Премьера "Кармен" Ролана Пети в Мариинском театре
Новая премьера Мариинки вызвала аншлаг и ажиотаж, сравнимые лишь с реакцией на выступление в фестивале "Белые ночи" испанской звезды Пласидо Доминго. Однако художественный результат акции оказался несоизмеримо скромнее, чем ожидалось. Ролан Пети, в противоположность интенсивно осваиваемому Петербургом Джорджу Баланчину, испытания временем и чужеродной средой не выдержал.
"Кармен", потрясшая основы академизма
Спектакль Ролана Пети, вызвавший при постановке бурные споры,— на самом деле балет о Хозе. Хореограф, урезав оперу до одного акта и убрав всех второстепенных персонажей, спустя четыре десятилетия после "Русских сезонов" по-своему развил излюбленную тему "дягилевцев" — о губительной природе женской красоты, о смерти, неразлучной с истинной страстью.
Спектакль, утрамбованный в пять коротких сцен (улица у стен табачной фабрики, таверна, комната Кармен, контрабандисты, задворки арены), рассказывает о последнем романтике, растоптанном почти ануевской "средой" — жестокой, циничной, насмешливой и аморальной. Кармен — ее персонификация. Первая исполнительница этой роли, Зизи Жанмер, так и осталась в истории балета — со своей хамской короткой стрижкой, обсыпанной золотой пудрой, в черно-салатовом корсаже с крошечной оборкой — вульгарная и обольстительная, наглая и требовательная, эротичная и легкомысленная, как парижская гризетка. Хозе (его роль исполнял сам Ролан Пети) — не солдат и не контрабандист. Обмороченный страстью, он боролся за поруганную любовь и карал порок, убивая Кармен.
Балет, отнюдь не перегруженный испанским колоритом, был оформлен художником Антонио Клаве, с роскошной неряшливостью: рваное тряпье, поломанные стулья, растерзанные кровати, дешевая завлекательность краснофонарного кабака, замызганные задворки улиц. Не слишком изобретательная хореография — классика, густо пересыпанная бытовизмами,— пряталась за умелой и крепкой режиссурой. Персонажи курили настоящие сигареты, отвешивали друг другу пощечины, валялись на скомканных простынях и занимались любовью с невиданной для балета откровенностью. Зачатки неореализма переплетались с иронически-легковесной интонацией варьете, в которой трактовались все массовые сцены, включая убийство прохожего, смахивающего на витринный манекен.
Премьера "Кармен" состоялась в Лондоне в 1949-м, была принята на "ура", а чинная английская критика приравняла танцующих парижан к молодым героям Сопротивления.
Академизм, потрясший основы "Кармен"
Вот этот-то спектакль и взялась воспроизвести на своей сцене Мариинка. Трудно представить себе что-либо более чуждое эстетике театра, чем отчаянная фривольность и сентиментальная патетика, в равной мере свойственные "Кармен" Ролана Пети. В Петербурге хореографа сочли (не без оснований) маститым классиком, к работе с его ассистентами (Франсуазой Адре и Яном Брексом) отнеслись со всей ответственностью и серьезностью. Предъявленный публике результат академических штудий выглядел так, будто выпускниц Смольного заставили изображать проституток, знакомых им исключительно по художественной литературе.
Зализанные головки разбойных "табачниц" вместо привычных "пучочков" компромиссно венчали начесанные "хвостики"; крамольно-зазывные разъятия их ног приняли постный вид невинной аэробики. Ряженые сладострастными испанцами мужчины с солдатской ровностью исполняли нехитрые соскоки-подскоки и с равнодушием отличников дуэтного урока обнимали своих жеманных дам. Главная разбойница Марина Чиркова почувствовала себя в своей тарелке лишь единожды — когда пришла пора крутить двойные фуэте. Но "Кармен" — балет протагонистов, и на недостатки антуража можно было бы закрыть глаза, если бы звездные исполнителей центральных ролей не развили общую тенденцию по академичеванию неореализма.
Мариинский театр подготовил два равно уважаемых состава исполнителей. Опытная Алтынай Асылмуратова, танцевавшая Кармен у самого хореографа в его "Балете Марселя", во всех своих вариациях походила на Китри из "Дон Кихота", у которой отчего-то отсутствовала юбка. Добродетельная балерина напрочь отказала своей героине в порочности, чем обессмыслила добрые три четверти обольстительных микрожестиков и микропа, которыми нашпигована эта партия. Свободно она чувствовала себя лишь в адажио, где пригодился советский опыт изображения любовного счастья. Само собой разумеется, погибала она в борьбе за свою свободу.
Словно созданная для этой роли Диана Вишнева ожидания оправдала лишь отчасти. Пикантная, обворожительная, ветреная и озорная, она блеснула как раз в вариациях, не пропустив ни одного завлекательного вихляния бедрами, ни одного аппетитного изгиба тела и явив настоящий экстаз самоуправства в бешеной дроби на пуантах, венчающих сцену в таверне. С постельной сценой дело обстояло хуже: в рискованном адажио балерина продолжала заигрывать — одновременно с партнером и залом, а откровенная поза (Хозе резко и властно прижимает лицо любовницы к своим чреслам) была заменена ею целомудренным прогибом — в Мариинском театре секса по-прежнему не водится. Кармен-нимфетка так и осталась лишь упрямой нимфеткой до своей внезапной и случайной гибели.
Партнером Дианы был Фарух Рузиматов, признанный романтический герой Мариинки. Его Хозе являл собой жгучую смесь всех романтических балетных персонажей — печаль Альберта и пылкость Ферхада, темперамент нестанцованного им Эспады и отчаяние Солора. Вся балетная патетика, перемешанная с артистическим фанатизмом, была призвана на помощь и, если отвлечься от Ролана Пети, выглядела мелодраматически-эффектно. Обычные человеческие страсти (в частности, страсть к обладанию женским телом) не омрачали высокий дух этого Хозе (подозреваю, что цензурные поправки в дуэте с Кармен — его рук дело). Фарух Рузиматов приложил все усилия в "облагораживании" хореографии и своего добился — такой Пети не смог бы шокировать и самых строгих ревнителей благочиния.
Партнер Асылмуратовой — молодой Ислом Баймурадов, черноволосый статный красавец с байронической внешностью,— выглядит значительно живее и естественнее. И, если бы не ненужное увлечение "испанщиной" (в "Хабанере", отданной Пети своему герою), да кабы не излишняя почтительность к партнерше (которая стала прима-балериной, когда Ислом еще делал свои первые battement tendu в начальных классах балетной школы) и не нерешенный финал (над телом убитой Кармен молодой артист не смог выразить ничего, кроме панической растерянности), роль следовало бы признать удавшейся. Похоже, поменяв местами своих Хозе и Кармен, театр добился бы более интересных результатов.
Впрочем, Мариинка и без того довольна премьерой — сделан еще один шаг в освоении балетной классики ХХ века. Довольны и артисты, получившие новые роли. Довольны и зрители, увидевшие в них своих любимцев. А поиски художественного смысла акции по превращению Пети в недописанного Петипа останутся уделом придирчивой столичной критики.
ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА