Новая картина Тодда Солондза "Темная лошадка" напомнила Андрею Плахову другие фильмы чудаковатого режиссера, яркого представителя американского артхауса.
В то время как в России и на Украине на экраны выходит "Темная лошадка", ее режиссер Тодд Солондз заявился на кинофестиваль в Одессу с мини-ретроспективой. И напомнил, что вот уже лет двадцать, начиная со своих ранних опытов "Добро пожаловать в кукольный дом" и "Счастье", снимает по сути один и тот же фильм, редко выходя за пределы родного Нью-Джерси. Что это — свидетельство унылого однообразия режиссерского метода или неповторимого своеобразия взгляда на мир?
Этот взгляд Тодд Солондз продемонстрировал, едва появившись в Одессе. Там за ужином он оказался в компании Клаудии Кардинале, не будучи в курсе, что она здесь. Представившись, он спросил у итальянской дивы: "А как ваше имя?" Потом долго оправдывался и говорил, что никогда никого не узнает, не только постаревших звезд, но даже иногда самых близких людей, и в это можно было поверить, глядя на его очки с сильными диоптриями и зная специфический нрав героев-чудиков этого режиссера.
Герой "Темной лошадки" — типичный невротик американского независимого кино, знакомый по классическим фильмам Вуди Аллена и заметно обогащенный нюансами с легкой руки Солондза. Этот герой, будь то в мужском или женском обличье, прежде всего инфантилен и совершенно не знает, что ему делать со своей взрослой жизнью. В данном случае инфантилизм Абе (его играет Джордан Гелбер) подчеркивается не только его малопривлекательной внешностью, оставляющей мало шансов на успех у женского пола, но и неизлеченными детскими травмами и бессмысленным сидением в папином офисе и пристрастием к игрушкам, которые он покупает по скидочным программам и потом без конца обменивает. Несильно отличается от него и его подружка Миранда (Сельма Блер), довольно приятная на вид, но совершенно задавленная комплексами — из категории тех, что никогда не может принять даже пустяковое решение. Можно себе представить, как тяжко дается этой парочке попытка шагать по жизни вдвоем.
В принципе с этим типом героя мы встретились уже в "Счастье". На поверхности этой уморительно смешной и отчаянно грустной картины был почти чеховский лиризм "Трех сестер". Которые, конечно, за истекшее столетие несколько переменились. Одна — писательница и прожженная интеллектуалка — занимается телефонным сексом с соседом-онанистом. Другая, попроще, хлопочет по хозяйству, обхаживает детей и мужа, не подозревая, что муж (с вечным выражением на лице, будто у него хронический запор) — тайный педофил. По иронии судьбы он же психоаналитик и очень обеспокоен половым созреванием своего сына. Чтобы сына не тянуло к соседским мальчикам, папа принимает удар (то есть мальчиков) на себя и, увы, залетает в полицию.
Третья сестра — самая симпатичная, но и самая неудачливая. В первых же кадрах новый знакомый (очередная надежда устроить личную жизнь) после цветов и комплиментов почти без перехода популярно объясняет ей, что на самом деле она — дерьмо, а он — шампанское. И тогда веснушчатая, завернутая в какую-то хипповую хламиду образца Вудстока девица идет преподавать английский язык иммигрантам. Там она свяжется с Владом — выходцем из некой восточноевропейской fucking country — и в результате совместно проведенной ночи потеряет гитару с CD-плейером, $500 и обретет пару оплеух от своей соперницы Маши или Глаши. В надежде поживиться еще чем-нибудь Влад шепнет ей на прощание: "I love you". На что девушка грустно скажет: "Нет, Влад, ты любишь не меня, а Нью-Джерси".
Это — русский вариант счастья, зато две другие сестры счастливы и несчастливы по-американски. Точно так же несчастливы мужчины, обремененные работой, страхом перед женщинами, неведомо откуда вылезающей агрессией и перверсией. Однако, рисуя нравы этого огромного дома терпимости, Тодд Солондз не намерен впадать ни в трагический пафос, ни в экзистенциальное отчаяние.
Доказательством того, что счастье есть, служит хеппи-энд фильма: семья — порушенная корневая ценность — собирается вместе, одинокие сестры обсуждают свои проблемы, сын папаши-педофила, оккупировав балкон и глядя на пышногрудую красотку, доводит себя до оргазма. Мальчик учел ошибки отца и выбрал правильную сексуальную ориентацию. А чтобы счастье казалось полным и окончательным, в углу кадра появляется собачья морда. Она с удовольствием слизывает с балкона сперму и смотрит на хозяина преданными глазами. И только последний негодяй может усмотреть в этой идиллической сцене непристойность или иронию.
