Крымск пережил первый после катастрофы месяц. Наташа Киселева здесь с первых дней. Это ее впечатления и ее опыт
Я пишу этот дневник 1 августа в три часа ночи, первый раз за сегодня я сижу. Сейчас я в своей штабной палатке и пытаюсь при свете тусклого фонаря не промазать мимо клавиш ноутбука. Лагерь спит, тихо. Здесь в Крымске я поняла, что тишина — это наивысший источник счастья.
Меня зовут Наташа Киселева, я руководитель лагеря "Добрый", изначально я была координатором гуманитарной помощи. Мой день начинается в восемь утра. Я встаю не по будильнику, меня будит уже традиционный звонок из оперативного штаба МЧС: "Наталья Викторовна, доброе утро! Сколько в лагере сегодня человек?" Раньше я отвечала: четыреста, теперь нас в десять раз меньше. Но чрезвычайная ситуация — это как раз тот случай, когда качество важнее количества.
На моей памяти, а мне 29 лет, до катастрофы в Крымске такой массовой волонтерской помощи еще не было. К сожалению, не все люди, которые приезжают сюда, волонтеры, даже если они себя таковыми считают. Многие, примерно треть, приезжают сюда потусоваться, как бы кощунственно и цинично это ни звучало. Все хотят быть в тренде. Сейчас модно быть свободным, иметь активную гражданскую позицию, заниматься благотворительностью. Точнее сказать, модно казаться, что ты такой. Я видела десятки людей, которые целыми днями пьют чай в тени и сидят в социальных сетях, размещая там фотографии себя любимого на фоне чудовищных реалий Крымска. Наш повар Сергей называет таких людей "баландерами", от слова "баланда". Они очень мешают. Баландеров мы отправляем домой.
Я приехала в Крымск 9 июля, на третий день после наводнения. Я никогда не была волонтером, и если бы кто-то сказал мне, что когда-нибудь буду, не поверила бы. Как я им стала? Приехала на точку сбора гуманитарной помощи в Москве (ее организовала Наталья Водянова) с тремя пакетами детских вещей. Как только узнала, что не хватает волонтеров, сразу села в автобус и поехала сопровождать груз. На мне были белые джинсы, розовый кардиган и балетки. В таком виде спустя 25 часов я приехала в Крымск. Автобус остановился в поле, где стояло порядка 20 палаток. Мы выгрузили пакеты с гуманитарной помощью и сразу начали ее развозить. Из транспорта у нас был только один "Соболь" (теперь мы называем его "наша первая маленькая газелька"). Мы загрузили в него коробки с тушенкой, памперсы, предметы гигиены и поехали в станицу Нижнебаканское, она пострадала больше всех.
Мы ехали и тогда даже не предполагали, что увидим и услышим, что почувствуем. Первый дом, если эти руины, утопающие в грязи и иле, можно так назвать, был дом N44 по улице Мира. Там живет баба Галя и ее парализованный муж. Баба Галя стала первым человеком, которому я помогла в Крымске. Она вышла ко мне, завернутая в мокрую грязную простыню, испуганная, голодная, в слезах. Три дня они с мужем сидели без еды и чистой воды. Баба Галя с недоверием взяла пакет с продуктами.
— Это все нам с дедом? А за что?
— Ни за что, бабушка, мы просто хотим вам помочь. Сейчас подождите, ночнушку вам сухую принесу и халат.
— Мне? Халат? А за что же, деточка? А сколько я должна?
— Нисколько, что вы, мы раздаем гуманитарную помощь.
— К нам просто никто еще не приходил, деточка, и прямо я могу взять растительное масло это и вот сигареты эти деду, и все это нам?
