Три года трагедии в Буденновске
Три года назад, 14 июня 1995 года, Шамиль Басаев — теперь видный политический деятель Чечни, а тогда полевой командир — захватил больницу Буденновска. Заложниками нынешнего чеченского премьер-министра стали больные, беременные женщины из родильного отделения, дети, врачи. События трехлетней давности оценивают по-разному. Но все меньше остается шансов узнать, что же именно произошло.
Мы попросили рассказать об этом непосредственных участников и свидетелей одного из самых позорных событий недавней российской истории. Среди них — офицеры спецподразделения "Альфа" ОЛЕГ ШЕСТАКОВ и АЛЕКСАНДР ЖЕЛТОУХОВ, журналист "Коммерсанта" СЕРГЕЙ Ъ-ТОПОЛЬ, врач буденновской больницы ПЕТР КОСЯЧЕНКО.
"Чувство беззащитности стало еще сильнее"
Петр Косяченко, заместитель главного врача буденновской больницы:
— Когда отряд Басаева захватил больницу, я был в приемном отделении и сначала ничего не понял. Какие-то люди в камуфляже с автоматами. Потом донеслась стрельба с улицы, и тут чеченцы сказали, что мы — врачи и больные — заложники. Никакого шока я не испытал, размышлять было некогда: сразу поступило сорок человек раненых, и я побежал в операционную. Захватчики не препятствовали мне выполнять профессиональный долг. Я после того случая не стал относиться к чеченцам хуже: среди тех, кто к нам пришел тогда, были в основном уголовники и фанатики, для которых нет ничего святого. Я не страдаю "синдромом заложника" и никогда не страдал. Как бы ни играли чеченцы тогда в робин гудов, борющихся за свободу своего народа, имя их действиям одно — уголовное преступление. Наше правительство ведет с Басаевым какие-то разговоры. Что же, значит, такое правительство. Может быть, другие люди будут разговаривать с преступниками иначе. Больницу, как вы знаете, помогла восстановить нам Москва. Но сегодня нам не хватает средств на то, чтобы поддерживать ее в нормальном состоянии. Москвичи помогали и продолжают помогать нам, но нельзя же постоянно висеть на шее у столицы. К сожалению, кардинально ничего не изменилось и не меняется. А самое главное чувство, которое у меня осталось после тех событий,— чувство полной беззащитности. И сейчас оно стало только сильнее. Я уверен, что наше государство в нынешнем своем состоянии не может гарантировать нам, что этот ужас не повторится.
"Штурм был провален с самого начала"
Олег Шестаков, руководитель опергруппы "Альфы":
— Перед штурмом мы постоянно вели наблюдение со стороны пищеблока. И наступали потом по этому же направлению. Выдвигаться начали в 4.45. Только тронулись, сразу войска МВД начали стрельбу — на 15 минут раньше назначенного времени. А нам до исходных позиций продвигаться еще метров сто. Майор Соловов, тот, которого потом убили, шел в головной группе — так называемая группа прикрытия. В результате начавшейся раньше стрельбы его группа оказалась рассеянной и была отсечена от основных сил. Соловов с двумя бойцами попал во внутренний двор пищеблока, который насквозь простреливался чеченцами. Он сразу получил ранение в руку из крупнокалиберного пулемета. Рука осталась висеть на лоскутке кожи. Сразу за этим он получил еще одно ранение, но жил где-то еще час. Мы так и не смогли его оттуда вытащить и забрали труп через день после штурма. Раненых забрали, проехав на БТР, а остановиться, чтобы забрать труп Солового, мы не могли. Чеченцы сняли с него оружие и рацию, поэтому потом нам запретили вести переговоры по эфиру.
Штурм был провален с самого начала. По пищеблоку должна была ударить "Вега", но это делать уже не было никакого смысла, потому что не успели мы выдвинуться, как уже надо было отходить. И задача стояла уже вытащить раненых и убитых.
