Гламур — самое модное российское помешательство 2000-х — утратил силу. Сдулся вместе со словом "правильно". Носить правильную одежду, ходить в правильный клуб — недостаточно. Правила изменились
В бесконечно далеком 2006 году (когда Россия была совершенно другой страной, чем сейчас, хотя и все той же самой, что и при Иване III) на закате октябрьского дня в большой компании экономистов, политологов, продюсеров и журналистов я плыл на кораблике по реке Хуанпу.
Слева и справа лежал Шанхай. С одной стороны — Французский квартал с его платанами и зданиями art nouveau. С другой — подпирающие небо небоскребы Пудонга. Столы на корабле ломились от жареного бамбука, черных древесных грибов, свинины в кисло-сладком соусе и прочих радостей сычуаньской кухни. Официанты подливали вино. Словом, все было прекрасно, кроме одного: я в разгар этого веселья должен был делать доклад. Потому что увеселительное плавание было одним из мероприятий международной конференции РБК.
Обреченно я шагнул в кают-компанию. И обомлел: зал был набит битком. Даже на выступлении Алексея Кудрина парой дней раньше плотность на квадратный метр была меньше. А когда я закончил доклад, то снова не поверил глазам. Выступить в прениях записались и первый зампред ЦБ Татьяна Парамонова, и политолог Игорь Бунин, и певица Анита Цой, и продюсер Александр Шульгин, и депутат Госдумы Григорий Томчин...
И дело было вовсе не во мне как в блистательном ораторе (хотя и не без того). Просто темой была "Российские глянец и гламур". Это действительно интересовало всех (включая меня самого: я, например, невероятно гордился, что снялся в качестве модели для fashion-сессии журнала FHM: ах, рубашечка Billionaire Couture! Джинсы Patrizia Pepe!..).
Во время той шанхайской дискуссии было высказано немало любопытных соображений, почему гламур так пламенеет в России. Я придерживался теории гиперкомпенсации: гламур как показное и шикарное потребление — это пир взрослых после голодного детства, где не было в достатке ни машинок, ни кукольных дворцов, ни кукол-принцесс. Но были сформулированы еще и теории гламура как системы распознавания свой — чужой; гламура как освящения капитала; гламура как сакрализации сверхпотребления; гламура как анонимной диктатуры (последняя подробно изложена Пелевиным в Empire V).
Прошло шесть лет.
Слово на букву "г" все чаще становится словом на букву "г". Модные молодые люди (rich & beautiful), с восторгом проводившие время в гламурных клубах — "Лете", "Зиме" и прочем "Дягилеве", проводят время на политических акциях типа "Оккупай Абай". Лучшие глянцевые журналы нашпигованы, как рождественский гусь яблоками, социальными и политическими колонками. Один из апостолов российского гламура, главред Esquire Филипп Бахтин, сначала превратил этот образцовый журнал мужской моды в научно-популярный, нечто вроде Scientific America, а потом и вовсе ушел из гламура в народ — создавать загородные лагеря для подростков. Ксения Собчак, икона гламура, из блондинки в шоколаде превратилась в трибуна, пошедшего в политику и попавшего под обыски. Тина Канделаки занимается проблемами образования. А в социальных сетях обсуждают не, скажем, проблему соотношения длины ног и ношения брюк со штрипками (то есть обсуждают, но как бы на третьем плане), а муниципальные выборы и изъяны власти. Раньше тот, кто всерьез употреблял слово "власть", из гламура выпадал автоматически (гламур был раем, какое дело ангелам до какой-то земной власти?). А сегодня мальчик или девочка, не видящие вокруг себя ничего, кроме сверкающих стразов и модной музыки, не прописанные ни в каком общественном пространстве, не обсуждающие общественные проблемы, исключаются из категории модных людей с той же категоричностью, с какой раньше они бы почитались убогими именно за участие в социальной жизни.
Я бы сам хотел понять, в чем причины перемены модного вектора. Несколько соображений есть.