— Да, конечно, вот возьмите, должно подойти,— я протягиваю бабе Гале ночную сорочку 54-го размера в мелкий темно-синий цветочек. В этот момент к бабе Гале зашла ее соседка, армянка Ава. Дом Авы затопило, все ее куры умерли. Во дворе у Авы стоит стойкий трупный запах, который забивает запах гнили. Ава проходит курс химиотерапии. Ей мы тоже даем продукты. Ава плачет, я обещаю ей прислать врача. Через два дня наши врачи вернулись от Авы и протянули мне банку вишневого варенья, к ней на резинке была прикреплена записка: "Наташенька, я буду молиться за тебя до конца своих дней и никогда не забуду, как ты спасла меня". Это был первый раз, когда я заплакала здесь. С первого выезда я поставила между собой и тем, что здесь происходит, железную стену, иначе тут нельзя. Иначе ты можешь сойти с ума. И некоторые волонтеры сходили. Самое странное, что первой с катушек слетела девочка-психолог. После одного рейса, после двух бесед с пострадавшими ей стало так плохо, что ее саму пришлось откачивать. После этого мы с психологами решили проверять каждого нового волонтера на стрессоустойчивость и в первый после приезда день никому не разрешали ездить "в поля".
Сейчас эта проблема решена, потому что новых волонтеров практически нет. Активность СМИ по поводу катастрофы в Крымске снизилась, власти дают сообщения о компенсациях и нормализации общей ситуации, и, возможно, вне Крымска у людей создается впечатление, что здесь все хорошо. А это не так: Крымск сейчас на грани гражданской войны. Уровень агрессии настолько высокий, что мы в лагере попросили поставить нам дополнительный дневной наряд полиции. Пострадавшие обвиняют соседей в том, что они "нахапали гуманитарки", а им самим не досталось. Обвиняют власти, что им не помогают. Обвиняют волонтеров, что мы долго везем гуманитарную помощь. Представьте, что у вас 30 раскладушек, а заявок на них — 1280. Нужно как-то распределить эти раскладушки и не чувствовать себя скотиной. Сейчас мы выдаем раскладушки только инвалидам, старикам и семьям с маленькими детьми. Всех остальных мы поставили в лист ожидания и каждый день ждем фуры. Сегодня пришла из Екатеринбурга, в ней было 100 раскладушек и много новой одежды. Это значит, что сто домов сегодня мы сделаем немного счастливее. Улыбка человека, которому ты помогаешь, лучший энергетик и анаболик здесь в Крымске. Если бы не это, мы, наверное, не смогли работать в таком режиме.
Сейчас мы доставляем гуманитарную помощь по 150 адресам в день, на пике нашей деятельности — 800-900 в день. Но тогда нам помогало МЧС, а конкретно СО-1001 под руководством старшего лейтенанта Антона Шуваева, с которым мы стали друзьями. Его бойцы и он сам проделали колоссальный объем работы. К сожалению, сейчас они уже уехали домой. МЧС здорово помогало нам с первого дня, охраняло, давало транспорт: "Газели", "КамАЗы". Наши волонтеры летали домой на спецбортах. Со многими из ребят мы стали настоящими друзьями, и я никогда не забуду их помощь. Нашими соседями был не только отряд МЧС, но и Российский союз спасателей, наши покровители и крестные в волонтерском деле, а теперь и друзья. Александр Дергачев и Петр Кутуков меня лично научили многому, если бы не они, я бы ни за что не справилась.
