На прошлой неделе В Центральном Доме художника состоялся Второй Российский антикварный салон и одновременно Международная художественная ярмарка "АРТ МОСКВА". Респектабельные антиквары в окружении бронзы, золота, серебра и старинной мебели размещались на втором этаже ЦДХ. Тусовка современного искусства — на третьем.
О перспективах художественного рынка Юлия Романовская беседует с искусствоведом, куратором специальных проектов ярмарки Георгием Никичем.
Юлия Романовская: Как по-вашему, объединение антикварного и современного искусства на одной территории — правильная идея?
Георгий Никич: Правильно сначала описать саму территорию — ведь речь идет не только о конкретном художественном событии, прошедшем в залах ЦДХ, — впервые в соседстве, даже как бы в единстве оказались два рынка, получили возможность встретиться и смешаться две группы любителей (и покупателей) искусства...
И здесь мне сразу хотелось бы сказать об одном из результатов этого эксперимента: никакого ощущения реального единства антикварного салона и ярмарки современного искусства не возникло. А вот отличие атмосферы одного и другого оказалось разительным. В выверенной в концепциях, осмысленной в стратегиях, оформленной в дизайне ярмарке современного искусства ощущалась как бы атмосфера небольшого европейского провинциального богемно-интеллектуального клуба.
Антикварный салон за немногими исключениями производил впечатление неизбежного хаоса движений и эмоций большого комиссионного магазина. Хаоса, организованного только простыми связями между желанием продать и возможностью купить.
Ю.Р.: А на Западе, насколько мне известно, антикварное и современное часто на ярмарках смешивается и не мешает друг другу.
Г.Н.: Чаще смешивается, modern и contemporary — то есть классическое искусство XX века и современное (как у нас часто говорят, "актуальное") искусство. Смешение же их с антикварным происходит достаточно редко.
Ю.Р.: А как выглядят наши ярмарки на фоне западных с точки зрения финансовой?
Г.Н.: В лучшие годы на FIAC (крупнейшей ярмарке современного искусства в Париже) суммарные продажи превосходили 400 миллионов франков (80 миллионов долларов). А результат Московской художественной ярмарки, состоявшейся в июне прошлого года, — около 50 тысяч долларов.
Или: бюджет организаторов молодой ярмарки ART FRANKFURT в годы становления (на рубеже восьмидесятых-девяностых годов) колебался в пределах от 9 до 12 миллионов немецких марок (5-7 миллионов долларов), средства же, необходимые для устройства Международной художественной ярмарки "АРТ МОСКВА" и Второго Российского антикварного салона составляют вместе примерно 130 тысяч долларов.
Можно было бы еще сравнить количество посетителей, но не хочется...
Ю.Р.: Вы сравниваете московскую ситуацию только с крупнейшими зарубежными ярмарками. Разве это корректно?
Г.Н.: Вы совершенно правы, но ведь хочется стремиться к лучшему... Однако, приходится признать, что несмотря на присутствие в названии "АРТ МОСКВА" слова "международная", московская ярмарка современного искусства остается региональной.
Соответственно — региональные цены, масштабы предложения и спроса, в основном — качество искусства. Интернациональными же кажутся только цены на русское искусство XIX — начала XX вв.
И амбиции некоторых участников.
Ю.Р.: Это вы намекаете на "европейскую модель", которую провозгласили соорганизаторы ярмарки современного искусства — представители галерей "Айдан", "Галерея Марата Гельмана", "L", "Риджина", "XL" , "Якут"?
Г.Н.: Да, образцом для "АРТ МОСКВЫ" послужила новая Берлинская ярмарка современного искусства, где в качестве экспертов-рекомендателей выступили авторитетные галереи. И организаторы должны были следовать составленному экспертами списку.
Так же и здесь. То ли 14, то ли 17 российских галерей "попали в лист", в рамках которого мог практически действовать организатор — фирма "Экспо-Парк". Плюс, конечно же, немногочисленные зарубежные галереи.
Ю.Р.: По мысли экспертов, это представители не какого-нибудь, а именно актуального передового современного искусства.
На вопрос о том, что остальным, "не передовым", то есть представителям традиционного искусства, стало быть, участвовать запрещено, они отвечали: "Почему же запрещено? Просто они не были выбраны. Действовала система приглашения и не-приглашения".
