Успешная премьера на Каннском кинофестивале могла бы стать эффектным завершением мучительной, почти десятилетней истории создания фильма "Хрусталев, машину!". Однако вряд ли картина Алексея Германа будет восторженно принята каннской публикой, утомленной изысками киногурманства. И об этом уже свидетельствуют результаты фестивального пресс-просмотра. Но каков бы ни был приговор прессы и жюри, для АЛЕКСЕЯ ГЕРМАНА самое важное — его собственная оценка, которой он и поделился с "Коммерсантом".
Вчера ночью мы сидели со Светланой Кармалитой и обсуждали, правильно ли мы все сделали. Мы уже знали, что был журналистский просмотр и многие чего-то важного в фильме не поняли. Не поняли, к примеру, почему человека арестовали, бросили в машину, а он улыбается. Наш герой поменял кожу, и в момент ареста, крушения прежней его жизни, он счастлив. Что с ним произошло? Две вещи: первое — ему засунули в задницу лопату и второе — он стал счастлив. Чего и вам желаю.
Ничего не было проще, чем наложить авторский голос и все разъяснить. Но, думаю, все же мы поступили правильно. Мы намеренно стремились к тому, чтобы материал фильма создавал сопротивление, напряжение, чтобы зритель сам от незначащих персонажей пробивался к значащим. Когда-то и "Ивана Лапшина" находили непонятным. Телезрители писали письма в "Известия" о том, что режиссера, снявшего такой фильм, надо сжечь. Газета терпеливо разъясняла: кому непонятно и неинтересно, пусть переключит кнопку телевизора. Сейчас "Лапшин" кажется детским фильмом. И "Хрусталева" поймете: если напрячься, там понятно абсолютно все. А если смотреть, как Чака Норриса, тогда другое дело.
Я никогда не называл себя гиперреалистом. Я взял свою семью: папу, маму, шофера, домработницу. А дальше начал выстраивать гипотетическую логику: что бы случилось, если бы случилось. Получился сценарий, очень беспощадный по отношению к себе самому.
Фильм черно-белый. Почему? Нравится мне черно-белое кино. Но я бы с удовольствием снял и цветное, если бы нашел интересную для него среду. Многие режиссеры, хотя и снимают в цвете, на самом деле не перешли порог черно-белого кино. Покажите черно-белый танк, как он стреляет,— получится правда, а когда зеленый танк стреляет чем-то розовым на экране — получается ерунда.
По поводу брани и мата. "Блядь" — это литературное слово, оно есть у Толстого. "Сука" — тоже не мат. Моего отца как-то спросили, почему в его записных книжках в рассказах летчиков всюду прочерки. Тот ответил, что они обозначают мат. "Но вы же этого никогда не напечатаете",— сказали ему. Он ответил, что, конечно, не напечатает, но иначе он и не вспомнит речь этих людей, их ритм и интонацию. К сожалению, мы все так говорим в жизни. Все. За очень малыми исключениями. Я бы хотел выбросить матерные слова, но когда пытаюсь это делать, получается фальшиво...
Спасибо всем, кто мне помогал. Спасибо французскому продюсеру Ги Селигману, который шесть лет терпел все это и жалел меня — а начальники меня никогда не жалели, я к этому не приучен. Спасибо моим российским продюсерам и Российскому телевидению. Говорят, и НТВ мне помогало, правда, я этого не заметил, но раз говорят, значит, наверное, так оно и есть. Помогали все, кроме российских денежных мешков, но о них мне говорить противно, и я не буду.
Я не снимал кино про 50-е годы. Я снимал кино про Россию — страну, которую мы любим, хотя она и жутковатая. Так мы видели фильм с самого начала, со сценария, таким его делали художник и оператор, таким он и остался. Хотелось передать ощущение этой страны, особенность людей, в ней живущих. Не знаю русского интеллигента, который не мечтал бы все бросить, скрыться, жить в лесу.
Приходилось читать всякие глупости — вроде того, что я такой утонченный и требовательный художник и потому мне нужно шесть лет на съемки. Я снимаю в нормальные сроки. Но произошла инфляция, все подорожало в 3000 раз. Пришлось пять раз останавливать картину и вновь вступать в подготовительный период. Произошла трагедия: умер мой любимый оператор Валерий Федосов. В фильме много непрофессиональных артистов, их очень трудно озвучивать, когда их озвучиваешь профессионалами, получается фальшиво. Когда надо, не было снега, и мы запускали снеговые машины. Хотели показать страну, в которой всегда идет снег.