Фонтанный дом

Алексей Тарханов

Версаль — дворец заходящего солнца. Символ смерти королевской Франции, он оживает при косом свете, дорисовывая тенями линии обстриженных по линейке кустарников. Солнце отражается в фонтанах, похожих на свисающие вверх ювелирные гирлянды. Парк огромен, но искусством и хитростью королевского мастера Ленотра чередует открытые бассейны, партеры и лужайки с тщательно спрятанными анфиладами зеленых комнат под жарким небом.

Одна из этих комнат, точнее, парадных залов называется боскетом Трех фонтанов. Боскет недавно открыли после реставрации, и Карл Лагерфельд сделал его обрамлением для новой круизной коллекции-2012/13. Он распределил действие на трех поднимающихся вверх площадках с фонтанами. Манекенщицы выходили на нижнюю площадку, торжественно поднимались на вторую и на минуту застывали на фоне зеленой стены третьей. Потом обходили круг почета мимо фонтанов под направленными на них с двух сторон аппаратами и телефонами гостей.

За гостями следили не менее внимательно. Выкажут ли они приличествующий случаю патриотизм? Наденет ли Ванесса Паради платье из Cruise Antibes Collection и туфли Chanel? А что за очки у Тильды Суинтон — неужели и у нее Chanel? И что за клатч в руках у Каролин Сибер? Догадайтесь с трех раз.

Почетных гостей высадили по струнке по сторонам боскета в 16 шатрах, сделанных в чуть шутливом барочном стиле, как будто бы нарисованных Николаем Акимовым для "Золушки". Это на случай дождя, который был более чем возможен и даже прошел накануне. Но в этот вечер солнце не подвело королевский Версаль.

То же шутливое барокко-рококо торжествовало и в коллекции, которую представил в этот день Лагерфельд после недели тренировок. Великому Карлу, как он сам утверждает, молодясь, 74 года. С 1983-го он работает на Chanel. Мне страшно представить, как в течение стольких лет можно оставаться выразителем духа одной великой марки и при этом не повториться и не потерять азарта. Для художника это удивительное стилистическое упражнение. Как можно придумать тему, которая должна поразить новизной, и в то же время сделать так, чтобы это была не великолепная новая молодая марка, а именно Chanel? Как можно заставить 66 девушек вынести на себе к публике эту тему, ни разу не повторившись и не заставив никого скучать? Наверное, модные обозреватели к этому привыкли и считают это само собой разумеющимся, но свежего зрителя это невероятное разнообразие в строгих стилистических рамках просто поражает.

Лагерфельд не зря выбрал Версаль для новой Croisiere. Это очень культурная, очень историческая коллекция, полная отсылок к традиции костюма XIX века и в то же время очень молодая, энергичная и даже хулиганская, отнюдь не выглядящая нафталинным подбором музейных вещей. В чем-то она напоминает мирискусническую театральную фантазию, в чем-то — стиль "Ромео и Джульетты", поставленной не Дзеффирелли, а Базом Лурманом.

Эта историческая мода вывернута наизнанку, чего стоит одна идея нижних юбок и корсетов, превращенных в верхнюю одежду (точно так же, как в планировке Версаля менялись местами интерьер и экстерьер). Королевское белье, выставленное напоказ, приобретает черты парадного платья. Стиль форменной придворной одежды подан в совершенно современных материалах, где голубой деним с золотой вышивкой изображает бархат парадного мундира.

Разумеется, все носят парики, но не припудренные локоны, а короткие стрижки, от голубых до светло-соломенных и ярко-рыжих. На юных лицах — румяна и белила, а на щеках — декоративные мушки в виде логотипа Chanel — двух скрещенных "С". Поди догадайся, что означает этот поставленный на девушек копирайт: присвоение их красоты или, напротив, дарование им почетного знака.

В память о несчастной Марии-Антуанетте — высокие платочки-воротники или колье, отделяющие голову от туловища, и даже металлический нагрудник, тяжелый на вид, как нож гильотины.

Открытые лифы, заставляющие пожалеть лишь о том, что манекенщицы не так богаты в груди, как придворные дамы Людовика XVI. Парадоксальное сочетание торжественного высокого воротника, целомудренно закрытого верха и короткой юбки, в которую превращены шорты с надставленными у бедер крыльями на манер галифе.

Плетеная оторочка, похожая на шитье гусарского доломана, и такая же шнуровка, напоминающая лампасы на узких брюках. А вот и сам мундир, с погончиками и форменными пуговицами, распахнутый на голой груди. Большие воротники, пышные плечи, широкие лацканы.

Брючные костюмы пастельных расцветок Chanel с узкой вздернутой талией и нарочито широкими штанинами. Игра с деталями спортивного костюма (в котором у нас принято выходить в свет): кроссовки на толстой платформе или туфли на высоком, но прозрачном каблуке.

Огромные кружевные манжеты выше запястья — в одном случае, перчатки, обрезанные на пальцах,— в другом. Шляпы с необъятными полями, которые приходится, чтобы не нарушать строя, нести в руках. Большие браслеты с бижутерией и огромные броши. Карманы на груди и рельефные полоски, напоминающие газыри на черкеске. Пышно расшитые пиджаки и к ним — белые брюки до колен, превращенные в лосины.

Все это настолько неожиданно и остро, как будто бы Лагерфельд передразнивает сам себя — историка, любителя, фотографа королевского Версаля, который он рад хотя бы на эти три четверти часа заполнить тенями своей фантазии.

Самое ужасное для старой марки — выглядеть неизвестно откуда взявшейся провинциалкой без роду-племени или древней аристократкой, выжившей из ума. Chanel рассчитана на все возрасты, но все марки — и она не исключение — нуждаются сейчас в молодежи. Маркам нужно молодое тело и молодая кровь — и в лицах, и в нарядах.

Карл Лагерфель замечателен тем, что он жадно ищет молодости. Он любит окружать себя счастливой юностью, он знает очень многое, но он снисходителен: в его глазах молодость сама по себе искупает все, она сама по себе заслуга. Наверное, он понимает, что многое из того, что он любит, умрет с ним и больше никогда никого не заинтересует, но не делает из этого драмы. Он бескорыстно ценит молодых красавиц, которыми всегда окружен. Уже третье, а то и четвертое их поколение сменяется вокруг него, а он, как ни стар, совершенно не меняется, выбрав свой образ, который не выходит из моды. Откуда иначе то ощущение молодости и сексуальности нынешней коллекции, которое не вызовешь никакой стилистической виагрой?

Старый, матерый Лагерфельд умеет бросаться определениями полушутливыми, полуснайперскими. Как азартный энциклопедист и счастливый владелец 300 тыс. томов, он сыграл с определением "рококо", назвав свой нынешний стиль показа "Коко-рок". Гораздо лучше, чем журналисты, наутро оперировавшие понятием "монархический рэп". Если есть еще в Версале король, то это, несомненно, он.