Московское архитектурное общество
В московском салоне "Фабрика В.И.П." (ул. Долгоруковская, 21) проходит выставка известных мастеров интерьера Дмитрия Величкина и Николая Голованова. Ъ сообщал об инициативе архитекторов-интерьерщиков, решивших устроить серию выставок с целью узнать, кто почем не в коммерческом, а в художественном измерении. Одна выставка Левона Айрапетова уже прошла, ко второй устроители настолько вошли во вкус, что объявили о воссоздании Московского архитектурного общества.
Архитектура Величкина и Голованова,— пожалуй, самое проблемное явление в московской тусовке последнего десятилетия. Фигура речи, описывающая их творчество — бесконечное "с одной стороны, с другой стороны".
Итак, с одной стороны. Величкин и Голованов — пионеры нормального функционирования архитектуры, то есть системы, когда есть частный архитектор, частный заказчик и частный подрядчик. В этом году их фирме исполняется 10 лет. При этом в конце "великой эпохи" Дмитрий Величкин прославился как один из "бумажников", так что его путь зримо демонстрирует плоды капиталистической революции. До нее "молодой талант" мог воплощать свои замыслы в нереализуемых проектах, поражая жюри международных конкурсов, после — строить реальную архитектуру, поражая заказчиков и критиков. Поскольку основная линия московской архитектуры так и не пошла по капиталистическому пути, предпочтя сохранить проектные институты, пытающиеся по возможности уловить тонкие вкусы мэрии,— пионерство Величкина и Голованова по сей день сохраняет привкус героического противостояния Системе.
Кроме того, это люди маэстрии. Когда смотришь фотографии работ, кажется, что перед тобой интерьеры здания размером со средний дворец. Когда рассматриваешь планы, обнаруживаешь, что бесконечные залы и анфилады расположены на пятачке небольшой московской квартиры. Чтобы создать ощущение воздушного замка на пустом месте, требуется лишь фантазия. Чтобы создать его в затесненной московской квартире, требуется жесткий профессионализм виртуоза.
Наконец, Величкин и Голованов — перфекционисты. Никаких поправок на халтуру строителей они не признают. Архитектура — это всегда компромисс между фантазией и реальностью подрядчиков и заказчиков, когда смотришь на их вещи, возникает ощущение, что этот компромисс всегда разрешается в их пользу. Самые фантастические их завитки и виньетки воплощаются точно и в том материале, как задумано.
Но — с другой стороны. Весь напор и профессионализм они бросают на шокирование человека с обычными нормами приличий. Они ставят колонны вверх ногами, они растягивают рокайльные виньетки до размера стены, они красят стены в нежные будуарные цвета, их воздушные замки выполнены с вызывающей роскошью. Все, что связывается в профессиональном сообществе с нормами вкуса, ими нарушается.
В этом смысле Величкин — enfant terrible московского интерьера. Эти нарушения вкуса возникают непонятно почему. Масса людей, с которыми мне приходилось говорить на эту тему, объясняли это воздействием заказчика, и трактовали величкинскую архитектуру как пример очевидной коммерциализации. Что неверно. Невозможно представить заказчика с такой фантазией. Он бы сам стал архитектором.
Перед нами принципиально иное явление. В нашей архитектуре парадигма постмодернистского издевательства была воспринята своеобразно. Можно издеваться над собой, над историей, над заказчиком, но ни в коем случае не над профессиональным сообществом. Величкин с Головановым издеваются именно над ним. Это — "пощечина общественному вкусу", только не антибуржуазная, а наоборот, не "слева", а "справа". Архитектура капиталистической революции.
Получая эту пощечину, начинаешь размышлять об основаниях вкуса. Основания эти сформулировал в XVIII веке Винкельман, и звучат они — "благородная простота и спокойное величие". Но с тех аристократических пор многое изменилось. Я бы обозначил новую редакцию как "мизерабельная простота и нервное величие". Это — идеал советской архитектуры от конструктивизма до модернизма. По-моему, каждый, кто сталкивался с мэтрами постсоветской культуры, воздействие "нервного величия" мог пережить на себе.
Величкин деконструирует вкус, и в этом смысле не может не вступать в конфликт с профессиональным сообществом. Как, впрочем, и все интерьерщики. Реакцию старшего поколения архитекторов на эту деятельность прекрасно демонстрируют слова одного из самых уважаемых московских мастеров Андрея Бокова. На недавней конференции Московского союза он заявил: "Интерьер — это архитектурный геморрой, сам не посмотришь и другим не покажешь".
В этом смысле заявление интерьерщиков о воссоздании Московского архитектурного — естественный итог развития постсоветской архитектуры с ее разделением на "частников" "начальников", интерьер и "наружку".
Все постперестроечное время архитекторы удивляли общественность. Писатели организовывали ПЕН-клубы, киношники и музыканты — клубы по интересам, архитекторы послушно устраивали жизнь вокруг своего советского союза. Теперь ситуация изменилась. Но архитекторы оказались в противофазе с остальной творческой интеллигенции. В то время как киношники после "смутного времени" вновь объединились вокруг идеи древнего и могучего союза, архитекторы наконец попытались создать параллельную структуру. Это — одно из сомнений в жизнеспособности нового общества. А ну как время альтернативных структур уже прошло?
ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН