"Это должна быть территория риска"

У Кирилла Серебренникова выдалось напряженное начало сезона: 30 сентября постановкой оперы "Американская Лулу" австрийского композитора Ольги Нойвирт ведущий российский режиссер среднего поколения дебютирует на западной музыкальной сцене, а сразу по возвращении в Москву приступает к обязанностям художественного руководителя столичного Театра имени Гоголя, который под руководством Серебренникова поменяет не только имя, но и художественную стратегию. О своем западном дебюте, "Гоголь-центре" и человеческом факторе Кирилл Серебренников рассказал Дмитрию Ренанскому.

Единственным русским режиссером, успешно работающим на западном оперном рынке, до сих пор оставался Дмитрий Черняков. Вы — второй по счету отечественный постановщик, удостаивающийся в последние годы столь престижного ангажемента. Как складывались ваши отношения с Komische Oper?

Руководство театра приезжало в Москву, видело "Золотого петушка" и мои работы в МХТ. Первым делом мы договорились о сотрудничестве, а потом мне предложили поставить оперу Ольги Нойвирт — своего рода ремейк "Лулу" Альбана Берга: незаконченный в подлиннике третий акт сочинен заново, количество персонажей радикально сокращено, сделаны большие купюры, действие перенесено в Америку 1950-х годов, герои говорят на английском, от Ведекинда и вообще от новой драмы начала прошлого века, умноженной Бергом на декаданс, в "Американской Лулу" не осталось и следа. Заказ звучал примерно следующим образом: придумай, как поставить эту странную музыку, и сделай так, чтобы вы не поубивали друг друга с композитором, известным довольно крутым нравом. С музыкой Нойвирт я уже работал и ответил, что мне этот материал в принципе интересен. Пока никто никого не поубивал, Ольга на репетициях в основном улыбается. А вот хозяева Komische Oper затаились — что будет на премьере и как на наш спектакль отреагирует публика, они не знают.

Вам не кажется, что московский комитет по культуре ведет себя примерно так же, доверив вам руководство Театром имени Гоголя? Как вы вообще оцениваете шаги подопечных Сергея Капкова по реформированию столичных театров?

Мне кажется, что на этом пути можно сделать очень и очень много — команда, осуществляющая реформу, прекрасно понимает всю сложность сегодняшней ситуации и старается вести себя максимально деликатно. У правительства Москвы существует, насколько я понимаю, список театров, с которыми вообще-то не очень понятно, как поступать. Театр имени Гоголя — один из них: я предложил превратить его в театральный центр, центр искусств под рабочим названием "Гоголь-центр". С одной стороны, он имел бы черты репертуарного театра, а с другой — мог бы привлечь дополнительную аудиторию за счет концертов хорошей музыки и кинопоказов артхауса.

На какую публику будет ориентироваться будущий "Гоголь-центр"? Не возникнет ли тут конфликта интересов с базирующейся по соседству "Платформой", которой вы продолжаете руководить?

Мы как раз попытаемся аккумулировать аудиторию чуть более широкую, чем целевая аудитория "Платформы". В "Цехе Белого" ведь манифестируются чисто экспериментальные постановки, а публики, способной смотреть что-то экспериментальное, у нас, как известно, раз-два и обчелся. В основном она бродит между "Платформой", "Театром.doc" и "Практикой". Основным контингентом "Гоголь-центра" должен стать широкий круг молодых москвичей, интересующихся всем необычным — и спектаклями, и кино, и хорошей музыкой. Возможно, днем они придут в "Гоголь-центр" за книжками в магазин "Фаланстер", которому мы хотим предоставить у себя площади, но, возможно, они же захотят остаться на вечерний спектакль, а после него — принять участие в дискуссии. Мне хотелось бы, чтобы в "Гоголь-центр" пришла публика с разных полюсов зрительской аудитории — и из МХТ, и с "Винзавода".

Каковы будут приоритеты художественной политики вашего нового предприятия?

"Гоголь-центр" должен стать территорией риска. На его сцене должны показываться спектакли, которые нигде больше в Москве не могут быть показаны. Вы же прекрасно понимаете, что есть вещи, которые на сцене МХТ невозможны по определению — вот они-то и должны будут происходить у нас. Скажем, венгерский режиссер Корнель Мандруцо никогда и ничего не смог бы поставить ни в одном столичном театре — он слишком радикален для Москвы, и именно поэтому мы ждем его с распростертыми объятиями. Та же самая история и с Гжегожем Яжиной, и с Давидом Бобе — с ними мы ведем сейчас переговоры.

Что будет происходить с Театром имени Гоголя до того, пока он не станет "Гоголь-центром"?

Мы закрываемся на ремонт: нужно все тщательно помыть, покрасить, установить новую аппаратуру и вообще сделать так, чтобы на этой территории было приятно находиться. Ведь театр — это среда, и когда говорят, что театр начинается с вешалки, имеют в виду именно среду. Весь вопрос в том, что это за вешалка — ржавый крючок или, как в моем любимом берлинском театре Schaubuhne, индивидуальный шкафчик для одежды. Мы попробуем установить такие же шкафчики в "Гоголь-центре" — чтобы наши зрители поняли, что самое главное в жизни — это личная ответственность каждого.

Не тяжело будет возвращаться в Москву из идеально структурированного берлинского театрального пространства?

Вы хотите спросить меня, не хочу ли я остаться на Западе? Конечно, в художественном плане работать в Европе куда приятнее и комфортнее. Здесь порядок, и вообще все, что происходит в том же Берлине, придумано для нас, для среднего класса. Европа вся поделена на определенные зоны: Италия — для отдыха, Лондон — зона luxury, Германия — для производства, в том числе и театрального. Здесь очень по-человечески комфортно. Но не нужно думать, что здесь нет своих проблем. Скажем, в той же Komische Oper прекрасные художники по свету — а вот художники по видео им уступают, и значительно. Здесь тоже многое решает человеческий фактор — правда, в отличие от России он в Европе не становится определяющим, катастрофическим. У нас все жалуются на то, что без протекционизма и лоббизма никакой серьезной инициативы толком не реализуешь,— но ведь и в Берлине многое решают личные отношения. Главное, мне кажется, пытаться что-то сделать. А уж step by step или, положим, действуя радикально — это зависит от стратегии и темперамента.

Берлин, Komische Oper, 30 сентября, 19.00