"Уполномоченный будет не только защищать, но и нападать"

Омбудсмен по защите прав предпринимателей БОРИС ТИТОВ объяснил корреспонденту "Ъ" МАРИИ-ЛУИЗЕ ТИРМАСТЭ, как будет функционировать новый институт, какие задачи перед ним поставил президент, оценил, каковы перспективы правых либералов и почему государству придется идти вправо.

— Почему Владимир Путин именно сейчас решил ввести институт уполномоченного?

— Потому что проблема становится критической. Нам, предпринимательским организациям, удалось донести это до него. Президент инициировал работу по реализации программы "100 шагов вперед в деловом климате", принимаются "дорожные карты" по каждому направлению. Но улучшить деловой климат невозможно без решения главной проблемы — коррупционного давления на бизнес. Сегодня отбор собственности через использование уголовного законодательства, угроза тюремного заключения — норма, и делают это в основном представители силовых структур.

— Но ведь это было и пять, и семь лет назад.

— Проблема существовала, но она была немного другая, например, рейдерство прошло качественную эволюцию. Если раньше рейдеры были "частниками", предприниматели использовали силовиков для наезда на других предпринимателей, то сегодня сотрудники силовых структур, оборотни в погонах, сами стали предпринимателями. Чиновники силовых структур часто сегодня уже владеют бизнесом и даже не скрывают этого, отбирая собственность у предпринимателей. Это качественные изменения, эволюция нашей экономической системы. Сырьевая модель приводит к тому, что чиновников становится все больше и больше. Каждый хочет капитализировать свое место. Проблема созрела для того, чтобы решать ее какими-то другими методами, и бизнес-сообщество предложило ввести институт уполномоченного.

— А предыдущему президенту Дмитрию Медведеву, который много говорил о развитии бизнеса, не предлагали?

— Нет. Идея созрела только где-то в конце 2011 года, когда мы поняли, что без этого не обойтись.

— То есть вы с этой идеей обратились к президенту Путину и он с ней согласился?

— Да, именно так, предложили и уговаривали Владимира Владимировича, чтобы он принял решение.

— Его уговаривать пришлось?

— Что вы сразу за слова цепляетесь? Мы сделали предложение, он его принял, потому что ситуация созрела.

""Оборотни" у нас креативные"

— Как будет функционировать институт уполномоченного, какой будет его структура?

— Мое назначение произошло 22 июня. Пока штат обсуждается. Наши предложения заключаются в том, что это должен быть открытый институт, при котором у предпринимателей будет возможность не только подать обращение или получить юридическую консультацию через интернет, но и лично прийти с обращением. То есть должна быть приемная и штат юристов, которые бы обеспечивали функцию омбудсмена.

Что касается направлений работы, главных несколько. Это прежде всего работа с обращениями, по конкретным случаям, как говорят англичане, кейсам. К нам идет большое количество обращений бизнесменов, чьи права, как они считают, уже нарушены, которые сидят в тюрьме или СИЗО или под подпиской о невыезде. Бывают просто вопиющие случаи... Отбор собственности через уголовку стал уже нормальным. Так вот для этого существует центр общественных процедур "Бизнес против коррупции", который дает юридическое заключение по этим случаям. И если мы видим, что действительно права нарушены, тогда омбудсмен будет брать эти общественные решения и действовать: освобождать предпринимателя, закрывать уголовные дела с помощью взаимодействия с руководством прокуратуры и других силовых структур. Вторая часть — законодательная работа: мы должны сделать так, чтобы законодательство действительно защищало права предпринимателя. Первые два пакета по гуманизации уголовного законодательства, которые подписал президент Медведев, дали позитивные изменения. Например, предпринимателей меньше стали сажать на стадии следствия, но "оборотни" у нас креативные, находят обходные маневры. Основной обходной маневр — это статья 159 "Мошенничество". Сейчас опять сажают, но притягивая к каждому случаю мошенничество.

— Сколько человек вам необходимо?