И только Александр Якут ("Якут-галерея") сказал: "Ну давайте, оставим слово "запрещено". Я согласен. Но что бы вы сделали, если бы увидели, что для актуального современного искусства существует реальная угроза смешаться со всем остальным?"
Г.Н.: "Узкому кругу этих революционеров" необходимо выглядеть отдельными. Прежде всего поэтому защищается территория современного искусства. Защищается "по-суворовски" — нападением и экспансией, регулярными попытками захвата новых областей (вспомните название нашумевшей в свое время группы "ЭТИ" — "Экспроприация территории искусства". Их "крупным достижением" было художественное выкладывание телами живых товарищей слова из трех букв на Красной площади).
Ю.Р.: Территория защищается "по-суворовски", то есть с оружием в руках что ли?
Г.Н.: В том числе. Ситуацию в целом может проиллюстрировать "мусульманский проект", который пару месяцев назад был осуществлен галереей Марата Гельмана. Там, используя в качестве образца для подражания национальный ритуал, казахский мастер...
Ю.Р.: ...Художник?
Г.Н.: Я бы не преувеличивал...прибил к стене, в присутствии зрителей, живого петуха (прибитие петуха к стене у некоторых восточных народов обозначает, что "территория завоевана"). И вот он приехал в Москву — и незаметно завоевал ее таким, в общем, весьма несложным, образом.
Ю.Р.: Крови, наверное, было немало?
Г.Н.: Нет, петух птица не крупная.
Впрочем, подобные акции мне крайне неприятны. И особенно контраст между резко отрицательным впечатлением, которое производит подобное зрелище, и гладкими интерпретациями и объяснениями, которыми оно сопровождается.
Ю.Р.: Говорят, у организаторов "АРТ-МОСКВЫ" возникли некоторые трудности в связи с тем же художником, который на этот раз зарезал уже барашка.
Г.Н.: Я бы сказал, многочисленные трудности — и организационные, и нравственные, и юридические. Общая канва событий такова.
В этой истории существует не менее пяти писем. Первое письмо написали представители галерей. И антиквары, и деятели современного искусства, и некоммерческие проекты подписались под этим письмом.
Затем галерея написала письмо с обещанием не уничтожать животное до конца работы ярмарки.
После того как животное, несмотря на все эти письма и устные обещания, о которых говорят работники фирмы "Экспо-Парк", в день открытия ярмарки было убито, последовало письмо администрации ЦДХ, в котором она потребовала договор с галереей расторгнуть и информировать Министерство внутренних дел, что и было сделано.
Министерство внутренних дел потребовало от организаторов ярмарки паспортные данные художника. После того как представитель фирмы сообщил, что вот сейчас немедленно он пойдет и возьмет вот эти самые паспортные данные, последовал вопрос: неужели эту галерею еще не выдворили с территории ярмарки?
Наконец, художник написал письмо "Экспо-Парку", в котором всю ответственность за жертвоприношение автор "брал на себя".
В результате "Экспо-Парк" написал галерее письмо. В котором уведомил ее, что она выводится из состава участников ярмарки с 4 марта.
Более того, даже у соорганизаторов ярмарки в лице "Айдан галереи" возникла идея создать конвенцию, которая оградила бы круг современного искусства от подобной кровавой практики, а общественное мнение от ее смакования.
Ю.Р.: Ходят слухи, что первое "письмо протеста" подписал и художник Олег Кулик, известный многим как автор знаменитого "анималистического проекта" в галерее "Риджина". Тогда в ходе одной из акций публично зарезали поросенка.
Г.Н.: Да, Кулик подписал, но с характерной оговоркой: в тексте письма содержится призыв "запретить убийство животного"; перед подписью Кулика вместо "запретить" его рукой вписано "осудить"... Легко заметить, что это "осудить" можно понять как "разрешить, а затем осудить".
Ю.Р.: "Охрана авторских прав"?
Г.Н.: Не думаю. И даже не форма конкурентной борьбы. Это скорее свидетельствует о бытовом опасении участника актуального художественного процесса в чем-то оказаться за пределами корпоративного мнения сообщества.
Ю.Р.: Вернемся к ярмарке. Неужели печальный инцидент с овечкой стал ее символом?
