"Это история о личности, сорвавшейся с цепи"

Мировая премьера "Анны Карениной" на кинофестивале в Торонто наделала шума — одни симпатичные нам "русские" штампы были отметены, другие, наоборот, взяты на вооружение. О своем творческом эксперименте читателям "Огонька" рассказал режиссер фильма Джо Райт

"Анна Каренина" режиссера Джо Райта, выпущенная в мировой прокат студией Focus Features в 2012 году (премьера в России — 10 января 2013 года), это не "Анна Каренина" наших пап и мам и даже наших дедушек и бабушек.

Сценарий к фильму написал прославленный британский драматург чешского происхождения Том Стоппард, хорошо знающий Россию. Его театральная трилогия "Берег Утопии" о русских революционных мыслителях стала мировой сенсацией.

Стоппард написал сценарий исходя из того, что картина будет сниматься в Санкт-Петербурге. Такое же понимание было и у исполнительницы заглавной роли, номинантки на "Оскар" Киры Найтли. Текст сценария сохранен практически полностью, но...

...Но режиссера-постановщика Джо Райта осенила совсем другая идея. Каковую он и осуществил.

Будучи обитателем Британских островов, Джо Райт впитал Шекспира с молоком матери. Его экранизация "Анны Карениной", бог весть какая по счету, явно основана на шекспировском изречении "Весь мир театр и люди в нем актеры".

Причем театр у Райта стал сценой фильма в самом прямом смысле. За редкими исключениями, когда помещик Левин выходит из театра Джо Райта на "русские" просторы, все действие фильма происходит в театральной декорации, где закулисье играет роль городских улиц, а место действия обозначается слайдами старинных видов Петербурга и Москвы, проецируемых на огромный театральный задник.

Если в "Гордости и предубеждении" (2005) того же Райта новизна была скорее в современной интерпретации чувств и поведения героев, то в "Анне Карениной" все персонажи, за исключением нелепо одетого Каренина (Джуд Лоу), изъясняются в намеренно искусственных тонах, а чувства Анны выражаются на высокой ноте. Весь фильм как бы играется на котурнах.

Вначале необычность интерпретации Джо Райта захватывает. И даже скромные формы Киры Найтли, не совпадающие с нашим представлением об Анне (незабываема в роли Анны Татьяна Самойлова!), добавляют Карениной-2012 шарма. Но потом отсутствие воздуха в фильме становится удушающим. Понятно, что делает это Райт намеренно, чтобы зритель прочувствовал атмосферу безысходности, в которой приходится существовать Анне. Но всему есть предел. Даже уважительному отношению к эксперименту.

Если Каренин в исполнении Джуда Лоу все-таки достаточно адекватен, то Вронский (Аарон Тейлор-Джонсон) абсолютно плосок, его лицо не выражает ни одной мысли, а глаза не имеют признаков внутренней жизни. Может, поэтому фильм и не захватывает эмоционально, несмотря на достаточно страстную, даже невротическую игру Киры Найтли? Ну где Василий Лановой, когда он нам нужен?!

После гала-просмотра картины на кинофестивале в Торонто фильм подвергся атаке пуристов, особенно пуристов, говоривших по-русски. Много было сказано о китче, в котором есть элементы балета и даже кукольного театра. Или "Кукольного дома" Ибсена. Если посмотреть внимательно, то в картине есть и кинематографические цитаты-оммажи: когда Левин подъезжает на санях к своему поместью, оно напоминает китч в стиле а-ля рюс, возведенный для фильма--развесистой клюквы "Доктор Живаго" с Омаром Шарифом, которому пристало играть парижского парикмахера, а не русского интеллигента. Этакий бревенчатый Василий Блаженный с луковками на крыше.

Мало кто сейчас решится выступить против новаций в кино. Да и у русской классики уже немного охранителей — она принадлежит всем! Кстати, сравнительно недавно новый перевод "Анны Карениной" стал бестселлером в Америке, что совершенно невероятно для классического романа. Но это к слову.

В общем, встреча с режиссером Джо Райтом должна была помочь лучше понять его идеи и мотивы.

— Сначала о сценарии. Это правда, что не Том Стоппард придумал поместить действие фильма в театр?

— Нет, нет. Он написал сценарий, замечательный сценарий, в котором действие происходит в натуральной среде. Сценарий был настолько хорош, что я почувствовал, что смогу поставить его не обязательно так, как предусмотрено его текстом. Я взял сценарий, не изменил ни слова, но поместил его в метафору. В театральную метафору.

— И как Стоппард отреагировал на вашу идею, когда узнал о ней?

— Ну, я ему позвонил и сказал: "Том, у меня есть идея". На каковую он отреагировал: "Ну и ну!" Я тогда принес ему некоторые картинки и сториборды и подробно объяснил идею. Он идею поддержал. Правда, задавал некоторые обескураживающие вопросы, что хорошо. Такие люди нужны. Том стал потрясающим учителем, наставником в деле сюжетосложения.

— Для вдумчивого зрителя ваша постановка может показаться довольно сложной в плане производства фильма...

— Все, что вы видите, странным образом было у меня в голове. Я мысленно проиграл весь фильм, еще до начала съемок. В особенности наиболее сложные сцены, такие как бал или скачки. Этот фильм для меня оказался самым личным из всех, что я поставил. И тематически, и — особенно — эстетически... Знаете, главной эстетической посылкой для фильма был кукольный театр, который держали мои родители.

— Когда вы впервые открыли для себя Толстого?

— Это было через кино. Я увидел Грету Гарбо в роли Анны Карениной (1935), когда был очень юным. Я думал, что книга будет сходна с фильмом. Позже я открыл для себя, что книга совсем не похожа на фильм. Скорее наоборот. Все в ней куда более сложно, чем лишь история романтической любви.

