Как и кто в период Карибского кризиса принимал решения в Белом доме
29 августа 1962 года в малонаселенных районах Кубы авиаразведка США обнаружила развернутые зенитные ракетные комплексы. Несомненно — советские. В ЦРУ и Пентагоне задались резонным вопросом: зачем они там? Ведь обычно зенитные ракеты прикрывают либо важные населенные пункты, либо военные объекты. Но ни того, ни другого в этих районах не было.
По дипломатическим каналам американцы осторожно поинтересовались: что происходит? Но Советы все отрицали. А тем временем строили позиции для других ракет — среднего и промежуточного радиуса действия: шесть — для Р-12, и три — для Р-14. Именно для прикрытия этих объектов зенитчики и были переброшены в малонаселенные районы острова.
Через полтора месяца сомнений у американцев уже не осталось. 14 октября были получены новые данные аэрофотосъемки.
В 9 утра 16 октября помощник президента Джона Кеннеди по национальной безопасности Макджордж Банди зашел в спальню шефа в Белом доме и положил перед ним обработанные снимки: без вариантов — на Кубе находятся советские ударные ракеты класса "земля-земля", способные поразить цели на территории США. И завершения монтажа пусковых установок ждать осталось недолго.
Президент немедленно распорядился: в 11:45 в обстановке строжайшей секретности созвать заседание Исполнительного комитета Совета по национальной безопасности. Эта структура, название которой в переводе на русский звучит в точности как исполком, была сформирована им именно в этот момент — специально для обсуждения кризисных ситуаций.
Лучшие и блистательнейшие
Возглавлял комитет Кеннеди. Его членами, как сообщает помощник и советник президента Тед Соренсен, были представители ключевых подразделений администрации, к мнению которых он был готов прислушиваться именно в таких — экстренных, критических — ситуациях.
Конечно же рядом с Джоном и в этом комитете был брат Роберт — генеральный прокурор и ближайший неформальный советник по всем стратегическим вопросам. Кеннеди вызвал его по телефону, не сообщив никаких подробностей: "У нас тут большие неприятности. Ты мне нужен здесь". Когда Бобби прибыл в Белый дом, то сел на небольшой стул чуть поодаль от стола заседаний. Но "где бы он ни сидел,— вспоминал позднее Банди,— это было одним из самых важных мест в комнате, и все это знали".
Встал в общий строй и недавний соперник на демократических праймериз, а ныне вице-президент — Линдон Джонсон.
Пентагон представлял Роберт Макнамара, в недавнем прошлом — президент компании Ford Motors (первый на этом посту не член семейства Фордов), выпускник Беркли и Гарварда, бывший офицер ВВС, член десятки "вундеркиндов", вытащивших Ford из глубочайшего кризиса и приглашенный Кеннеди на пост министра обороны. Участвовал и его заместитель Пол Нитце.
От объединенного комитета начальников штабов выступал генерал Максвелл Тейлор — карьерный офицер с опытом Второй мировой и Корейской войн, управления американским сектором в Берлине и начальник штаба сухопутных войск США.
ЦРУ было представлено директором Джоном Маккоуном, специально прибывшим из Европы, откуда он уже не раз предупреждал Кеннеди о возможности размещения на Кубе советских ядерных ракет. Впрочем, в первый день заседаний от управления участвовал генерал-лейтенант Маршалл Картер.
Госсекретарь Дин Раск — бывший армейский разведчик, а затем высокопоставленный сотрудник Фонда Рокфеллера — в окружении замов и экспертов по СССР выступал от лица внешнеполитического ведомства.
Кроме того, в комитет входили ближайшие сотрудники команды Белого дома Макджордж Банди, Теодор Соренсен и Кеннет О'Донелл, доверенные лица президента Дин Ачесон, Эдлай Стивенсон и Роберт Ловетт, министр финансов Дуглас Диллон. Через неделю к ним присоединится Дон Уилсон — заместитель директора Агентства по информации.
16 октября начать совещание вовремя не удалось. В кабинет президента забежала его дочка Кэролайн, и участникам пришлось подождать еще пять минут, пока она не закончит болтать с отцом. Быть может, это внезапное "вторжение" беззаботной девочки, а может, настроение президента создали в помещении атмосферу свободы и непринужденности.