— Пока определяем стратегию и тактику омбудсмена, исходя из этого будет формироваться предложение по штатному расписанию. Мы в более благоприятной ситуации, потому что опираемся на общественные институты, которые уже созданы. Они действуют самостоятельно, но при этом и работают как очень важное дополнение в работе омбудсмена. Антикоррупционный центр "Деловой России", объединенная комиссия по этике РСПП, третейский суд при ТПП — это все институты, которые являются помощниками омбудсмена, и на них во многом можно опираться. И за счет этого можно экономить государственные деньги на обеспечение работы омбудсмена.

— А кому вы будете подчиняться?

— Хотя я чиновник и моя должность внесена в реестр госдолжностей, все равно я на стороне бизнеса, и судить о моей работе будет именно он. Формально подчинение у меня только президенту и докладывать я должен только ему. Хотя, конечно, я буду взаимодействовать с администрацией президента. Экспертное управление будет осуществлять общее кураторство. Мы будем оперативно опираться на его деятельность и помощника президента Эльвиру Набиуллину. Мы должны будем работать и с прокуратурой, где введен свой "омбудсмен" для бизнеса — замгенпрокурора. Обсуждаем создание с ними структуры, что-то типа оперативного штаба, в который входили бы представители и других ведомств, чтобы он реагировал на конкретные обращения. И прокуратура по своей линии сразу принимала бы меры: приостанавливала бы неправомерные решения чиновников.

— Конкретные задачи перед вами президент ставил?

— Мы сами всегда говорим о том, что в экономике важны KPI (целевые показатели), но в этом деле как раз KPI очень сложно поставить. Оценкой моей деятельности будет общественное мнение, мнение предпринимателей прежде всего, действительно ли я смог чем-то помочь улучшить деловой климат или просидел штаны и ничего не сделал.

— Есть дела, которыми вы принципиально не будете заниматься?

— По опыту работы центра — мы больше отказываем, чем принимаем к рассмотрению обращений. Обращаются очень часто вообще по конфликтам, с бизнесом не связанным или связанным, но где просто что-то друг с другом не поделили, чаще всего по недвижимости, и где нет признаков ни коррупции, ни рейдерства. Уполномоченный будет не только защищать. Он будет и нападать на чиновников, которые мешают бизнесу делать свое дело. Сейчас мы вытаскиваем предпринимателей из тюрем и уже счастливы, что наконец-то они обрели свободу, но мы должны доводить дело до конца: добиваться того, чтобы "оборотни" за такие дела несли персональную ответственность. Есть такая статья 169 УК РФ, "Воспрепятствование законной предпринимательской деятельности". Там не очень большие сроки, до трех лет, в основном штрафы, но это уголовное преступление, и, если чиновник осужден по этой статье, он больше не сможет работать на государство.

— Были прецеденты наказания по этой статье?

— Ни разу.

— А как вы нападать будете?

— Уголовные дела заводить по этой статье. Будем обращаться в прокуратуру, СКП, у меня будет право обращаться в суды. Я могу подать в суд на чиновника по статье 169. Предприниматели часто боятся это делать от своего имени. Они уже счастливы, если прекратилось преследование, и не хотят дальнейшей эскалации конфликта. Но сама среда требует, чтобы все понимали, что незаконный наезд на бизнес — это преступление и наказание за преступление придет обязательно.

— Насколько я знаю, на вас самого когда-то наехали...

— Было дело, я действительно попал в число "каждого шестого" предпринимателя, кому пришлось столкнуться с рейдерством. Это было еще в начале 2000-х. Я был совладельцем корпорации "Азот", у нашего партнера "Межрегионгаза" сменился менеджер. Появился некто Гарновский. Так вот он решил в свою личную пользу забрать наш пакет и устроил нам веселую жизнь с использованием админресурса и силовых структур. Пришлось в прокуратуру походить, как на работу, и в суды, и даже за границей отсидеться месяц. Но все закончилось тем, что через год он был снят с работы. Правда, задним числом перевел акции, принадлежащие "Межрегионгазу", на себя, за что, насколько я знаю, разыскивается и скрывается за границей до сих пор.