Я еще во время обсуждения операции был убежден в том, что не надо было спешить — на подготовку штурма дали слишком мало времени. Вначале надо было вести длительные переговоры с помощью специалистов-психологов — у нас в подразделении есть такие. А там с ними разговаривали неподготовленные люди. Все, что они смогли сделать,— это вытащить некоторое количество заложников. Безусловно, это великое дело. Но, кроме этого, с помощью переговоров и освобожденных можно получать разведданные. Этого не было сделано.
Именно после Буденновска я понял, что надо уходить из "Альфы". С этими реорганизациями и постоянным переподчинением группа теряет квалификацию и начинает заниматься не своим делом.
Все получилось "как всегда"
Александр Желтоухов, снайпер подразделения "Альфа":
— 14 июня были на дежурстве — прошел слух, что где-то захватили город. Мы, мягко говоря, удивились и не поверили. Ладно, самолет могут захватить, но город... Такого в мировой практике терроризма не было. Потом поняли, что, может, так оно и есть. Шла война в Чечне, а от чеченцев можно чего угодно ожидать.
В 3 часа дня нам поступил приказ получить боекомплект и надеть специальную форму. К этому времени мы уже знали из СМИ, что чеченцами захвачен город Буденновск. К отправке подготовили 143 человека. Мы вылетели с военного аэродрома в Чкаловском на Ил-76 в 23 часа. Сели на военном же аэродроме неподалеку от Буденновска спустя три часа. Нам сказали, что, возможно, придется принять бой прямо по ходу продвижения.
Была абсолютно черная ночь — ничего не видно вокруг, жарко. Знаете, какие бывают ночи на юге. Мы ехали и гадали: с какой стороны дадут "отмашку" занимать боевые позиции. Приехали к зданию МВД и тогда уже получили подробные сведения о том, какова обстановка на самом деле: захвачена больница. Местные власти привезли нам еды (многие не успели поесть в Москве): колбасы, хлеба и газированной воды "Земляничка". После командиры сказали нам отдыхать до утра — ребята расположились на земле возле автобусов.
С утра мы разделились: основную массу бойцов повезли в школу, а наиболее опытных снайперов бросили к больнице. Мы должны были разведать обстановку: где и как можно подойти к зданию, расположение огневых точек. Была поставлена задача определить, по каким направлениям можно штурмовать. Нам объяснили, что с тыльной стороны больницы, со стороны оврага, практически нет чеченских постов. Мы с напарником половину пути до этого места просто прошли пешком, попали под обстрел: чеченский пулеметчик пристрелял место со стороны ворот. Там, кстати, потом он милиционера застрелил — тот вышел покурить, думал, запрет его не касается. Сигарету из рта не успел вытащить. В общем, оползли мы больницу со всех сторон.
Нам сказали, что постов на пути нашего следования нет. А мы видим: вооруженные люди стоят — пулеметчик и автоматчик. По рации связываемся со штабом. Точно, говорят, никого там быть не должно. Но у нас сомнения все равно, тем более что видим: они — в бронекасках, а чеченцы таких никогда не носили. Напарник берет на прицел пулеметчика, а я ползу ближе, к стене за туберкулезным диспансером. Заговорил с ними — автоматчик сразу скатился в боевую позицию. Выяснилось, что это бойцы из нашего краснодарского подразделения.
Сменили нас почти перед самым началом штурма, и мы встретились с основной группой. Узнали, что кроме нас приехали спецназовцы МВД, группа "Вега" (бывшее диверсионное подразделение КГБ, теперь тоже спецназ МВД).
Стало ясно, что штурма не избежать. Но когда он будет, никто не знал до самых последних часов.
Нас спросили, что нужно для штурма. Мы запросили технику: несколько БМП, БТР, специальное оборудование. Чуть забегая вперед скажу, что все получилось как всегда. Технику какую-то дали, но она, как уже во время штурма выяснилось, воевала еще в Афганистане и потому была практически в нерабочем состоянии.
Решили поступать так: основной удар во время штурма наносим мы, а войска оказывают нам поддержку. То есть вначале должны были идти войска МВД, создать нам плацдармы для накопления и дальше, во время нашей работы, поддерживать огнем. Но получилось так, что вышли мы вместе, а прикрытия от них практически не получили.