Спустя одиннадцать лет Солондз снял сиквел "Счастья" под неожиданным названием "Жизнь в военные времена". Некоторые персонажи выпали, а те, что остались, видоизменились — не только внутренне, но и внешне: их играют новые исполнители. Но самая главная перемена — в атмосфере, в воздухе, который пропитался флюидами трагедии 11 сентября. Триш (в новой версии ее играет Эллисон Дженни) в пяти минутах от того, чтобы вступить в брак с Харви (Майкл Лернер) — "настоящим мужчиной", к тому же правоверным евреем и сторонником жесткой политики Израиля. Она видит в нем идеального отца для своих двух сыновей. Но ее экс-супруг педофил Билл (Кьяран Хиндс) выходит из тюрьмы и мешает все карты.
Двенадцатилетний Тимми (Дилан Рили Снайдер), младший сын Билла и Триш, переживает травму, узнав правду об отце, которого раньше считал пропавшим без вести. Самый большой страх парня — не передается ли, не приведи господь, гомосексуализм генетически. Ограниченная мать, вся в плену нового романа, не способна успокоить сына. И когда она приводит в дом Харви, подросток устраивает будущему отчиму дознание с целью выяснить, не грешит ли и он педофилией — что оборачивается трагикомическим квипрокво и крахом свадебных планов мамаши. Тимми волнует также другой параноидальный вопрос: можно ли простить террористов, если некоторые находят в их действиях свой резон?
В это же самое время вторая сестра Джой (в новой версии — Ширли Хендерсон) никак не может наладить личную жизнь. Эту ангелической внешности псевдодевственницу преследует призрак ее бывшего любовника, совершившего самоубийство, и мучают лунатические сны-прогулки по ночному Майями с его опустевшими молами, которые выглядят сюрреалистично и дают повод проявиться гротескному изобразительному стилю Солондза. На фоне этих знаковых кадров звучит музыкальный рефрен картины — песня о современной Америке, переживающей "военные времена", когда происходит слом старых моральных установок и их конфронтация с новыми реалиями.
Третья сестра Хелен (Элли Шиди) кажется счастливой по сравнению с Джой и Триш, но на самом деле она всего лишь более рьяно старается изображать счастье. Положение обязывает: девушка преуспела как сценаристка, живет на шикарной голливудской вилле и принимает звонки от Салмана Рушди и Киану Ривза. Счастлива ли она? Скорее озлоблена и цинична.
Сам Солондз нашел спасение от всех этих опасностей и соблазнов, отгораживаясь от них своим эксцентричным нравом и предпочитая жить в стороне от мейнстрима, прикрываясь маской идиота. Он вырос в типичном американском пригороде, в мире двухэтажных домиков с участками. Чтобы понять, что творилось за их дверьми и окнами, не надо было туда заглядывать, достаточно иметь воображение, а с этим у Солондза все было в порядке. Пообщавшись в школе со сверстниками, он убедился, что не только у него, но и у других жизнь с детства состоит из кошмаров и депрессий. Единственный способ преодолеть их — включить юмор, посмеяться над собой.
Когда Солондз вырос и сформировался, он стал еще одним патентованным еврейским интеллектуалом американского кино. Как и братья Коэны, он обожает Джона Гудмана, но не любит показывать кровь и убийства. Как и Вуди Аллен, он делает кино о людях своего круга и клана, но в отличие от него не игнорирует живописный компонент нац- и сексменьшинств: так, в фильме "Сказочник" белая девушка хочет получить по дешевке сексуальный допинг от негра, а про сексуальные перверсии мы уже говорили.
Отличия на самом деле гораздо глубже. Аллен долгие годы воспевал Манхэттен как Дантов Рай, где живут самые длинноноги красотки, по вечерам играет самый классный джаз, а все внутренние проблемы самым чудесным образом решаются посредством психоаналитика. Когда после 11 сентября Рай прекратил свое существование, Аллен поехал искать его в Париж, Венецию, Барселону, Рим, далее — везде. Солондз никуда не уехал и не уедет. Он по-прежнему живописует закат Империи, и его картина мира скорее напоминает Чистилище. В городе Солондза политкорректно соседствуют Рай и Ад, и режиссер вместе со своими героями не испытывает от этой мешанины ни ужаса, ни упоения.
Солондз называет свои фильмы комедиями деградации и причисляет себя к тем, "кто готов смеяться вместо того, чтобы плакать". Как современный художник Солондз знает, что катастрофа уже свершилась, конец света наступил, и надо продолжать жить, стараясь быть (для других) дружелюбным, приятным, позитивным, с оптимизмом глядеть в будущее, а для себя помнить: "Если ты проснулся утром, это уже удача". Его кино — это своего рода антидепрессант. Невыносимая легкость бытия оказывается на поверку вполне выносимой. Счастье по-прежнему есть — и оно состоит в прощении.