Вчера стало известно, что петербургский Михайловский театр назвал имя своего главного приглашенного дирижера. Это Василий Петренко — один из самых успешных молодых выходцев из России в западном музыкальном мире, теперешний руководитель Ливерпульского филармонического оркестра. С дирижером, приехавшим в Михайловский театр, чтобы представить два концертных исполнения оперы "Кармен", поговорил СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
— Чем это предложение лично для вас интересно и чего, как вам кажется, хочет театр?
— Театр, наверное, ожидает европейского взгляда на вещи и какого-то более широкого горизонта, чем у тех, безусловно, уважаемых музыкантов, которые живут в Петербурге. И рассчитывает на улучшение имиджа театра за рубежом: гастроли, записи, приглашение зарубежных звезд сюда, в театр. Потому что в основном в мире знают пока еще только один оперный театр из Петербурга. Надеюсь, что в будущем эта ситуация изменится. Что до меня, то это тот театр, где я начинал свою карьеру, то место, которое мне очень много дало, это мой родной город, и я считаю себя обязанным возвращать эти долги. Так что для меня это возможность самореализации на родине. Причем очень важная, потому что мне хотелось бы не только приезжать с единичными концертными выступлениями, но и делать что-то в оперном театре.
— "Кармен" — это ваша идея?
— Тут длинная история. Дело в том, что изначально на это время планировалась постановка "Царской невесты", и в марте у нас уже начались первые репетиции. Режиссером должен был стать Андрей Могучий. Но потом по каким-то причинам они не смогли договориться с дирекцией, и тогда мы решили, что в таком случае я сделаю два концерта. Мне показалось, что будет очень уместно сыграть сейчас "Кармен", потому что в 2014 году я рассчитываю сделать в театре полноценную постановку этой оперы. Как задел на будущее, чтобы через два года не начинать с нуля, чтобы у артистов было уже какое-то представление об эстетике и культуре исполнения. Хотя с "Кармен" очень сложно справиться только внутренними силами: для многих персонажей хороших исполнителей не только в Петербурге, а вообще и в России, на мой взгляд, нет. К сожалению, не удалось получить тенора, которого мы хотели. Дона Хосе должен был петь Георг Ониани, очень хороший грузинский певец, но, к сожалению, российские власти не дали ему визу — видимо, у нас очередное охлаждение или еще что-то.
— А что в дальнейших планах на первое время?
— Новогодний концерт с итальянской программой, должна приехать Барбара Фриттоли. В 2013 году, я надеюсь, будет постановка "Летучего голландца" Вагнера. Потом еще один новогодний концерт, а затем та же "Кармен". Хотелось бы, чтобы удалось договориться с Оперой Цюриха, где я буду делать "Кармен", и привезти сюда хотя бы часть тамошней постановки.
— То есть это будет копродукция.
— Не совсем. Я просто считаю, что Михайловскому необходимо иметь "Кармен" в репертуаре, а копродукция — вещь недолговечная: постановка приехала — и уехала. Я просил администрацию договориться, чтобы изготовить дубликат цюрихских декораций под здешнюю сцену, чтобы он остался здесь, в Петербурге. Так иногда делают. Но, даже если они заартачатся, сделаем просто новую постановку.
— И все-таки, почему вы выбрали в качестве одной из первых работ именно такую, казалось бы, общеизвестную вещь?
— Во-первых, "Кармен" была одним из тех спектаклей, которые я в этом театре, в те времена еще Театре имени Мусоргского, вел лет восемь-девять назад. Я отлично помню, что были в этом спектакле моменты, в которых была, по моим ощущениям, неправда, которые мне очень хотелось улучшить, но там была такая постановка, что что-либо сделать было абсолютно невозможно. Поэтому для меня здесь ощущение незаконченного дела. Я много размышлял насчет взаимоотношений героев и того, как в этой опере все устроено, еще тогда. А насчет общеизвестности... Из "Кармен" знают увертюру, хабанеру, сегидилью, куплеты Эскамильо и арию с цветком. Все. Оперу как целостно сделанную структуру очень мало кто представляет. Мы как раз хотели представить ее как целое, уйти от этого набора номеров. Конечно, это номерная опера, но эти отдельные номера очень интересно перетекают, перекликаются, зацепляются друг с другом. Мы именно поэтому исполняли версию с речитативами — они одно из связующих звеньев в музыкальном действии. И еще дело в том, что французские оперы сейчас мало исполняются в Петербурге, это эстетика, которая на самом деле знакома мало.
— А каковы в целом ваши впечатления от Михайловского театра тогда и сейчас?
— Тогда он был все еще очень... я бы сказал, очень советским театром. Постановки в духе соцреализма, очень простые, очень наглядные. Были сложности с певцами и оркестром. С другой стороны, все это дало мне огромную школу: я очень много дирижировал в те три года — и оперы, и балеты — и привык к ощущению, что нужно быть готовым ко всему. Но в целом тогда было ощущение, что театр спит. Сейчас он, конечно, разбужен. Не знаю, может, благодаря Владимиру Абрамовичу, может, благодаря общей ситуации, которая теперь совсем другая. Изменилась администрация, стали приглашать хороших певцов, в оркестре очень много молодых людей, он стал играть значительно лучше, чем тогда. В целом театр очень прибавил в качестве, но еще огромный, непочатый край работ по всем фронтам — организационных, музыкальных, маркетинговых. То есть чувствуется желание довести его до уровня европейских или мировых грандов, но насколько возможности будут соответствовать этому желанию, это только будущее покажет.
— Но тогда и для вас тем больше ответственность.
— Так мне вообще, пожалуй, всегда были интересны именно те коллективы, которые движутся, пытаются что-то свое найти. Вот в Ливерпуле, например, была именно такая ситуация. В филармоническом оркестре Осло, где я буду работать со следующего года, тоже именно такой период. А если все хором сказали: "Ах, какие мы замечательные, нам уже некуда дальше совершенствоваться", — это первый шаг к упадку.