Объяснение 1: вагон устал ходить по кругу
В первой половине 2000-х, когда Россия, пройдя перестройку, путч, развал, расстрел и кризис, стала подниматься на углеводородных дрожжах, рост потребления застил глаза многим. Да, очень многим казалось, что Москва, если судить по интерьерам ресторанов и клубов, куда круче Лондона, Нью-Йорка или Парижа. Похоже, половина стразов от Swarovski поставлялась тогда в Россию.
Но во второй половине 2000-х — когда гаишники вконец охамели, менты откровенно забили, а приговоры в судах стали известны заранее — пришло понимание, что если во Франции за полтора века сменилось пять республик, то у нас на дворе все тот же строй, что и в XV веке: самодержавие. Или, если режет слух,— автократия. И что безумное воровство в сочетании с безумной коррупцией — это врожденная, хроническая болезнь этого строя, которая в рамках автократии если и вылечивается, то только тоталитаризмом.
В общем, многие из тусовавшихся когда-то на гламурных вечеринках поняли, что обманулись. И что живут они в отсталой, не сказать бы второсортной стране. А поэтому, даже купив "мазерати" и даже скривив губу в адрес тех, что пишет "мазерати" через z, а не через s (а "Куршевель" — через "а", а не "е"), ты все равно сидишь в русских "жигулях", просто тюнингованных. И любой гаец может сделать с тобой что угодно, просто потому, что глянулись твои бабки.
И это было очень неприятное открытие и очень неприятное чувство. Заставившее высунуть нос наружу и потребовать перемен. Как говорит Дмитрий Быков, любой вагон устает ходить по кругу.
Соображение 2: привет от интернета
Если верна теория, что гламур — это способ продвижения избыточно произведенного товара, основная часть цены которого приходится не на материалы, труд или даже "качество" ("качество" характеризовало догламурную эпоху), а на гламурный бренд, то за рекламой следует признать два важных свойства. Эмоциональность (в любой форме, включая сексуальную — вот почему на рекламе так часто моделей раздевают, причем не только женщин, но и мужчин) и безответность. С рекламой не поспоришь, рекламе не возразишь, и если втюханный тебе товар (который, кстати, по законам гламурного сверхпотребления обязан дважды в год меняться, представляя зимний и летний варианты) оказывается отстоем, то где и кто твое мнение услышит?
Другое дело — интернет. Хотя старшие поколения по-прежнему считают его лишь средством связи, главная особенность интернета не техническая, а идеологическая. Интернет — это не столько связь, сколько обратная связь и децентрализация: собственно, на этом основан эффект социальных сетей. Гламур — это всегда барьер, шлагбаум в виде сверхвысоких цен или каких-нибудь vip-зон. А интернет — никаких барьеров. Заводишь аккаунт в "Твиттере" и пишешь напрямую, кому хочешь: шанс, что ответят, велик. (Я на днях услышал в кафе, набитом студентами, восторженное: "На мой твит откликнулся Николай Усков!" — имелся в виду бывший главред GQ и нынешний глава "Сноба".)
Выяснилось, что жить в общем пространстве, где статус и деньги не слишком значимы, куда веселее, забавнее, ярче, чем ютиться по vip, но все равно "зонам". Идеология интернета перекинулась и на жизнь. Заскочите, если будет возможность, на московскую "Арт-Стрелку": вполне возможно, в недорогом шалмане Gipsy там в компании хипстеров с третьего курса физтеха будет отплясывать Ксения Собчак. Или сходите в самое модное в России место — в реконструированный парк Горького. Его фишка — как раз в общедоступности. Теннисные столы, волейбольные площадки, шезлонги, гамаки, танцпол, туалеты — все бесплатно, и если нет денег на ужин в "Доме рыбака", можно прихватить из дома корзину со снедью и устроить пикник на траве. Вся модная публика сегодня там. Гламурные Soho Rooms отдыхают.
Предположение 3: мы повзрослели
Российские элиты — по какому принципу этот сельскохозяйственный термин ни вычленяй — довольно сильно повзрослели. А политическая — так и постарела. Молодая шпана, с восторгом творившая перестройку, выкинувшая из кресел брежневских стариков, сегодня никому ничего уступать не собирается. Знаете, кто сегодня наполняет дорогие клубы, консервирующие остатки гламура? Там помимо молодых дурочек полным-полно 30-летних женщин, пытающихся благодаря хирургии выглядеть 20-летними девочками, и 45-летних мужиков, пытающихся не перепутать в темноте вторых с первыми. Как говаривал ослик Иа — душераздирающее зрелище!
