Новое руководство Пермского края в ходе ревизии доставшегося ему наследства последовательно отказывается от самых амбициозных планов предшественников. Директор КГАУ «Музей современного искусства PERMM» МАРАТ ГЕЛЬМАН рассказал корреспонденту „Ъ“ ДИНЕ ПОЛИНОЙ о том, как и почему это произошло, признался в романтических ошибках, объяснил, почему Пермь никому не нужна, и попытался предсказать будущее — свое, экс-губернатора, края и страны.
— Вы являлись идеологом создания Пермского центра развития дизайна (ПЦРД). Почему центр не решил поставленных задач?
— При создании центра мы ставили три задачи: сотрудничество с промышленными предприятиями, развитие городской среды и профессиональное посредничество между властью и дизайнерским сообществом. В соответствии с этими задачами был выбран формат автономного учреждения, что позволяло в полной мере работать с творческими людьми, уходить от требований ФЗ №94 «О государственных закупках». Много говорилось о подготовке заказов исключительно силами ПЦРД с помощью собственного штата дизайнеров. Мы, наоборот, настаивали на развитии профессиональной среды, поэтому все заказы, которые у нас были, отдавали дизайнерским компаниям.
У нас был художественный руководитель Эркен Кагаров, который оценивал работы, консультировал.
ПЦРД входил в число пяти задуманных нами инструментов развития новой экономики в регионе. Мы с Олегом Чиркуновым (губернатор Пермского края 2004–2012 годы. — „Ъ“) исходили из того, что Пермь — это часть мира, значит, город рано или поздно окажется в реалиях новой экономики, а для развития бизнесу в этих условиях необходимы специальные инструменты. В их число, помимо ПЦРД, вошли Центр развития предпринимательства, Торгово-промышленная палата края, бизнес-инкубатор и банк. Так получилось, что ни ТПП, ни центр развития предпринимательства в новом формате так и не заработали. ПЦРД первым рванул в момент, когда другие инструменты не были готовы.
— Скептики оказались правы насчет перспектив ПЦРД?
— Первые сложности возникли с промышленностью. По большому счету удались работы только с деревообрабатывающей промышленностью. Наши проекты по деревянному дому в Берлине вызвали настоящий восторг. Это легко объясняется: наша строительная отрасль очень коррумпирована, дизайнеры, которые за рубежом имеют возможность строить аэропорты, здесь занимаются малоэтажным строительством. В стране работает федеральная программа малоэтажного строительства, поэтому мы надеялись на реализацию проекта.
Сотрудничества с другими промышленными предприятиями у нас не получилось.
В основном минпром края лоббировал проекты по подготовке выставок, мы не отказывались от этой работы. Но это не та задача, для которой необходимо вызывать Эркена Кагарова, а мне объясняться с министрами.
На правильном пути мы находились, когда сотрудничали с муниципалитетами. Пермь — это первый город, где были закреплены правила развития городской среды. Мастер-план Кииса Кристиансе (голландский архитектор, руководитель КСАР, разработавшей мастер-план Перми. — „Ъ“), если бы действительно реализовывался, дал свои плоды не раньше, чем через 20 лет. Мы же с помощью городского дизайна пытались сделать какие-то проекты быстро. Это направление было интересно, востребовано. Муниципалитеты пытались получить нас в качестве оператора для своих городских проектов.
ПЦРД первым занялся проектом по созданию типового дизайна системы коммуникаций для больниц и поликлиник. Несмотря на отсутствие подобного опыта не только в регионе, но и в стране в целом, получилась уникальная работа. ПЦРД с помощью этого продукта должен был стать новатором в системе государственного дизайна. Все держалось на том, что власть понимает необходимость в этом. С сентября заработает центр прототипирования, который располагает дорогостоящим оборудованием, приобретенным на федеральные средства. Пройден самый сложный, финансовоемкий этап, но управлять этим проектом в конечном счете оказалось некому.
Преобразование ПЦРД из автономного учреждения в бюджетное сузило его возможности, не позволило уходить от ФЗ №94. Эркен не понимал, зачем он нужен, если выбирает не эксперт, а бухгалтер, основываясь на низкой цене. Справедливости ради отмечу, что переход центра из автономного в госучреждение не был инициативой команды Басаргина, а произошел еще при новом премьере Чиркунова — Михаиле Антонове. Кроме того, все сотрудники ПЦРД жили перспективой сотрудничества с Киисом Кристиансе. Это мировая школа, он один из лучших в планировании городской среды, пространства. Все это накрылось.