— Иностранными компаниями вы будете заниматься?

— Никакой градации не будет. Президент сказал на Петербургском форуме, что нужно заниматься и российскими, и иностранными инвесторами. Более того, мы еще хотим заниматься российскими за рубежом. Уже есть одно обращение. В некоторых странах отношение к российским инвесторам не всегда правильное, и там надо защищать их права тоже.

"Кудрин сделал ставку на остатки СПС"

— Почему вы решили отказаться от политической деятельности? Получается, что с помощью партийных инструментов вам не удалось добиться ваших целей?

— Я не очень профессиональный политик. Больше по необходимости. Я предприниматель, а для бизнеса нужны условия развития. Во всем мире бизнес использует и политические инструменты. Так случилось, что в России правая идея в 1990-х годах была дискредитирована младодемократами, правых партий не стало и мы остались без политических инструментов. Обычно бизнес сам в политику не идет, этим занимаются профессионалы, но за неимением оных пришлось влезть в эту тему самим. Поучаствовали в создании "Правого дела" — неудачно: наша праволиберальная программа была заблокирована крылом бывшего СПС, которые на самом деле никакие не правые, а абсолютно левые либералы, и для них намного важнее митинговость, лозунговость и эпатаж, чем здравый смысл.

Второй вход — с Прохоровым, но он начал создавать партию не правую, не левую, а для всех. Только что встречались — конечно, "будем посмотреть", но, кажется, опять "не очень"... Так что для себя я решил, что на сегодняшний день нам важнее возможности, которые дает инструмент омбудсмена. Политикой пока я, наверное, заниматься не буду. Но бизнес в целом сформирует заказ на праволиберальную партию, и она в ближайшее время будет создана. Но это будет не леволиберальная партия ностальгии по фальшивым 1990-м. Кстати, я поздравляю Кудрина с тем, что в своем политическом проекте он сделал ставку на остатки СПС (Гозман и компания): можно быть уверенным, что ничего хорошего из этого не получится.

— Сейчас доминирует левый тренд в политике, это как-то можно переломить? Если даже Михаил Прохоров предлагает правые идеи продвигать в левой одежке.

— Это потому, что у нас большая часть электората — левая. Наследство 1990-х и сырьевая модель экономики, которая реализуется сегодня, привели к тому, что у нас все меньше и меньше частников и все больше и больше государства. Многие люди не видят будущего в собственном деле, а видят его в том, что у них должна быть постоянная, растущая зарплата от государства, поэтому и растет левый электорат. Именно по этой причине так модно среди правых заворачивать все в левую одежку. И "Яблоко", которое, по сути, далеко не левое, и СПС в свое время, и Прохоров — все пытаются искать свой электорат на левом фланге. Мы с этим не согласны. Со временем, когда будут реализовываться экономические реформы, будет расти средний класс, который будет все больше и больше голосовать за праволиберальную идею. Само присутствие праволиберальной партии в парламенте сдвигало бы вектор политики, в том числе правящей партии, вправо. Закрывать "Правый поворот" мы не собираемся: это экспертный центр, не партия, его задача на сегодняшний день — максимально профессионально и объективно, абстрагируясь от популизма, сформулировать праволиберальную позицию о том, что есть сегодня и как должно быть у нас в стране в будущем. Ну а затем насчет партии посмотрим.

— Вы допускаете свое возвращение в политику?

— Если через два-три года я реализую те задачи, которые стоят передо мной на новом посту, и уйду с государственной службы, то я не исключаю, что когда-нибудь вернусь в политику.

— "Единую Россию" многие по ее решениям считают правой партией...

— Я не очень согласен. Таковой она считается, поскольку экономическую политику формулировал либерал Кудрин, но могу вам доказать, что она не является праволиберальной.

— Он не был в партии власти.

