биеннале\современное искусство
В бельгийском Генке проходит девятая европейская биеннале современного искусства "Манифеста". Главная ее выставка — "Глубина современности" — размещена на гигантской шахте Waterschei. С подробностями — АННА ТОЛСТОВА.
Куратор нынешней "Манифесты" мексиканец Куатемок Медина, марксист и народник, делал проект "Глубина современности" не для арт-бомонда, определяющего по кочующей авангардной европейской биеннале актуальную художественную моду, а для Генка. Унылого промышленного фламандского города, о чьей богатой шахтерской истории свидетельствуют памятник нашедшему здесь уголь геологу Андре Дюмону в центре да поросшие травой терриконы и проржавевшие копры на окраинах. На шахте Waterschei, некогда кормившей все местное население, имеется самодеятельный музей горного дела: скромная производственно-краеведческая экспозиция, сделанная без особой фантазии и вдохновения. Куатемок Медина превратил его в музей художественный, который говорит об угольной промышленности как двигателе индустриализации, оставившей неизгладимый след в природном и культурном ландшафте мира.
Первый этаж Waterschei, где помещается шахтерский музейчик, наполнен историческими материалами, которые в контексте выставки приобретают эстетическое измерение. Напольная инсталляция из молитвенных ковриков турецких угольщиков, лабиринт из вышитых шахтерскими женами полотенец с пословицами, читальня с полицейскими протоколами, касающимися забастовок,— все это подчас выглядит авангардным искусством в той же степени, что и само творчество шахтеров. Будь то живопись горняков Ashington Group, возникшей в 1934-м на рудниках Ашингтона по инициативе художника Роберта Лайона. Или скульптурные портреты угольщика Мануэля Дюрана, приехавшего в Бельгию на заработки из Испании и на досуге ваявшего из картофелин и лепившего из крахмала экспрессионистские головы коллег — кажется, будто вангоговские "Едоки картофеля" стали одним целым со своей пищей. А над этим историческим углепромышленным базисом расположились два этажа надстройки в виде художественных экспозиций.
Второй этаж отведен главным образом истории искусства. Тут есть и тематические работы живых классиков вроде угольной дорожки лэнд-артиста Ричарда Лонга или монумента-колумбария рабочим копей Гранд-Орну концептуалиста Кристиана Болтански, и реконструкция издевательского "угольного плафона" Марселя Дюшана для легендарной Международной выставки сюрреалистов 1938 года. Отец современного искусства подвесил тогда к потолку парижской Galerie Beaux-Arts якобы набитые углем мешки, которые пугали почтенную публику, заставляя нагибаться, угрожая упасть на голову и обсыпая вечерние туалеты угольной пылью. Дюшанова пещера открывает выставку "Век угля", сделанную сокуратором Медины, англичанкой Даун Эйдс. На "Веке угля", охватывающем период с конца XVIII до первой трети XX века, можно найти не только изображения шахтеров специализировавшихся на теме труда бельгийцев Константина Менье и Франса Мазереля или снимки шахт создателей дюссельдорфской школы фотографии супругов Бехер, но и библейские иллюстрации романтика Джона Мартина, у которого образ ада ассоциировался с рудниками, и "карбонизированные" пейзажи сюрреалиста Макса Эрнста. Заканчивается "Век угля" разделом про стахановское движение: журналы "СССР на стройке", александровский "Светлый путь" и плакаты с товарищем Сталиным, напутствующим ударников.
К этому финальному маршу энтузиастов вроде бы напрашивается критический комментарий какого-нибудь современного русского художника, но его нет — на этой европейской биеннале вообще нет никакого русского искусства, кроме сталинского, и это, похоже, диагноз. Не столько современному искусству России, на словах страдающему детской болезнью левизны, но дальше пустой риторики не идущему, сколько стране, не преодолевшей сталинизм.
Зато об оборотной стороне стахановского энтузиазма с плакатным красноречием говорит словенская группа Irwin в своей старой работе "Красные районы" (1987): типичный соцреалистический индустриальный пейзаж в золоченой раме с угольными "кабошонами" по краям написан кровью (свиной), водружен на постамент из шахтерских надгробий и упрятан за решетку. Об оборотной стороне индустриализации говорит и парижский дуэт Claire Fontaine: весь третий этаж освещает их неоновая надпись "Дворец культуры "Энергетик"", скопированная с ДК в Припяти. Куатемок Медина вообще предпочитает художников, склонных к глобальным обобщениям. Китаец Ни Хайфэн в колоссальной инсталляции "Парапродукция" показывает, как старые производственные отношения адаптируются к условиям глобализации: на высоту двухэтажного атриума вздымается тряпичное цунами из сотен тысяч лоскутов made in China. Англичанин Бен Кайн в инсталляции "Работа в темноте" — стильной и бессмысленной пространственной структуре, заполненной работающими вхолостую механизмами и бессвязными изречениями,— иронически представляет современную систему интеллектуального труда и потребления. А мексиканец Карлос Аморалес соорудил огромную "Рисующую углем машину", которая ежеминутно выплевывает испещренные абстрактными узорами свитки, с успехом заменяя полк художников и служа неплохим критическим комментарием к индустрии современного искусства, чьим двигателем не в последнюю очередь являются всевозможные биеннале.