16 числа днем нас собрали в интернате. В 18 часов руководство — Степашин, Ерин, Егоров, Сосковец — начало совещание, а мы стали готовиться к штурму, приводили в порядок оружие и спецсредства. Где-то в два часа ночи был отдан официальный приказ о начале штурма в 5 часов. Снайперы выдвинулись на позиции сразу. Группами по два человека мы окружили больницу.
Я встал в пару с нашим бойцом из Краснодара. Наша позиция была со стороны телевизионной вышки и главного входа — по этому направлению должна была выдвигаться краснодарская группа. Мы вышли по садам и залегли прямо в поле. Время было уже 3 часа, по полю ползли мы очень медленно, ведь наше передвижение хорошо просматривалось из окон.
В 4.45 я получил запрос от краснодарской группы, готов ли я начать огонь и прикрыть их. Я сказал, что готов, вижу все хорошо, но еще не наступило время штурма. И буквально через пять минут началась стрельба со стороны войск МВД. Я повернул голову назад, смотрю: по полю несется краснодарская группа. Но не стреляя, а просто перебежками, в шахматном порядке, и несут лестницу — первый этаж чеченцы завалили матрасами. Пробегают мимо меня, абсолютно не замечая,— я был в специальной маскировке. Со стороны больницы началась автоматная стрельба. Я прицеливаюсь, валю одного человека и сразу второго, который вместо него появился. И после этого начинается такая стрельба, что у меня на бруствере (я выбрал естественную ложбинку в поле) земля просто закипает от пуль. Рядом стояла железяка какая-то, вроде железнодорожной рельсы, так ее тоже сразу в нескольких местах пробило пулями. Я удивился: не должны были они меня заметить. Сменил позицию. Спереди обстрел прекратился, но тут закипел песок с тыла. Вот, думаю, интересно, как это с тыла меня достают? Делаю запрос, мол, кто у меня находится сзади. Свои. Летчики местные. Потом мне рассказали наши бойцы, которые после моего запроса туда побежали. Приходим, говорят, а они совершенно пьяные. Объясняют: "У нас в больнице друзья в заложниках, их сейчас расстреляют за то, что вы штурм начали". В общем, еще минут пятнадцать я там ползал под пулями родными, пока наши не разобрались.
Тем временем краснодарцы подобрались вплотную к больнице. Там стоял забор такой, из сетки. По сценарию штурма должен был подойти БТР и проломить эту сетку, но он задержался. Они стоят там под шквальным огнем. Я чем могу им помогаю, веду огонь по всполохам выстрелов. Наконец выехал транспортер. Только он появился и дал первую очередь, тут же со стороны больницы — выстрел из гранатомета. По нему не попали, но он задрал ствол вверх, пулемет заклинило — технике-то уже чуть ли не тридцать лет. Смотрю, у водителя "очко" сыграло и БТР стал отползать назад. Он, конечно, мог продавить забор и так, без огневой поддержки, будь водитель поопытнее. Его сожгли, конечно, потом бы, но и дело сделать, и спастись при определенной сноровке можно было бы. Краснодарцам же пришлось сменить позицию: они откатились под укрытие и оттуда продолжили вести огонь.
Я понял, что штурм захлебнулся в тот момент, когда отошла краснодарская группа по моему направлению. Я же пролежал на точке еще пять часов после того, как прекратились боевые действия. 35 градусов жары, я в полном снаряжении, шевельнуться не могу — заметят и накроют. Попросил по рации, чтобы проехал по полю БМП и я под его прикрытием смог бы уйти. Смотрю: выезжает на поле машина и медленно движется по направлению ко мне. А у меня связи с ним нет — рации абсолютно разные, как вы понимаете. Вот, думаю, в начале свои не подстрелили, так теперь раздавят. Но все обошлось: из штаба его сориентировали, он остановился в 10 метрах от меня и начал стрелять поверх больницы, для острастки. Я подскочил к нему сбоку, постучал по кожуху гусеницы. Развернулся люк в сторону больницы, оттуда высунулось узкоглазое лицо: "Здрастье". В общем, вышел я под прикрытием брони с поля.