Г.Н.: Нет, скорее он стал тем, на что и был рассчитан — информационным поводом для прессы.
Подобные, как принято говорить в этой среде, "радикальные жесты" адресованы именно средствам массовой информации для последующей трансляции обществу. Подобный "крик" и есть одна из важных форм самоутверждения актуального искусства. Часто оно не в состоянии предложить обществу приемлемый "художественный продукт". В результате товаром становится скандал.
Ю.Р.: Что-нибудь еще, кроме сельскохозяйственной продукции, предлагалось в ЦДХ?
Г.Н.: Художественная ярмарка, конечно же, не колхозный рынок, как может показаться из нашего разговора.
Галереи современного искусства не показали ничего нового. Они выставили, в основном, наиболее товарные фрагменты, показанные раньше на других выставках.
Этот путь понятен и закономерен — повторение и закрепление круга имен и произведений, близких той или иной галерее, подразумевает и постепенное привыкание круга гипотетических покупателей, готовых полюбить и купить современное искусство.
Привлечение общественного внимания остается важнейшим инструментом. Это не обязательно может быть криминальный инцидент. Но и продуманная стратегия действий по внедрению авторитетного персонажа современного искусства в слои политического истеблишмента.
Например, Марату Гельману трудно продать живопись Гутова или керамику Антошиной. Это правда трудно. Потому что для потребителя это тяжело. В то же время, они будут несколько легче продаваться, если покупатель узнает в Гельмане героя телеэкрана, борца за эстетическую чистоту городской среды, одного из инициаторов зримого воплощения счастья будущих "настоящих денег".
Ю.Р.: Но сейчас, наверное, рано еще говорить о каких-то особенно крупных продажах в области современного искусства.
Г.Н.: Мне кажется, что ровная и скучноватая панорама современного российского искусства достаточно естественно выражается и в спектре цен:
"Айдан Галерея": от рисунков Сергея Волкова (700 долларов) до шелкографии американского художника Энди Уорхола (12 тысяч долларов).
Галерея Obscuri viri: от работ Елены Елагиной (300 долларов) до живописного цикла работ Игоря Макаревича ("Частичные изменения", 3-4 тысячи долларов).
"L галерея": от акварелей Георгия Литичевского (акварельные иллюстрации к журналу Playboy, 400 долларов) до тонкой графики книги Дмитрия Цветкова ("... О природе вещей", авторский экземпляр, 1,8 тысячи долларов).
"Московская Палитра": коллекция графики, в которой наибольшие цены определены на произведения Эрика Булатова (1,5 тысячи долларов), Ильи Кабакова (1,5 тысячи долларов), Дмитрия Лиона (2,5 тысячи долларов) и Василия Ситникова (3,5 тысячи долларов).
Цены на шелкографии из портфолио "Московской студии", как обычно, фиксируются в пределах от 400 до 500 долларов.
"Галерея Марата Гельмана": от небольшого объекта Андрея Басанца ("Литературное наследие", 400 долларов) до работы Арсена Савадова и Георгия Сенченко ("Невинное вторжение", 10 тысяч долларов).
Ronald Feldman Fine Arts: от листов Комара и Меламида ("Бегущая строка", 700 долларов) до объектов Мартынчиков (объект "Иппэ-Гелиппе" 4,5 тысяч долларов).
Авторская цена на большую коллекцию произведений Франциско Инфантэ, представленных на стенде галереи "Кино", я полагаю, могла бы составить около 100 тысяч долларов.
Один из самых высоких ценовых показателей на ярмарке относится к громадному произведению замечательного самодеятельного художника П.Леонова — 15 тысяч долларов (галерея "Дар").
Ю.Р.: Что из этого длинного списка вы порекомендовали бы купить человеку, который обладает некоторой суммой денег, но не знает, на что именно ее было бы правильно потратить?
Г.Н.: Любое произведение. Но именно то, которое стало любимым. Пусть даже понравилась рамка. Если в ней есть что-то стоящее, оно будет "работать". А если нет — человек придет в следующий раз и купит другую работу.
Ю.Р.: Ну а если у него всего тысяча долларов?
Г.Н.: Пусть идет в "Московскую палитру" или "L галерею" или же торгуется с другими. В борьбе обретет он картинку свою...