— Почему вы считаете, что работа в этом направлении свернута окончательно?
— В отношении культурного проекта новый губернатор (с мая 2012 года Виктор Басаргин. — „Ъ“) ведет себя мягко, может быть, только в начале мог позволить наехать, надеясь таким образом завоевать популярность. Но та работа, которую Чиркунов вел с городом, уже похоронена. Декларируемый сегодня подход принципиально другой, и это не простые оценки с точки зрения «щедрости» или «экономности».
Градопланирование представляет собой на 20% результат работы властей и на 80% — правила, установленные для застройщиков. Чиркунов, Киис Кристиансе были правы: невозможно решить проблемы города без достижения высокой плотности населения. Почему всем нравился фестивальный городок «Белых ночей»? Потому что в одном месте было сконцентрировано значительное число людей, что нормально для европейских стран. Пермь сегодня конкурирует не только с Екатеринбургом, но и со всеми городами мира, и об этом необходимо заботиться. Принципы, которые только вчера были выбраны в качестве приоритетных, сегодня звучат прямо противоположным образом. Планируется строительство в отдаленных районах, в центре города снимается ограничение на высотность зданий. Современная урбанистика этого не понимает. Городской дизайн по отношению к архитектуре является подчиненным, и ПЦРД должен был помочь в этом.
— Арт-директор компании ZOLOTOgroup Игорь Гурович в интервью сказал, что пермский пример доказал нереализуемость подобных проектов в России. Почему такие оценки появляются в профессиональной среде?
— Игорь Гурович для меня не является экспертом. Это дизайнер, который уязвлен. Он один из лучших специалистов в России, для нас сделал красивую работу в рамках пермского проекта «Пять улиц». Игорь уязвлен тем, что проект остался нереализованным, а значит, закрытым вообще.
Пермский культурный проект не единственный в России, но на сегодня является самым успешным. Когда мы начали привлекать к себе какое-то внимание мира, на нас стали выходить коллеги из Самары, Красноярска, которые занимались аналогичными проектами, работали по десять лет. Но о них почему-то никто не знал, несмотря на то что порой были брошены значительно большие ресурсы, чем в Пермском крае.
— Какие проекты в Перми вы готовы отстаивать перед новыми краевыми властями, а какие — нет?
— Есть два феномена, которые имеют значимость: музей и фестиваль «Белые ночи». PERMM — это музей мирового уровня. Ситуации, когда в маленьком городе работает хороший музей, бывают — например Бильбао. Это всегда удивительно. Пермский музей стал моим детищем. Сергей Гордеев (экс-сенатор от Пермского края. — „Ъ“) подарил 200 работ, я — 40. Когда ушел Чиркунов, я встал перед выбором. Если ты был инструментом, ты также должен уйти, потому что заказчика больше нет. В этот момент понял, что музей для меня является не работой, а стал частью моей жизни.
«Белые ночи» — это концептуальный проект.
В последний раз я не участвовал в организации, только строил с Борисом Мильграмом и Вероникой Дукаревич идеологию управления и помогал продюсерам советами и возможностями. Житель Перми получил образ того, как можно жить, захотел, чтобы так было всегда и везде. Чиркунов был, Басаргин тоже уйдет, а Пермь останется. «Белые ночи» важны как модель, образ того, какой должна быт жизнь, чтобы мотивировать людей не уезжать из города. Готов доказывать, что эти проекты необходимы.
— Что вы думаете относительно намерений краевых властей отказаться от проекта здания художественной галереи Петера Цумптора?
— Надо понимать, какова была стратегия Чиркунова, когда он выходил с инициативами привлечения экспертов с мировым именем: Петера Цумптора — для художественной галереи, Дэвида Чипперфилда — для здания театра оперы и балета имени Чайковского, испанцев — для аэропорта. Всего предполагалось порядка пяти таких крупных проектов. Чиркунов, как и Басаргин, понимал, что у края нет средств для их реализации исключительно за собственный счет. Но он также осознавал, что мы живем в сверхцентрализованной стране, где многие проекты делаются в федеральной, а не территориальной логике. Например, Сочи получил Олимпиаду, Казань — универсиаду, на которую выделены федеральные
25 млрд руб. К 300-летию Санкт-Петербурга была утверждена специальная программа по модернизации города. Мы надеялись на появление аналогичных амбиций по созданию культурного центра у руководства страны. Мы готовились к этому моменту, дожидались какого-то федерального проекта, который бы включил эти амбиции. Для этого готовились проекты, оценивалась их стоимость.