— Два президентских срока Путина и один премьерский — 12 лет он был главным идеологом и менеджером экономики страны, насколько я понимаю, и сегодня достаточно активно участвует в процессе. Либералом его назвать никак нельзя. Его политика состоит в жесткой финансовой и монетарной стратегии и таргетировании макроэкономической стабильности. На определенном этапе расчистки завалов 1990-х это было очень эффективно и выгодно для страны. Но он добился успеха уже в 2005-2006 годах. Антикризисная программа была завершена. Каждый предприниматель знает, что за любой антикризисной программой должна следовать другая — программа развития. К сожалению, он этого не понял, не отпустил вожжи, не дал свободу развития бизнесу, который уже сегодня создал бы новую, современную, диверсифицированную экономику. Только либеральная, частная, конкурентная экономика, которую Кудрин практически задушил, а не сырьевая модель, к которой все окончательно пришло, может сделать из России богатую, устойчивую, современную страну.

— Над Кудриным еще президент и премьер были.

— Да, он приходил к нам в "Деловую Россию" и говорил: "А что я могу, я всего лишь министр". Мог. Президент, премьер — это всегда политики. А экономист — Кудрин, на нем лежала задача формулирования экономической стратегии.

— Видите позитивные изменения с его уходом?

— Модель все равно остается старой. Идеи, которые были заложены Кудриным, командой, которая работала вместе с ним, пока являются доминирующими в экономической политике. Мы по-прежнему видим главной задачей жесткую финансовую, бюджетную политику. Тогда как в мире происходят другие процессы. Бюджетной дисциплине как главной задаче, которая доминирует сегодня в Европе, меркелевской доктрине, политике Европейского ЦБ, которая во многом похожа на кудринскую, противостоит другая. Например, политика США, которая считает, что во время кризиса прежде всего надо поддерживать бизнес, снижать налоги, стимулировать спрос, выкупая, например, залоговые расписки. Кудрин предложил совершенно другой вариант — жесткую экономию и спасение крупных компаний и банков. Да, нам повезло, что у нас были резервы: социальная сфера практически не пострадала. Но мы подрезали себе будущее: на кризисе мы потеряли большое количество производственных предприятий, им никто не помогал.

— Вы сказали, что команда, по сути, осталась прежней. То есть вас новый состав правительства не удовлетворяет?

— Я хочу сказать, что доктрина пока остается прежней. В новом правительстве очень много людей, которые больше склонны к нашим идеям. Своими единомышленниками мы считаем и Аркадия Дворковича, и Андрея Белоусова, и, конечно, Эльвиру Набиуллину.

— Она не в правительстве.

— В администрации президента.

— Как вы оцениваете ситуацию фактически с двумя правительствами — официальным и теневым? Речь о бывших членах правительства, которые сейчас работают помощниками президента и главами управлений президента.

— В экономической сфере у нас всегда так было. Дворкович был помощником президента при Медведеве. Было экспертное управление АП, которое всегда занималось экономикой. Так же как существовало министерство во главе с Набиуллиной. То есть по большому счету ничего в структуре управления экономическим развитием не произошло.

"Я должен быть равноудален"

— Одна из ваших последних инициатив — экономическая амнистия. Это достижимая цель? Президенту вы ее сообщили?

— Это была инициатива "Деловой России" и "Правого поворота". Как уполномоченному, мне надо более детально посмотреть на эту ситуацию вместе с другими общественными организациями. Не все ее поддерживают, потому что выход на свободу тех, кто незаконно содержится, чьи права нарушены, будет происходить одновременно с освобождением тех, кто воровал из бюджета, тех, кто занимался мошенничеством. Должно быть единое мнение предпринимательского сообщества.

— Вы уже изучили дело Михаила Ходорковского?

— Нет.

— А будете им заниматься?

— Если Ходорковский обратится к нам в центр общественных процедур, будем.

— А без его обращения?

— Нет, к сожалению.

— Президентский совет по правам человека дал свое заключение...

— При всем моем уважении к нему мы рассматриваем дела не с политической, а с экономической точки зрения. У нас есть процедура, мы должны пройти через юридический и общественный аудит.