Ю.Р.: Вообще-то мне показалось, галеристы не слишком надеялись на продажи.
Г.Н.: Уверен, что надеялись. Больше того, уже в первые дни работы ярмарки состоялись единичные продажи и резервации произведений для последующей покупки. В конце концов, именно эти единичные случаи составляют надежду российского рынка современного искусства в том "очищенном" виде, в каком этот рынок показал себя в залах ЦДХ.
Ю.Р.: Вы и имена покупателей назвать можете?
Г.Н.: Это вопрос не ко мне. Я — не галерист и не налоговая инспекция. Поэтому как бы не знаю. А "шумных" рекламных продаж здесь не было.
Впрочем, могли быть, если бы замечательные работы Лентулова, Фалька, Древина и Кузнецова продавались галереей "Каталог". Однако коллекция, выставленная Михаилом Каменским, экспонировалась как некоммерческий проект.
Ю.Р.: По сравнению с прошлым антикварным Салоном (см. "Деньги", #41, 1996) этот Салон буквально переполнен золотом, серебром, витринами с посудой в сочетании с магазинными ценниками.
Г.Н.: На прошлом Салоне антикварщики заметили, что наибольшим спросом пользуются ювелирка и декоративно-прикладные вещи.
В результате, на нынешнем Салоне подавляющее большинство антикварных стендов напоминает интерьеры безвкусных магазинов, где жадность продавца выражается в том, что стенды заполняет максимальное число товара. Живопись при этом, оказывается скорее декорацией.
Но у антикваров есть оправдание. Оправдание их жадности. Они рассматривают предмет искусства сам по себе. Отдельно от "дизайна среды". То же относится и к покупателям антиквариата.
Рынок живет по своим естественным законам. Изменение антикварной конъюнктуры зависит от многих причин. Например, многие антиквары считают, что спад рынка в последние месяцы непосредственно связан с болезнью президента. Рынку современного искусства до подобной "биржевой чуткости" пока далеко.
Ю.Р.: Болезнь президента как-нибудь отразилась на ценах?
Г.Н.: Нет, это временная ситуация, ситуация ожидания. Например, за небольшой холст Шишкина просят 90 тысяч долларов, за каминные часы XVIII века — 15 тысяч, за часы XIX века — 20 тысяч, бронзовую фигуру медведя (скульптора Николая Либериха) — 11 тысяч...
Ю.Р.: К слову, говорят, что это именно тот медведь, которого как-то на охоте убил Александр II. Либерих служил тогда в лейб-гвардии драгунском полку и сопровождал Александра. Наверное, поединок царя с медведем произвел на него сильное впечатление.
Г.Н.: Легко заметить отличие от столкновения современного мастера с овцой...
Но вернемся к ценам: чайный набор (7 предметов, серебро, позолота) — 25 тысяч долларов, павловская мебель (диван & кресла) — 200 тысяч, часы карманные (1820, золото, эмаль) — 8 тысяч, комплект (серьги и кольцо, белое золото, бриллианты) — 25 тысяч долларов.
Продолжать можно долго, но и так ясно, что высокий уровень цен на антиквариат сохраняется. Наверное, рекордсменом по цене является большая картина (177х150 см) Франсиско Баррера "Аллегория Осени" (вторая половина XVII в.). Даже небольшие работы этого художника продавались в последние годы на европейских аукционах за 40-50 тысяч долларов. Например, на аукционе Ader Tajan в 1993 году натюрморт Баррера ушел за 220 тысяч франков.
Ю.Р.: Некоторые считают, что с точки зрения финансовой объединение антикварного и современного было бы оправдано, если бы доход от антикварного салона частично покрывал расходы на ярмарку. Например, антикварщики платили бы за стенды больше, чем галереи современного искусства. Вы эту позицию разделяете?
Г.Н.: Фактически так и было. Один квадратный метр площади на ярмарке современного искусства стоил 130 долларов, а на антикварном салоне — 160 долларов. Но это не значит, что ярмарка современного искусства живет за счет антиквариата.
Бюджет нынешнего антикварного Салона в полтора раза превосходит затраты на организацию Ярмарки современного искусства. Для фирмы "Экспо-Парк" оба проекта равно рискованны, и прибыль по итогам проекта в целом близка к нулю.