Для меня книга — медитация на тему любви в ее разных формах. И очень важно, что мы включили в фильм историю Левина и Китти, поскольку история Анны не имеет смысла без параллели с историей Левина и Китти. Я думаю, что история Анны — об одержимости любовью, о похоти и о личности, сорвавшейся с цепи. Анна делает не вполне здоровый выбор. Мне близка мысль Толстого, которую он вкладывает в уста Левина, о том, что любовь дается нам для того, чтобы мы выбрали человека, с которым выполним нашу гуманную миссию. Это и есть истинная любовь. Я считаю, что любить кого-то — это акт духовности.

Мы с вами живем в период неоромантизма, в котором эмоции возвышаются над всем. Я тоже ценю эмоции, но ценю и способность критически мыслить, вовлечь аудиторию в свой фильм на интеллектуальном уровне.

— Верно ли, что вы отказались от исторических костюмов во имя своих эстетических целей?

— Да. Театральная концепция дала нам возможность быть несколько более экспрессивными. Вот мы и позволили себе. Когда мы начали работу над материалом, мы вообразили себе моду 1870-х годов. Тогда Россия заимствовала все модные идеи из Парижа. Но мне наряды той поры показались несколько претенциозными. И это мне не подходило. Тогда мы расширили поиск и даже включили в него 50-е годы XX века. Обратили внимание на силуэты Диора, например. Они просты и несколько более драматичны. И даже присматривались к современным кутюрье вроде Вивиан Вествуд. Идея была — создать костюмы, сценографию, звук и музыку таким образом, чтобы они служили повествованию.

— О России и русских в западном кино существует множество штампов. Некоторое количество хороших, но больше негативных. В таких фильмах, как ваша "Анна Каренина", они неизбежны. Но как вы с ними работали?

— Я бы сказал, что клише бывают интересными. Некоторые, как вы говорите, очень правдивы и даже полезны. С одной стороны, я хотел показать широту русских просторов. Несмотря на довольно клаустрофобическую сцену фильма, я хотел создать у зрителя чувство русского размаха — от Финляндии до Китая. И передать влияние Востока на Россию. Я дал роль Маши индийской актрисе. Я использовал несколько атональную музыку, подобную которой сочинял Стравинский.

— Кто-то может обвинить ваш фильм в том, что он на грани китча...

— Знаете, Толстой писал в то время, когда приближение революции еще трудно было предсказать. Но котел уже начинал закипать. У Милана Кундеры есть очень милое определение китча. Китч — это "зрелое на грани гнилого". Мне эта идея понравилась, поскольку мой намеренный китч, отражающий начало гниения общества, предполагает надвигающуюся революцию.

— "Лев Толстой как зеркало русской революции"?

— Ну да, герои романа находятся на грани разрушения их социального порядка.

— Некоторые сцены фильма напоминают балет...

— Я и задумал картину как балет со словами.

— Кроме русских народных песен в фильме фоном, в массовках постоянно звучит русская речь...

— Все статисты у меня были русские. Я поместил объявление в русскоязычных газетах в Лондоне, думая, что придут сотни три-четыре человек. А пришло полторы тысячи! Была очередь вокруг квартала в два ряда! Я проинтервьюировал каждого. Статисты были интегральной частью всего процесса, и они помогли созданию правильной атмосферы на площадке. Я чувствовал, что они были очень важны для аутентичности атмосферы. Я бы даже называл их статистами, а не актерами второго плана.

— Как, по-вашему, Толстой относится к Анне? На мой взгляд, неоднозначно...

— У Толстого одновременно было много идей, которые он одним махом хотел провести в своих книгах. У меня лично ощущение, что Толстой начал писать "Анну Каренину", диктуя слова и поступки героям согласно своим взглядам. Он думал, что пишет книгу о морально преступной женщине, которую он жестоко осуждает за ее действия, и о ее высокоморальном муже. Но за четыре года, что он писал роман, Анна и другие персонажи предстали перед ним как живые. И сами стали диктовать писателю свои жизни. А он просто записывал то, что они говорили и делали. У меня такое чувство, что Толстой как бы влюбился в Анну и увидел недостатки Каренина. Одно из завораживающих и вечных качеств романа — его моральная амбивалентность, которая была не чужда и самому Толстому. Я уверен, что это Анна сама бросилась под поезд, а не Лев Николаевич бросил ее на рельсы. Он не мог изменить ее судьбу, даже если бы хотел.

— Все хотят любви, но для Анны она вылилась в проклятье...

— Любовь как проклятье... Это просто из уст Каренина. Не Толстого, а Каренина. В рациональном мире Каренина страсти, обуявшие его жену, представляются ему совершенно потусторонними, дьявольскими.

— Том Стоппард называет любовь формой сумасшествия...

— ...и я, применительно к себе, могу с этим согласиться.

— Вернемся к театральной концепции фильма.

— Театральная метафора работает на разных уровнях. На социальном тоже. Русское высшее общество того времени приняло стиль жизни французов. И представители этого общества жили свои жизни как будто они французы. Они играли роли. Анна тоже исполняла роль верной жены и матери, но поняла, что эта роль ей больше не подходит. Я давно и мучительно думаю о том, что все мы играем роли. В настоящее время я играю роль режиссера, который предположительно знает ответ на все задаваемые ему вопросы. А вы играете роль журналиста...

— ...по системе Станиславского...

— ...Когда я возвращусь домой, я буду играть совершенно другую роль. Я не буду знать ответ ни на один вопрос, который мне задаст жена. Так что мы все время играем роли.

Толстой пытался разобраться в сути человека и думал, что эту суть можно постичь только с помощью любви.

Беседовал Сергей Рахлин, Торонто