— Они привлекали юристов и адвокатов.

— Я не участвовал в этой процедуре, не могу точно сказать. Главное — это общественный совет, который смотрит на дело с предпринимательской стороны. Обращение предпринимателя — формальный момент, мы должны иметь материалы дела, мы должны знать, с кем общаться, адвокатами, представителями и т. д.

— А у вас свое личное мнение есть по его делу?

— Теперь я официальное лицо — омбудсмен. Только после общественного заключения смогу его высказать.

— Между четверкой деловых организаций — РСПП, "Деловой Россией", "Опорой России" и ТПП всегда существовала конкуренция. Есть ли она сейчас?

— Хотя каждая организация защищает свой слой бизнеса, конкуренция все равно есть. Она связана с тем, что мы, как любая общественная организация, работаем не за государственный счет — живем за счет взносов наших членов. И поэтому борьба за эти взносы, за членов, эта конкурентная борьба существует. В этом ничего плохого нет. Мы должны доказывать, что мы самые эффективные, мы самые умные, самые активные.

— Что вы подразумеваете под эффективностью? Лоббирование интересов?

— Да. Мы работаем каждый на своем поле. Иногда наши взгляды не совпадают. Например, с РСПП по налогообложению нефтяного сектора у нас разногласия. Мы считаем, что надо увеличивать налогообложение сырьевого, прежде всего газового, сектора. По сравнению с другими странами он у нас в вольготных условиях. А они говорят, что они самые бедные и самые несчастные. При этом "Газпром" фиксирует рекордную прибыль: она превысила 1,5 трлн руб. "Деловой России" сейчас важнее всего снижение налогов, прежде всего бывшего ЕСН, а для них это не самая главная проблема. У больших компаний в сырьевом секторе такие прибыли, что они могут и налоги платить, и зарплаты огромные сотрудникам, которые мы не можем платить. С больших зарплат у нас ЕСН не 30%, а 10%, а до начала этого года вообще ничего не платили. Ситуация, в которой они могут платить огромные зарплаты, а при этом платят относительно меньше налогов, говорит о том, что система поддерживает крупные компании. Кстати, и "Опоре России" не нужно снижение налогов, потому что они представляют интересы малого бизнеса, у них своя система налогообложения, очень льготная.

— Конкуренция предпринимательских организаций не будет мешать вашей работе на посту омбудсмена?

— Я должен быть равноудален, или, лучше сказать, равноприближен ко всем организациям.

— Что вы собираетесь делать с негативным имиджем бизнесменов? Большинство россиян считают, что бизнесменам в первую очередь присущи жажда наживы, склонность к жульничествам, махинациям.

— Сегодня есть большое количество компаний, которые занимаются благотворительностью. Пока рынок благотворительности в России не так огромен, как в США, где он сравним с бюджетом страны. Мы в "Деловой России" пытались находить этих людей, что было очень сложно, потому что они не очень хотят рекламировать свои благие дела. Тем не менее мы награждали их премией "Благое дело". Но главное — надо поменять общественное мнение, что прибыль, нажива — это плохо, доминирующее в сознании нашего левого общества. Когда больше 60% населения получает зарплату из бюджета, бизнес не может у него вызывать какие-то позитивные эмоции. Тем не менее я могу сказать, что большое количество людей — 25-30% — готовы заниматься бизнесом. Этот отряд может стать главным локомотивом движения страны вправо. Вот они и должны возглавить поход за новый имидж российского бизнеса.

— Вы были успешным бизнесменом, но новая должность подразумевает, что вы не можете больше заниматься бизнесом.

— Из всех своих химических и прочих невкусных в прямом смысле слова активов я постепенно вышел и на сегодняшний день остался только с вкусными — вином и курицей. Если "Деловую Россию" я покидаю хоть и с грустью, но все-таки с чувством выполненного долга, то в бизнесе меня поймали на взлете. Мы только на первой трети реализации проекта, какого у меня еще не было, абсолютно нового и захватывающего.

Интервью взяла Мария-Луиза Тирмастэ