия желает диверсифицировать партнеров, решения надо принимать как можно скорее". При этом всем уже очевидно, что даже в случае передачи лицензии на Таван-Толгой международным компаниям монгольский уголь пойдет на экспорт прежде всего в Китай.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран