"Обычно ученые и инвесторы разговаривают совсем на разных языках"

Научно-технологический испытательный центр "Нанотех-Дубна" продает квантовые точки — продукцию из разряда той, с которой человек может сталкиваться каждый день, да так и не узнать об этом. Молодой компании пробиваться на новые рынки бывает нелегко, признается гендиректор центра МАКСИМ ВАКШТЕЙН.

— Что такое квантовые точки? И зачем они нужны?

— Речь идет о полупроводниковых частицах размером несколько нанометров, которые синтезируются в химическом реакторе. Если говорить о том, как это выглядит,— это такие разноцветные растворы. При подсветке ультрафиолетом они ярко светятся каждый своим цветом в зависимости от того, какого размера частицы мы синтезировали.

Применение у них самое широкое. В частности, наша компания сейчас занимается тремя базовыми направлениями. Первое — светодиодное освещение: там эти частицы используются для получения белого света.

Второе — защита ценных бумаг и документов. Для этого используется два вида меток. Есть метки, видимые глазу. Эта степень защиты применяется почти во всех документах, с которыми мы сталкиваемся в повседневной жизни: паспорта, водительские удостоверения, акцизные марки, денежные знаки. Наверняка каждый видел, как кассир проверяет подлинность банкноты под ультрафиолетовым светом. И есть более сложные метки, которые распознаются только специальными машинами — например, банкоматы или счетчики купюр могут распознавать такую сложную информацию. Для всего этого используются флуоресцентные чернила, в том числе и на основе наших частиц.

Третье направление (оно меньше известно по сравнению с другими) — это специальные покрытия для укрывных материалов теплиц. Укрывные материалы могут быть разные — стекло, поликарбонат, другие материалы... Мы выпускаем специальный лак с добавкой вот этих наших частиц, который, во-первых, защищает полимерное покрытие от деградации, а во-вторых, вредное ультрафиолетовое излучение преобразует в красный свет, благоприятный для роста растений. Тем самым повышает урожайность.

Сейчас, правда, у нас появилось еще одно интересное направление — использование в дисплеях. Там тоже наши частицы. Они позволяют получать одну из RGB-компонент.

— То есть производство работает на полную катушку?

— Производство у нас было запущено в конце прошлого года. Весь этот год мы занимаемся тем, что реализуем свою продукцию и ищем новых партнеров. Мы очень молодая компания, поэтому у нас мало устоявшихся связей. Приходится прокладывать дорогу — это очень нелегко: нужно заслужить доверие клиентов, доказать, что наш продукт отвечает всем заявленным характеристикам. Многие области, в которые мы сейчас приходим, являются достаточно новыми сами по себе, и это довольно трудные рынки. Мы, конечно, не оставили деятельность по разработке новых видов продукции, но все-таки сейчас мы в первую очередь коммерческая компания, и основная наша деятельность — реализация производимой продукции.

— Как вообще так получилось? В какой момент люди, занимавшиеся наукой, вдруг берут и начинают искать деньги?

— Ситуация была следующая. Я работал в НИИ прикладной акустики, и мы вели разработки, связанные с наночастицами, с 2006 года. Занимались вопросами защиты от подделок. Потом стало понятно, что применение частиц, технологию изготовления которых мы изобрели, гораздо шире, чем та узкая задача, которую мы изначально решали, и что это применение именно коммерческого толка.

Руководство института предложило перевести это на коммерческие рельсы, и в 2008 году мы начали искать инвестиции. По разным инвесторам походили, посмотрели по сторонам... В итоге пришлось мне с научной деятельностью полностью завязать и окунуться вот в эту, коммерческую.

— А у вас на момент получения инвестиций были только разработанная технология и план производства?

— Нет. У нас было некое экспериментальное производство, опытное. Мы небольшими партиями производили продукт, который уже обладал всеми необходимыми характеристиками. А после получения инвестиций основная задача заключалась в том, чтобы это производство отмасштабировать, создать более крупное.

— Судя по тому, что на переговоры с инвестором ушло два с половиной года, процесс шел непросто?

— Да, это непростой путь был, небыстрый. Сейчас, спустя какое-то время, мне понятно почему: потому что обычно ученые и инвесторы разговаривают совсем на разных языках. И для того, чтобы они пришли к пониманию друг друга, как раз и нужно время. Если бы мы были более умудрены в коммерческих делах, а они, в свою очередь,— в каких-то научных аспектах, мы бы прошли этот путь гораздо быстрее. Но, думаю, и мы, и они получили полезный опыт. Сейчас, когда мы поварились в коммерческой среде, нам уже достаточно легко с ними разговаривать, и будем надеяться, что из этого всего вырастет хороший, сильный бизнес.