Такова стратегия Чиркунова: у нас нет ресурсов, но мы обязаны сделать так, чтобы город после того, как мы уйдем, стал более приятным, комфортным, интересным. Сегодня это не отказ от Цумптора, а уход от стратегии, амбиций, предпринимаемых попыток вытащить город, сломать существующую логику. Я не утверждаю, что наша стратегия единственно возможная или самая правильная, но с ней имеет смысл ознакомиться прежде, чем отказываться.
— Правозащитник Игорь Аверкиев сказал, что идеологи культурного проекта сами сворачивают свою деятельность, капитулируют. Вы согласны?
— Его критика связана с личной позицией. Он знаком с Чиркуновым намного дольше, чем я, мыслит себя проектантом, но ничего так и не сделал, а тут вдруг приехали люди и вдруг чего-то сделали. Его ум оказался острым, но бесплодным.
После «Белых ночей» прошло два летних месяца. Если вы в июле приедете в Лондон, вам покажется, что сворачивается культурная жизнь, прилетите в Нью-Йорк, скажете, что город эвакуируют. Такая ситуация традиционна для летних месяцев. Пауза в любом случае должна быть.
Согласен с тем, что наше настроение изменилось.
В первую очередь это связано с тем, что Чиркунов ушел. Никто ничего не сворачивал, мы продолжим работу.
В музее 30 августа откроются две выставки. Для «Белых ночей» у меня есть взрывная идея, но для проекта нужен лидер, каким стал Мильграм (Борис Мильграм — руководитель проектного офиса «Пермь — культурная столица». — „Ъ“). Он ездил, мучал чиновников, портил отношения. В результате именно его деятельности появились эти «Белые ночи». Поэтому должен появиться человек, который будет заниматься проектом днем и ночью. И это точно не я, а тот, кто готов протирать штаны, чтобы в следующем году «Белые ночи» сделали еще один шаг вперед.
Не знаю, почему так получилось, но у Чиркунова и Басаргина не было серьезного разговора. Новый губернатор делает заявления, не зная, что имел в виду его предшественник. Ты управляешь регионом, значит, должен знать стратегию предыдущего руководителя, если меняешь направление, потрудись узнать, какова была аргументация ранее принимаемых решений.
— На контакт не хочет идти Басаргин или Чиркунов?
— Мне кажется, если бы Басаргин пригласил, то Чиркунов бы прилетел. Это мое личное мнение. Содержанием, сутью всех решений могу поделиться и я. Мы месте с Чиркуновым вырабатывали стратегию, ее детали. Может быть, я не так компетентен, как Олег, в том, что касается образования, экономики, но я знаю общие положения, логику. Сам не могу быть активной стороной. В случае с Чиркуновым он был волей, а я — инструментом. Если фамилия Гельмана накрепко связана с Чиркуновым, может быть, стоило пригласить кого-то другого, не менее известного. Но этого не произошло.
— Каковы перспективы пермского культурного проекта?
— Если вы возьмете структуру любой пьесы из трех актов, то первая часть всегда заканчивается адом. У нас как раз закончился первый акт и начался антракт. Считаю, что в судьбе края могут произойти неожиданные повороты. Чиркунов исходил из того, что Пермь никому не будет нужна: город родился административным решением, в советское время удерживался силой, сегодня для «Уралкалия» и «Лукойла» вполне достаточно 30 тысяч человек. Он понимал, что нужно ломать эту логику, естественный ход вещей. Для этого необходимы драматические сюжеты, интересные вещи. Берлин после разрушения стены тоже встретился с жесткой мировой конкуренцией, решал аналогичную с Пермью задачу. Вопрос, как изменить естественный ход вещей, найти свою сущность, конкурировать, а значит, отбирать, решается абсолютно по-разному. Может быть, в пермском сюжете появятся новые герои.
— Но вы продолжаете работать в Перми?
— Да, но все сильно зависит от того, что происходит в стране. Может оказаться, что этот внешний агрессивный фон все выровняет. Пока если говорить о моих личных планах, то у меня остаются только локальные проекты в Москве, планирую концентрироваться на двух городах, Перми и Берлине.
