Чужой среди своих

Александр Малютин

Есть у меня знакомый Николай Валентинович, в просторечии — Коля-Валя. По профессии он воспитатель, работает в детском доме, детей обожает, а двойняшек-сыновей своих тоже назвал Колей и Валей — в честь отца. И себя. Коле-Вале уже пятьдесят с хвостиком, воспитанников через него прошли тысячи, но, как это часто бывает, сапожник в какой-то момент обнаружил себя без сапог: с собственными родными детьми у Николая Валентиновича взаимопонимания не получалось.

Проблемы возникли, когда дети еще учились в первом классе.

— Папа, нам сегодня показали таблицу умножения! — в унисон закричали братья, вернувшись из школы.— Это кошмар!

— Вам не понятно? — спросил Коля-Валя — Я могу подсказать.

Двойняшки внезапно надулись.

— Тебе самому не понятно,— обиженно протянул Коля.— Мы давно знаем таблицу.

— Кошмар, потому что другие в классе будут долго таблицу учить,— объяснил отцу Валя.— А нам на уроках нечего делать.

Коля-Валя и не знал, что его отпрыски такие вундеркинды.

— Другая планета! — рассказывал он мне.— Скажи, вот тебе приходилось искать общий язык с инопланетянами?

— А то как же,— отвечаю,— я был программистом, судьба занесла в журналистику, так на первых порах я искусственно изображал интерес к делишкам каких-нибудь олигархов. Но быстро привык и стал для журналистов своим.

— Другая профессия за другую планету не считается,— заявил Коля-Валя.— Ты для поколения другого можешь стать своим?

— Нет,— честно признался я,— сымитировать интерес к рэпу, хип-хопу и чипсам я не в состоянии. Общаться с молодежью по специальности нет никаких проблем, но войти к ним в тусовку на равных — исключено. Я и сам не пойду, да и они не примут.

— Вот! — Коля-Валя обрадовался, что проблема отцов и детей остро ощущается не им одним.— В итоге варятся в собственном соку.

Он рассказал, что двойняшки ведут себя так, будто он им не отец вовсе, а чужак. Живут они своей жизнью, в которой все вроде серьезно: здороваясь, деловито пожимают друг другу руки; про отчий дом говорят девушкам "поехали ко мне"; карьера расписана на десять лет вперед, причем первый миллион будет заработан еще до этого срока. Коле-Вале так хочется узнать об этом подробнее! Но стоит ему заговорить на серьезную тему, двойняшки немедленно замыкаются или пытаются перевести разговор в шутку. Однажды Коля-Валя подслушал разговор своих детей с друзьями: помимо прочего Коля и Валя упоминали какой-то "череп". Николай Валентинович не сразу догадался, что — а, точнее, кто — имеется в виду, а когда понял, то едва удержался, чтобы не ворваться в детскую с ремнем. В последний момент только сообразил, что будет глупо выглядеть, да и вообще, поди выпори ремнем первокурсников университета — как бы самого в бараний рог не согнули.

— Ты "Курьер" Шахназарова помнишь? — Коля-Валя вдруг перескочил с педагогической темы на кинематографическую.

— Конечно. А что?

— Помнишь там папашку, который рассказывал, как его раздражает, что сын пьет сгущенку прямо из банки? Когда я молодой был, смеялся над эпизодом, а сейчас самого колотит.

— Что, и твои пьют сгущенку?

— Хуже! Колька завел девушку, после первого курса собрался с ней в Турцию, денег сам где-то заработал, у меня ни копейки не попросил. Это он молодец. Но что ты думаешь? Не дал матери чемодан собрать! Сам покидал вещи кое-как и говорит: ну все, я пошел к Катьке. Мать ему: Коленька, дай я тебе соберу, все положу аккуратно, как в пионерлагерь тебя собирали, а то девушка увидит, подумает, что ты неряха. Он ей: мама, да если Катьку это смутит, она сама вещи и уложит... Ну что с ним делать?

— Да ничего.

— Нет уж. Я ему все высказал! И про "череп", и что зря его в армию не отдали, а то там бы ему показали, как вещи складывать, и про то, как материно сердце беречь.

— А он?

— Молчит и смотрит в сторону, а кулаки сжимаются, чувствую, сейчас поскандалим.

— Чем все закончилось?

— Валька ситуацию разрешил. Пришел и так спокойно говорит: папа-мама, ну что вы переживаете из такой ерунды? Мы давно складываем вещи как хотим и вообще живем своей жизнью. Но мы все равно ваши и, когда надо будет, стакан воды поднесем.

Смотрю, у Коли-Вали заблестели глаза. Может быть, он осознал наконец, что никакой педагогической катастрофы в его семье не случилось.