Сейчас, когда в лагере днем размеренная жизнь, устоявшаяся, когда все процессы понятны, я с ужасом вспоминаю, как все начиналось. Как мы набивали шишки на собственных ошибках, как мы спорили, как притирались друг к другу. Лагерь, как организм, был создан ребятами из Туапсе, объединением "Йоги юга". Они профессиональные волонтеры и знают, как что должно функционировать. Мы, когда приехали, были салагами, московской пеной. Эти ребята — настоящие герои, работали на износ, чтобы вся система начала действовать. Я никогда не забуду их, и когда мы свернем гуманитарную миссию, поеду восстанавливаться к ним на антистрессовую программу. Это может показаться блажью, но нам, людям, которые здесь почти месяц, это необходимо. Я на себе познала, что такое афганский синдром. Раньше я о нем даже не слышала. На два дня по делам я поехала в Москву. Мы полетели домой вместе с комендантом нашего лагеря Сашей Печеневым. Прилетели мы в аэропорт в Жуковском на спецборту и пошли поесть в кафе. И тут у меня и начался, как потом мне сказали, афганский синдром. Я сидела, смотрела на людей вокруг, слушала, о чем они говорят, и мне казалось, что я с другой планеты. Буду честной: я обвиняла их в бессмысленности их жизни. Я думала: вы сидите тут, потягиваете одну чашку кофе 40 минут, а там бабушки в грязи, там дети плачут, там трупы, там сломанные жизни, там ребята наши без отдыха пашут по 16 часов в день, а вы вот так вот сидите... Я не выходила из дома все два дня, а в магазин ходила только в наушниках. Мне хотелось скорее вернуться в Крымск, где каждая минута твоего существования оправдана. Где каждую минуту ты принимаешь решение, которое может помочь людям. Минута — и отправлена "Газель" с водой на улицу, где люди уже свыклись пить зараженную воду из колодца. Минута — и к бабушке инвалиду первой группы отправляется машина с кроватью, лекарствами, плиткой и продуктами. Минута — и маленький мальчик, у которого в наводнении погиб той-терьер Бемби, говорит с психологом, хотя три недели он не говорил вообще. Минута — и женщина с сердечным приступом сидит в медицинской палатке с нашим врачом Богданом Соболевым.
Богдан помнит еще первую чеченскую войну, там он служил санинструктором. Он, наверное, самый опытный из нас и самый строгий. Волонтеры постоянно подходят ко мне с жалобами на Богдана, потому что он на них орет и не выбирает выражений. Я Богдана обожаю. Здесь он спас тысячи людей. В том числе и меня. Богдан откачал меня во время нервного срыва, это здесь неизбежно. Еще он каждый день два раза перебинтовывает мне ногу, лодыжка отекает из-за растяжения. Еще здесь я получила ожог первой степени 15 процентов кожи, был страшный отек лица, будто меня покусали пчелы. Богдан вылечил меня за два дня. Это настоящий врач.
...Сегодня, 2 августа, я была в родильном отделении Крымской городской больницы. У них нет даже браслетов для новорожденных, на которых пишут имя младенца. Как сказала завотделением, из-за всего этого хаоса в городе про больницы все забыли. Больнице не хватает пеленок, наборов для кесарева сечения, чистящих средств и даже одноразовых масок. "Куда смотрит государство, я не знаю!" — возмущается она. Мы привезли в больницу 1500 масок. Взяли список всего, что им нужно, и на следующей неделе постараемся все доставить.
Что касается помощи администрации, все официальные штабы сейчас закрыты, то есть на бумаге, видимо, ситуация нормализовалась. Но каждый день администрация присылает нам заявки от населения на гуманитарную, физическую, медицинскую и психологическую помощь. Спрашивается, зачем было закрывать штабы и склады, если помощь еще нужна? Позавчера к нам прибежала девушка из администрации и сказала, что дедушка на грани самоубийства, ему никто не помогал еще, и дала адрес. Получив такой сигнал, я бросаю все, собираю срочно пакеты с едой, воду и отправляю врача и психолога. Оказывается, что у дедушки все в порядке. Он пришел в администрацию и сказал: "Лучше бы я утонул, чем собирать все ваши справки. Я повешусь вам назло". Вопрос: почему эта девушка не вызвала скорую, не собрала продуктов? Почему администрация, чья прямая обязанность помогать пострадавшим, бежит к волонтерам? Я говорила с тысячами людей, их все посылают, кто к волонтерам, а кто просто в никуда.
***
Посмотрев на все это в Крымске, я поняла, что рассчитывать можно только на себя, поэтому мы с ребятами хотим создать тренировочную базу для подготовки волонтеров. Есть земля для этого, есть специалисты, есть наш опыт и, самое главное, есть огромное желание и дальше помогать людям в чрезвычайных ситуациях. И делать это эффективнее.