— Вы принимали участие в принятии политических решений, влияли на Олега Чиркунова?
— Я работал в фонде эффективной политики, в течение шести лет сотрудничал с администрацией президента РФ. Работая с представителями власти, никогда не знаешь, какой твой совет, рекомендация будут использованы. У Чиркунова по должности, у меня по опыту работы были отношения и в Кремле, и в правительстве. Поскольку, возможно, я лучше других понимаю федеральный контекст, то логично, что принимал участие в обсуждении решений. С 2004 года я не занимаюсь политикой как работой, а действую по принципу — помогаю друзьям, мешаю врагам. Политика и в Пермском крае не была моей работой, но мы обсуждали судьбоносные вещи. За последние два года мы с Олегом стали друзьями.
— Олег Чиркунов уверяет, что его уход с должности губернатора края является его личным и осознанным решением. Когда вы узнали о его грядущей отставке?
— За два дня. Здесь важен общий контекст, то, что происходило в стране в тот момент. Процессы начались в феврале, в середине предвыборной кампании Владимира Путина. Тогда стало понятно, что происходит разделение на Поклонную и Болотную, Путин выбрал себе электорат, понял, что его больше половины, все остальное проигнорировал. Еще до этого изменилось положение губернаторов, оно стало более зависимым. Думаю, в решении отказаться от продолжения работы в должности губернатора Чиркуновым двигали личные мотивы. Мы только год назад добились его переназначения, но из-за стола лучше выходить чуть-чуть голодным. Оставалось четыре года, Чиркунов решил уходить раньше.
Мы надеялись на особенное положение. Так, «Эху Москвы», несмотря на то что акционером является «Газпром», позволяют быть другим СМИ. Мы надеялись на то, что Пермскому краю при общих тенденциях также позволят быть другим.
В этой ситуации я оказался оптимистом, доказывал возможность такого сценария. Более того, на эту тему говорил с Медведевым (Дмитрий Медведев, премьер-министр. — „Ъ“). Мы реально полагали, что культурный проект может выйти на новый уровень, стать демократическим: в Пермском крае могли пройти первые свободные, законные выборы губернатора. И Чиркунов мог добиться этого, у него были абсолютные ресурсы для этого. У меня в руках находились возможности насытить это пространство людьми, которые боролись за возвращение выборов губернаторов. В город могли приехать новые люди, активизироваться совсем иные процессы. Или Медведев переоценил степень своего влияния на Путина, или он подвел нас. Оказалось, что предполагаемая нами ситуация является нереальной. Пермский край находится в обычной российской ситуации. Я вроде прошел и Крым, и Рим, все про всех знаю, но в то же время мне удалось сохранить даже не просто оптимизм, а романтизм, ведь считал, что Медведев дал мне слово.
Нас сейчас пытаются убедить, что мы живем в другой стране, совсем не в той, что еще год назад. С рациональной точки зрения ситуация с Pussy Riot нужна только для того, чтобы бескровно объяснить людям, что мы живем в другой, нежели представляли себе, стране.
— Какое место Олег Чиркунов может занять в Пермском крае сейчас?
— Сегодня вопрос ставится под другим углом: в России или за рубежом? Если Чиркунов сохранит бизнес в стране, то может стать важным элементом гражданского общества. Он интересовался моим мнением относительно возможности построить здание для художественной галереи по проекту Цумптора не за бюджетные деньги, а за свои личные. В самом начале сотрудничества Чиркунов задавался вопросом, что оставит после себя? Сегодня все зависит от того, что будет происходить в стране дальше.
К сожалению, наше допущение, что в отдельном регионе можно выстроить отдельную жизнь, оказалось неверным. Все мои проекты были связаны с продвижением художественной среды в разные системы власти. Сейчас наблюдается обратная ситуация: попробуй, уговори кого-то из деятелей культуры сотрудничать с государством. Художественная среда вошла в клинч с властью, на это необходимо огромное количество ресурсов.
Если продолжить метафору с пьесой, то, думаю, весь второй акт мы будем либо наблюдателями, либо находиться в фарватере федеральной политики, а третий акт будет ознаменован новым творческим процессом. Сейчас будем разбираться в том, что нам необходимо сохранить из того, что было, какие беды уготованы федеральной властью. Сегодня мы в условиях бури: парус убран, главная задача — не утонуть. Пройдет шторм — поплывем снова.