Мне кажется, что "Экспо-Парк" воспринимает свою деятельность на антикварном рынке как стабильную основу ярмарочной работы. А вот перспективы своего успеха видит в расширении рынка современного искусства.
Ю.Р.: На чем они основывают эти расчеты?
Г.Н.: На организационном оптимизме, граничащем с энтузиазмом.
Я беседовал с директором "Экспо-Парка" Василием Бычковым. По его мнению, в ближайшие годы можно ожидать появления некоторого числа новых галерей, которые расширят список возможных участников ярмарки "АРТ МОСКВА".
Кроме того, организаторы надеются на то, что качество их работы обеспечит в дальнейшем помощь муниципальных властей. Что обозначает для ярмарки обретение нового статуса и гарантий материальной поддержки со стороны города.
Ю.Р.: Вы считаете, что московские власти станут патронами "АРТ МОСКВЫ"?
Г.Н.: Не знаю. На сегодняшний день "городской ярмаркой" остается "АРТ МАНЕЖ". Интересно будет увидеть, что предпочтет власть — стремительно наращивающую авторитет и качество ярмарку "АРТ МОСКВА" или достаточно рутинную, но близкую "АРТ МОСКВЕ" по структуре ярмарку в "Манеже".
Ю.Р.: "Экспо-Парку" не удалось получить общую для всех участников Ярмарки и Салона лицензию на торговлю на стендах.
И для того чтобы торговать, галереям и магазинам необходимо было иметь, во-первых, временное разрешение на торговлю, во-вторых, зарегистрировать на территории ЦДХ кассовый аппарат. Что вы думаете об этой проблеме?
Г.Н.: Я думаю, что для участников эти, в общем, технические сложности являются проблемой в самой малой степени. Они могут регистрировать сделки у себя на местах — в галереях, или решать проблему продажи каким-то другим путем. Способов немало. Скорее — это проблема организаторов.
Начальник управления Министерства культуры Павел Хорошилов считает, что антикварные магазины и галереи могут чувствовать себя вполне комфортно, если они ясно осознают предъявляемые им требования и корректно соотносятся с контрольными функциями Министерства культуры, налоговой инспекции, Министерства внутренних дел.
Однако в течение работы Салона заместитель г-на Хорошилова г-н Погодин регулярно наводил страх на представителей антикварных галерей, доказывая им неправомочность или недостаточную документированность их работы. Могло показаться, само государство хочет очистить рынок от продаж из рук в руки, "черного нала" и тому подобного.
Иные же сотрудники того же подразделения Министерства культуры, напротив, утешали антикварщиков, уговаривая их не бояться. Ведь Министерство — не карающая десница.
Со стороны почему-то казалось, что все происходит как бы "понарошку".
Ю.Р.: Кто-нибудь все-таки впечатлился?
Г.Н.: Это мы должны впечатлиться либеральностью министерских чиновников. За короткое время они выдали более ста лицензий на торговлю антиквариатом.
Ю.Р.: Такое число лицензий, очевидно, должно ужесточить конкуренцию на антикварном рынке?
Г.Н.: Отчасти. Но главное состоит в том, что на антикварном рынке остаются только жизнеспособные магазины и галереи. В отличие от рынка современного искусства, никакой возможности "подпитать" себя чем-то иным слабые антикварщики не могут.
Ю.Р.: В каком смысле "подпитать"?
Г.Н.: Я таким образом акцентирую положение многих галерей современного искусства, которые свою "лицевую" или "актуальную" практику питают именно регулярными дилерскими продажами старого искусства.
Можно сказать, что устройство ярмарки "АРТ МОСКВА" — сочетание современного наверху (на третьем этаже ЦДХ) и антикварного внизу (на втором этаже) — символически напоминает конструкцию работы таких галерей, как "Айдан" и некоторых других.
То есть удачная продажа двух-трех дорогостоящих картин может обеспечить и реально обеспечивает материальную базу организации четырех-пяти актуальных проектов.
Ю.Р.: Для повышения престижа и художественного уровня ярмарок организаторы часто включают в их программы некоммерческие проекты. В каких отношениях с программой "АРТ МОСКВА" находится проект выставки "Двусторонняя живопись и графика из частных собраний и коллекции СБС-Агро", которую вы курировали?
