Золото венской пробы

14 июля Густаву Климту (1862-1918) исполняется 150 лет. Юбилей Вена начала праздновать еще прошлой осенью, буквально в каждом музее, от Kunsthistorisches до Этнографического, прошло по выставке. Сейчас венские выставки потихоньку перемещаются в США, как, впрочем, и золотой австрийский запаса Климта. Он в последние годы — едва ли не самый частый герой реституционных скандалов: за наследниками жертв холокоста в Америку потянулось и само наследство, с переменным успехом отсуживаемое ими у музеев Австрии. Австрийская галерея во дворце Бельведер чаще всего теряет Климтов, а последняя утрата произвела сильнейшее впечатление на весь музейный мир: в 2006-м одна американка австрийского происхождения отсудила у Бельведера целых пять картин, в том числе портреты собственной тетушки, Адели Блох-Бауэр. Тогда Вена и лишилась "Золотой Адели", одного из символов венского сецессиона. А "Золотая Адель" — утопающая в золоте надменная красавица, дочь гендиректора Венского банковского союза и супруга богатейшего фабриканта, "сахарного короля" Австрии,— не замедлила подтвердить свой "золотой" статус, будучи проданной владельцу нью-йоркской Neue Galerie Рональду Лаудеру за $135 млн, что на тот момент было ценовым рекордом для живописи. И все же Бельведер, изрядно потрепанный судами, но еще не до конца разоренный, остается самой большой коллекцией живописи Густава Климта. Убедиться в этом можно на огромной выставке, которая откроется накануне дня рождения юбиляра. И это будет финальный аккорд климтовского года, если, конечно, не считать венской премьеры мюзикла про художника в Kuenstlerhaus'е, назначенной на 2 сентября.

Просто нынче не пишут оперетт. Хотя биографический мюзикл Геральда Гратцера и Сисси Грубер, как и биографический фильм Рауля Руиса, при всех его артхаусных потугах, больше походят на пошловатую мыльную оперу. Творец между Эросом и Танатосом, между славой и непризнанностью. Запутавшийся в любовницах, в кои записывают и госпожу Блох-Бауэр, к чему, правда, писанная с нее "Юдифь" дает некоторые основания, даром что любая модель Климта выглядит так эротично, что подозрения рождаются сами собой. И любящий — будто бы платонически — лишь одну, черты которой узнают в "Поцелуе". Вечно кого-то хоронящий — отца, брата, сына, мать, возлюбленных. Осыпанный золотыми медалями Всемирных выставок и насмешками критики, награжденный императорским орденом и обвиняющийся в порнографии. Но оперетта — этот истинно венский жанр — куда больше подошла бы Густаву Климту, ведь он и есть — сама Вена.

Вена "Кавалера розы" и "Человека без свойств", Вена "Traumdeutung" и "Traumnovelle", Вена "Широко закрытых глаз", потому что сквозь нью-йоркскую пелену в этом кубриковском городе, изнывающем в любовной истоме, все равно проглядывает Вена. Вена золотого "кочана капусты", торжественно нахлобученного на египетские пилоны сецессиона, и распутных шрифтов Ver Sacrum. Вена орнаментов "Бетховенского фриза", не стесняющихся обнажать плоскость стены, сколько ни затягивай ее узорами змеиных кож и павлиньих перьев. К этому "орнаменту как преступлению" Климт, сын ювелира, выучившийся в ремесленном училище на мастера монументально-декоративной живописи, шел от тяжеловесного академического иллюзионизма росписей Burgtheater и Kunsthistorisches сквозь текучесть линий египетского рельефа и золото равеннских мозаик.

Группы климтовских орнаментов на плоскости холста, складывающиеся в поля маков, буковые рощи, яблони в цвету или густую рябь на глади Аттерзее, в смертельные объятия подруг, водяных змей, адамов и ев, в извивающихся в экстазе саломей и данай, сегодня легче всего объявить искусством тугого кошелька и дурного вкуса. Искусством китча, благо они так хорошо ложатся на плоскость магнита для холодильника и прочих музейных сувениров. Но когда тугие кошельки неарийского происхождения покупали у Климта его шпалерно цветущие альпийские луга и заказывали ему портреты жен в образе измученных половым вопросом Саломей и Юдифей, все это еще не успело стать китчем, зато было очень звонкой пощечиной хорошему аристократическому австро-венгерскому вкусу. Интеллектуальной модой прогрессивного меньшинства, отправляющегося рассказывать свои эротические сны на кушетку к некоему доктору-оригиналу или слушать очередную авангардную премьеру в оперу, директор которой, перейдя в католичество, так и остался красной тряпкой для блюстителей национальной чистоты и эстетической благопристойности.

Вена, Бельведер, с 13 июля по 6 января