Нас отвели обратно в интернат и выяснилось, что мы потеряли троих убитыми и порядка 15-17 человек ранеными. Тогда же мы узнали, что Черномырдин ведет переговоры с Басаевым по телефону. Но лучше бы он сам сюда приехал.
Тем не менее 18-го снайперы получили устный приказ занять боевые позиции и работать "в свободном поиске". Но начать мы так и не успели: начались переговоры на месте, и приказ отменили.
Мы вернулись в Москву, хоронили товарищей. На поминки приехал Степашин, в его глазах стояли слезы. Тогда он сказал нам, что подаст в отставку. Так и сделал, оказался человеком чести.
Как в кино про фашистов
Сергей Тополь, корреспондент "Коммерсанта":
— До Буденновска мы добрались не сразу. Первая остановка — в соседней благодарненской больнице. Въезд в больницу охраняли вооруженные солдаты. У главврача была связь с буденновскими коллегами, и он время от времени разговаривал с ними. К этому времен в благодарненскую больницу уже привезли 20 раненых и два трупа из Буденновска. Врачи провели нас в палату, где с пулевым ранением в руку лежала трехлетняя Настенька Машкова. Ее мать рассказала, что в тот день они ехали к нотариусу. Когда раздались выстрелы, муж резко развернул машину, но пуля все-таки достала дочку. Лейтенанта Юрия Конева из уголовного розыска ранили в первые минуты стрельбы, в 12.05. Он сам не понимает, как остался жив. На соседней койке — военный врач. Когда началась стрельба, начальник штаба вертолетной части, дислоцированной в Буденновске, выдал семерым вертолетчикам пистолеты и велел посмотреть, что за шум в городе. Через пятнадцать минут их машина была расстреляна в упор. Раненый врач вывалился из кабины, и, судя по всему, бандиты приняли его за труп. Остальных вертолетчиков он больше не видел. В соседней палате мужик, не пожелавший представиться, сказал, что видел на проспекте Калинина хвост колонны из местных жителей: "Шли по двое а по бокам — люди в камуфляже — ну, прямо как в кино про фашистов". Бандиты, войдя в город, атаковали горотдел милиции, но ушли оттуда после перестрелки, вывесили флаг на местном "белом доме" и одновременно стали, стреляя, выволакивать из домов людей. Тех, кто не хотел идти или пытался сопротивляться, убивали. Так была расстреляна на пороге своего дома 90-летняя старуха Нинникова. Правда, кое-кто защищался: одному из бандитов какой-то парень снес полчерепа монтировкой, когда тот выстрелил в его отца.
Буденновская больница. Она окружена двойным кольцом спецназа. В проулках стоят БМП и БТР. Слышатся редкие автоматные очереди. Журналисты, а их больше сотни, кучкуются неподалеку. Кто-то сказал, что бандиты хотят их видеть — больше ни с кем в настоящий момент они разговаривать не желают. Из больницы за нами пришли три врача и священник местной армянской церкви отец Михаил. Военные вели по телефону переговоры с Басаевым, обговаривая наш визит. Пошли слухи, что бандиты расстреляли пять человек. Мол, они требовали прессу на два часа, а к ним никто не пришел. К сожалению, потом эти слухи подтвердились: террористы расстреляли пять вертолетчиков.
Около 16.00 журналисты собрались у кордона. Мы подошли к боковой двери. Из дверного проема раздалась команда: "Подходите по одному и приготовьте документы". Нас профессионально обыскали. По одному поднимаемся на третий этаж и двигаемся по длинному больничному коридору. Вдоль стен сидят и лежат мужчины и женщины в больничных халатах и спортивных костюмах. Мы не сразу понимаем, что они говорят: "Скажите нашим, чтобы не стреляли. Они с нами хорошо обращаются". И тут же раздались выстрелы. Все сразу легли на пол. Чеченцы бросились к окнам и открыли беспорядочную пальбу. Мне было видно, как, прижавшись к стене, из окна палил боевик. Прополз в палату и притиснулся к стенке с другого края окна.