Г.Н.: Идея собрать выставку живописи и графики, где все произведения написаны или нарисованы на обеих сторонах холста или листа бумаги, вполне самостоятельна, она принадлежит атташе по культуре СБС-Агро Марине Лошак.
Конечно, выставка учитывала контекст. На ней, так же как в ЦДХ, было представлено одновременно и старое, и новое искусство, но — концентрированно, на площади 169 квадратных метров.
Основная часть нашей экспозиции (старое искусство) состояла из произведений таких известных мастеров, как Михаил Врубель, Александр Древин, Илья Машков, Зинаида Серебрякова, Надежда Удальцова, а также работ художников второго ряда, которые, как оказалось, — вполне легко выдерживают соседство с признанными мастерами.
В современном разделе — работы двух художников, Михаила Федорова (Рошаля) и Владимира Куприянова.
Двусоставный (я это понимаю как развитие темы двусторонности) предмет 1981 года Михаила Федорова (Рошаля) выглядит так: два телевизора стоят лицом друг к другу. И друг другу показывают разные телепрограммы. Называется это "Искусство для искусства".
В целом, раздел выставки, связанный с современным искусством, адресован ярмарке, находящейся на третьем этаже. Не случайно часть стенки, где экспонируются телевизоры, сделана прозрачной и именно эта часть глядит на лестницу, по которой любители современного искусства спускаются с третьего этажа. Собственно, оттуда они могут увидеть работающие телевизоры — что-то родное, прежде чем погрузиться в мир традиционного искусства, спуститься на второй этаж — в антикварный салон.
Главная идея выставки — "двусторонность" — возможный ключ к пониманию искусства и рынка, антиквариата и современной художественной практики.
Ю.Р.: А что вы можете сказать о перспективах...
Г.Н.: В джунглях лиана сама по себе расти не может. Ей необходимо на что-нибудь опираться. Как правило, она опирается на пальму или другое дерево. Такой паразитизм органичен. Говорят — лес, представляют себе — деревья, лианы, обезьяны... По-моему, такова же и экология искусства: современное и актуальное опирается на традиционное, если может — высасывает его соки, если не может — отмирает...
Жаль, что экологическая гармония на самом деле не существует: удобрения, вырубка леса — культурная деятельность человека часто ведет не только к победе над природой, но и над искусством.
Для ярмарки же главная перспектива состоит в том, чтобы не стать инструментом в чьих-либо опытных руках.
Подписи
Георгий Никич, искусствовед, куратор специальных проектов ярмарки "АРТ МОСКВА".
Люстра (Франция. Директория. Конец XVIII века) была выставлена на стенде магазина "Старина". 25 000 долларов.
Эти каминные часы работы французского скульптора Томира (Бронза, литье, золочение, гравировка. 85х65х26см.) акционерное общество "Купина" выставляло на своем стенде с оценкой 35 тысяч долларов.
Витрина Ассоциации антикваров Санкт-Петербурга.
Чайный сервиз (Серебро, позолота. Россия, конец XIX века), который был выставлен на стенде Ассоциации антикваров Санкт-Петербурга. 25 тысяч долларов.
Часы каминные (Бронза, огневое золочение. Франция, вторая половина XIX века) со стенда акционерного общества "Купина". Цена — 20 000 долларов.
Столовый сервиз (Роспись, позолота. Императорский фарфоровый завод.) со стенда Ассоциации антикваров Санкт-Петербурга.
Скульптура "Медведь" (Бронза. Россия, вторая половина XIX века.) — работа Николая Либериха, которую выставила "Русская старина" (СПб) за 11 тысяч долларов.
Стенд антикварного магазина "Старина".
Экспозиция выставки "Двусторонняя живопись и графика из частных собраний и коллекции СБС-Агро". Илья Машков. "Натурщик" — оборотная сторона картины "Натурщица" (обе: холст, масло; 172х76, 1900-е).
Стенд галереи современного искусства Obscuri viri.
Выставочная витрина Ассоциации антикваров Санкт-Петербурга.
Ваза (Стекло. Живопись, роспись золотом. Франция, XIX век). 15 000 долларов.