Литература / Проза
В киевском издательстве "Пульсары" вышла новая книга Владимира Дибровы "Чайн? замальовки" ("Чайные зарисовки"). "Зарисовок" всего 20, большая их часть его читателям уже известна: эти рассказы появлялись в киевской "Критике", ивано-франковском "Четверге" и московском "Новом мире". Но, собранные под одной обложкой, они, по мнению ИННЫ БУЛКИНОЙ, обрели общий контекст и драматургию.
Все рассказы сборника "Чайные зарисовки" так или иначе связаны классическим единством места, времени и действия, а кроме того, их объединяет общий герой — переводчик, украинец, оказавшийся в Америке. Действие историй происходит в 1990-е годы и определяется скорее как попытка перемещения в пространстве и преодоления границы — не столько даже политической или географической, как умозрительной: границы между плохо понимающими или вовсе не понимающими друг друга людьми. Вряд ли герой считает свой опыт удачным — скорее травматическим. Его наглядная модель продемонстрирована в самом большом тексте сборника — "Паспорт", который по форме напоминает сценарий, а по сути является театром абсурда. Правда, в отличие от прежних абсурдистских пьес автора, здесь изображен тупиковый лабиринт — что-то среднее между основанным на комиксах киноужастиком и компьютерной игрой, в просторечье именуемой "бродилкой". Киев 90-х годов уподоблен здесь некому кошмарному квесту — это мрачный многоуровневый бункер с полосой препятствий. То и дело выскакивающие перед героем анимированные монстры преграждают ему путь к обретению паспорта со столь желанной записью — условием благополучного пересечения границы. Монстры бывают безобидными — эти, как правило, живут по соседству и попадаются на пути утром,— но встречаются герою и совершенные чудовища: слепые старухи, спящие на страже "печати", или вечно пирующие ОВИРовские ведьмы с омертвевшими конечностями. Ближе к финалу появляются и "скелеты в шкафу", так что никаких сомнений относительно потустороннего происхождения всей этой зловещей компании не остается. И когда, наконец, герой добирается до вожделенного пограничного контроля в "Борисполе", тот превращается в своеобразный Калинов мост — границу между тем и этим светом. "Тем светом" и царством мертвых в рассказе является Киев. Стоит напомнить, что в самом известном романе писателя, в "Бурдыке", после смерти главного персонажа повествователь тоже оказывался в потустороннем мире, но тогда это была Америка.
Порой кажется, что эффект временной удаленности заставляет нас сегодня воспринимать эти сюжеты из киевских 1990-х как вымышленные или музейные, ведь мы поспешили вытеснить этот абсурд из памяти, как страшный сон. Но те, кому довелось когда-то проходить упомянутые бюрократические лабиринты, читают "Паспорт" не как игровой сценарий, но как преодоленный опыт: все именно так и было, и сакраментальная граница между сном и явью у писателя условна и едва уловима.
Еще сложнее устроена в книге граница между автором и его главным персонажем. Автобиографичность этого героя обманчива: читатель, знакомый с обстоятельствами жизни Владимира Дибровы, уже много лет проживающего в США, очень быстро понимает, что автор, в общем, стремится максимально отстраниться от рассказчика. Он угадывается скорее в японце, покидающем место действия на первых же страницах книги, символически оставляя повествователю мебель, домашнюю утварь и страшный опыт, который тот — недалекий, но самоуверенный философ — не в состоянии ни понять, ни адекватно перевести.