А повзрослев, вчерашние гламурные прожигатели жизни столкнулись с целым рядом проблем, игнорируемых в мире глянца. С наездами и отжимами в бизнесе. С правоохранителями всех видов, охраняющими понятно чьи права. С проблемой детских садов, школьного и высшего образования. Медицины, наконец. И столкновение это оказалось столь болезненным, что жить по-прежнему оказалось невозможным.
А с другой стороны, подрастающее поколение столкнулось с тем, что карьерные пути перекрыты, а там, где открыты, пролегают по такой грязи, что мама не горюй. Это как в романе Терехова "Немцы", где герой, чиновник, в разговоре о составлении пошаговой инструкции для начинающего бизнесмена, предлагает честно написать: "Шаг первый. Устройся на работу в ФСБ".
Тут уж не до гламура.
Предположение 4: элита оскорбилась
Во второй половине 2000-х в России произошла одна существенная перемена. Все сколько-нибудь заметные деньги оказались под контролем государства, а люди, ему близкие, были убеждены, что страной можно править при помощи трех вещей: мешка бабла, роты ОМОНа и трех кнопок федерального телевидения.
То есть если раньше властитель модных дум — хотя бы Леонид Парфенов — мог претендовать на свой миллион дохода и всеобщую узнаваемость, то теперь те, кто умеет превращать хаос в смыслы, оказались вытеснены из контролируемых государством структур в никуда. Какой еще, на хрен, Парфенов с его умением повязывать полувиндзором галстуки от Trussardi, если есть ОМОН и Кулистиков? Кстати, ОМОН — не говоря про Кулистикова — добавил свою дубинку в протестные настроения. Среди моих знакомых чуть не каждый второй, не будучи бунтарем, умудрился побывать в автозаке — включая петербургского историка Льва Лурье (оказался в ненужное время в ненужном месте) и замглавреда "Эха Москвы" Владимира Варфоломеева (забрали за пикет, хотя одиночный пикет и разрешен законом).
А выдавленный с работы, лишенный прежнего дохода, оскорбленный отношением к себе как к скоту человек идет в интернет, где денег не платят, зато говорят что думают. Валюта интернета — френды, фоловеры, лайки и перепосты, вранье разоблачается на раз-два, а критический настрой естествен, как воздух. И это я не про Собчак или Навального. Сегодня звездой русского "Твиттера" и кумиром тинейджеров является 16-летний мальчик Рома Желудь, @Romatweetcorn. У него 200 тысяч фоловеров — фантастический показатель! Кажется, он сын богатых родителей, ездит с ними по миру, поет, снимается в клипах — он вообще такой русский Бибер-лайт, и твиты его есть типичные твиты подростка. Однако и он довольно жестко проходится по власти, а последним его твитом — на момент написания этого текста — был: "Советую каждому из вас иметь цель свалить из этой страны, пока это еще не запретили".
Предположение 5: элита разочаровалась
Русский гламур 2000-х во многом рос на идее, что счастье можно купить, нужно только иметь деньги и знать адрес бутика. Поначалу вроде так и было: когда безлошадный покупает автомобиль, он испытывает эйфорию. Как и покупая первый костюм от Etro.
Проблема в том, что четвертый костюм, пятый автомобиль — как бы модны они ни были — счастья уже не приносят. У Mercedes SLR McLaren ценой в миллион долларов те же четыре колеса, что и у Daewoo Matiz. И обе машины одинаково стоят в пробках. И обеим одинаково негде запарковаться (у "макларена" с этим даже больше проблем). И поехать на них, в общем, некуда, потому что в стране нет дорог.
Дело не в том, что материальное потребление конечно — оно как раз бесконечно, а в том, что для удовлетворенности необходимо нечто другое, иначе пустоту не удастся заполнить, как бочку без донца.
Те, кто поумнее, давно поняли это, начали снова читать, или снова писать, или пошли в революционеры, или стали паковать чемоданы, или заниматься общественным благом — вот, собственно, и все.
Или есть еще варианты?