— Как тебя зовут и куда ты стреляешь?
— Меня зовут Ибрагим, мне 30 лет, а стреляю куда хочу.
Стрельба окончилась так же неожиданно, как и началась. Журналистов собрали до кучи и цепочкой спустили в подвал. Вскоре туда явился Басаев, его заместитель Исламбек Абдулхаджиев и начальник штаба Асланбек Исмаилов. Некоторые из журналистов знали их по Чечне. Здоровались. Я не буду здесь пересказывать речь Басаева, которую он время от времени прерывал словами "Свобода или смерть". О ней на этой подвальной пресс-конференции написано достаточно. Говорил Шамиль тихо, глядя в пол. От ответов на вопросы умело уходил. Затем выступил Исмаилов: "У нас нет заложников, а есть фильтрационный пункт в больнице, где мы разоружаем незаконные бандформирования Российской Федерации". Потом обругал "Врачей без границ":" Не нужны нам их лекарства — нам нужны стингеры". Мы вышли из больницы в 21.58.
На следующий день Ерин, Степашин и Егоров встретились с прессой, побывавшей в больнице. Силовые чиновники спрашивали у нас: "Что делать?" — "Войну кончать",— отвечали мы им. Ночь с 17 на 18 июня я снова провел в поликлинике на жестком топчане в коридоре, неподалеку от двери, ведущей во двор. В 4.55 все пришло в движение. Начался штурм. Потом врачей обвинили в том, что они открытым текстом подали команду по рации о полной готовности, ее перехватили басаевцы и чуть не сорвали атаку "Альфы". В то утро бойцы "Альфы" штурмом взяли несколько строений на территории больницы и ее первый этаж. При этом они освободили около двух десятков заложников. Затем последовал приказ отступить.
С Басаевым вступили в переговоры. Договорились, что его отряд выпустят из Буденновска. В качестве гарантий он потребовал, чтобы его сопровождали журналисты. Тем, кто решил поехать, было предложено подписать бумагу о добровольном присоединении к банде Басаева. Подписывать никто не стал. Тогда формулировку изменили на "добровольно сопровождать". Добровольно сопровождать согласились 13 журналистов. Иностранцы подписывать что-либо напрочь отказались. По их правилам, журналист, присоединяющийся к заложникам на любых условиях, автоматически лишается страховки. В сопровождении Асланбека мы снова пошли в больницу. Кроме нас решили ехать с бандитами заместитель начальника местного РУОПа Владимир Попов и депутат госдумы Борщов. Опять проверили документы и обыскали. После штурма больница здорово изменилась. Кровь, битые стекла, развороченная кирпичная кладка, пыль, смрад от размороженных коровьих туш, которые боевики вытащили из холодильных камер — нужно было где-то хранить трупы своих. Затравленные глаза заложников и словно застывшие лица врачей. Это потом они расслабятся и, не стесняясь, будут плакать — сейчас им просто некогда думать ни о чем, кроме своих раненых и больных. Нас цепочкой провели по второму этажу, где в два ряда вдоль стен сидели и лежали заложники в обнимку с ранеными чеченцами. Несколько суток, проведенные вместе с террористами, которые "последним куском хлеба и глотком воды" с ними делились, сделали свое дело. Басаевцы оказались отличными психологами. Мы отмечаем командировки. Басаев и Абдулхаджиев с удовольствием ставят печать на свои подписи. В это время зазвонил телефон. На проводе Черномырдин: "Это ты, Шамиль Басаев? Говори громче".— "Да. Это я, Виктор Степанович",— отвечает Шамиль. Нам стыдно.
Через два часа автобусы с заложниками и басаевцами и рефрижератор с трупами чеченцев в сопровождении машин ГАИ тронулись вдоль живого и грозно молчащего коридора из жителей Буденновска в путь. На дорогах Дагестана стояли другие люди и радостно приветствовали бандитов.