Вчера на 64-м году жизни скончался один из величайших композиторов ХХ века Альфред Шнитке.
Альфреда Шнитке не видели давно — если считать со дня первого инсульта, случившегося в Сухуми,— целых тринадцать лет. Или восемь — если считать с момента его переезда в Гамбург. Но его имя — первая ассоциация каждого, кто вспоминает о современной серьезной русской музыке. Объехавший пол-Европы фестиваль музыки Шнитке, многочисленные почетные звания и премии, от Госпремии СССР до "Триумфа" в 1992-м и недавней "Глории-Славы",— все это доказательства того, что умер Шнитке гением того же масштаба общественного признания, что и Дмитрий Шостакович. Но так же, как и в случае Шостаковича, это признание запоздало.
Родился и вырос Альфред Шнитке в немецкоязычной семье, по-немецки заговорил раньше, чем по-русски. Это пригодилось ему в Австрии, где его отец служил переводчиком в советской группе войск. Несмотря на свою заграничную биографию и рискованное в первой половине 50-х увлечение авангардной системой Арнольда Шенберга, Московскую консерваторию Шнитке окончил без проблем. В годы хрущевской оттепели он занимался модными тогда экспериментами почти легально, но играли его произведения нечасто. Основным источником средств к существованию он избрал сочинение музыки для кино и за двадцать лет озвучил более шестидесяти фильмов, сознательно не вводя в свои саундтреки ничего такого, что хотя бы отдаленно могло напоминать эстрадные шлягеры. Правда, из музыки к документальной картине Михаила Ромма "Обыкновенный фашизм" потом родились первые эскизы эпохальной Первой симфонии.
Как художник и как человек Альфред Шнитке меньше всего стремился быть в центре общественного внимания. Фигурой общественной его сделала эстетическая цензура. С концом оттепели, когда новаторы в искусстве впали в немилость, первый секретарь правления Союза советских композиторов Тихон Хренников громил в первую очередь как раз Шнитке и его единомышленников — Эдисона Денисова и Софию Губайдулину. В 1978 году Альфред Шнитке опять оказался в центре идеологического скандала: дирижер Альгис Жюрайтис написал в газету "Правда" письмо, услужливо направленное не столько против "жалкого композиторишки-авангардиста" (как он обозначил Шнитке), сколько против режиссера-диссидента Юрия Любимова, вместе с которым Шнитке работал над постановкой "Пиковой дамы" Чайковского в парижской Гранд-опера. Шнитке, Любимов и дирижер постановки Геннадий Рождественский написали обстоятельный ответ Жюрайтису, но их письмо прочитали только в самиздате...
В музыке Альфреда Шнитке искали (и находили) экзистенциальные мотивы внутреннего сопротивления человека механизму тоталитарного бытия. Те же мотивы, что и у его предшественников, от Малера до Шостаковича. После смерти Шостаковича именно Шнитке стал основным продолжателем линии симфонического гуманизма.
Он был удивительно цельным человеком и художником. Составить себе впечатление о его музыке можно и по какой-нибудь проходной работе вроде ставшей шлягером музыки к спектаклю Театра на Таганке "Ревизская сказка". Но чтобы понять весь масштаб ушедшего от нас человека, нужно услышать все им написанное. Несколько гениальных кончерто-гроссо, множество остроумных камерных сочинений, оперу "Жизнь с идиотом" на либретто Виктора Ерофеева (она идет в Камерном оперном театре в постановке Бориса Покровского). И, конечно, все восемь с половиной симфоний — Девятую по эскизам смертельно больного композитора завершил его друг дирижер Геннадий Рождественский.
ДМИТРИЙ Ъ-УХОВ
P. S. Согласно воле семьи, Альфред Шнитке будет похоронен в Москве на кладбище Новодевичьего монастыря.