Именно такой дух открытости, считал Кеннеди, должен царить в комнате, где собрались the best and the brightest. На сей раз — чтобы обсудить сложнейшую, острейшую и секретнейшую проблему национальной безопасности: развертывание на Кубе советских ракет, способных нанести смертоносные удары по США, и вероятный адекватный ответ на угрозу.
Чего хотят русские?
Собравшиеся начали с набрасывания возможных причин, побудивших Москву разместить на Кубе наступательное вооружение. Ведь верное определение мотивов соперника в столь опасной операции имело прямое отношение к выбору тактики ответных действий. Было предложено несколько версий.
I. Возможно, в Кремле полагают, что американское руководство, столкнувшись с фактом непосредственной угрозы своей территории, не сможет ничего с ней поделать, кроме как выступить с дипломатическими протестами. И Хрущев рассчитывает, что эта очевидная слабость побудит ряд партнеров США отвернуться от них и переориентироваться на СССР. Если проба сил у границ Америки пройдет успешно, Советы могут попытаться предпринять что-либо в Европе. Скорее всего в Берлине, кризис вокруг которого тлел уже много лет. Эта версия получила название "Политика холодной войны".
II. Если Штаты применят силу, это станет для них позором перед лицом всего третьего мира, в ООН разразится буря, военная акция не найдет поддержки всех союзников по НАТО, в их рядах возникнет замешательство, а тем временем Советы молниеносным броском займут все тот же Западный Берлин, который Хрущев считал костью в своем горле. Этот вариант назвали "Отвлекающая ловушка".
III. Куба настолько важна для СССР, как его единственный безоговорочный союзник в Западном полушарии, что он готов сделать все, чтобы не допустить высадки на острове эмигрантов из Майами и крушения режима Кастро. Впрочем, предположение об "Обороне Кубы" как о главном мотиве большинство участников дискуссии сразу сочли слишком простым и малоубедительным.
IV. Советы хотят использовать ракеты как предмет торга в вопросе урегулирования "берлинской проблемы" или проблемы американских военных баз в мире на выгодных для себя условиях. Эту теорию назвали "Выигрыш позиций для торга".
И, наконец, теория номер V ("Соотношение ракетных сил") сводилась к тому, что Хрущев понимает: он больше не может блефовать, заявляя о несуществующем на деле ракетном паритете. Он знает, что за короткое время Советы не смогут догнать Штаты в гонке межконтинентальных ракет. Поэтому русские решили ликвидировать отставание за счет установки у границ США ракет среднего и промежуточного радиуса действия.
Кеннеди, как сообщает Тед Соренсен, принял версии III и V, как вероятные, но более всего склонялся к варианту номер I. При этом он несколько раз повторял, что не может понять, почему в Кремле приняли столь рискованное решение.
И потом, почему они никак не маскировали свои пусковые площадки? Ведь знали: американские самолеты-разведчики совершают регулярные облеты Кубы. Ведь не тащат же они в самом деле дорогостоящее и сверхопасное вооружение по морю за тысячи километров только для того, чтобы показать: вот! Мы защищаем Остров свободы!
Важный вопрос: "Чего хотят русские?" в этот день остался без ответа.
Угроза
Хрущев, готовя операцию "Анадырь", ожидал, что Кеннеди и его окружение, столкнувшись с тем, что у него под боком находятся ракеты соперника по глобальной конфронтации, начнет нервничать. И он не ошибся!
Атмосфера за большим столом в кабинете президента была не только непринужденной в смысле обмена мнениями. Она была почти панической. Лучшие и блистательнейшие, самый "топ" американской политической элиты, впервые столкнулись с непосредственной и прямой угрозой не просто атаки на территорию страны, которую всего несколько часов назад они считали неуязвимой, но атаки сокрушительной и смертельной. Угрозой вероятной атаки на себя, свои дома и семьи, на миллионы граждан своей страны.
Панику усугубляло то, что, суда по свидетельствам соратников Кеннеди, большинство членов Экскома в глубине души были уверены: на самом деле "красные" агрессивны. И пусть министр обороны Макнамара утверждает, что, по сути, в соотношении ядерных сил мало что изменилось. Что преимущество США по боеголовкам составляет 17 к 1, а первый удар с Кубы невероятен. Пусть ясно, что ракеты — это средство давления. Пусть ответный удар по СССР неизбежен и будет страшен. Но... Мировая ядерная война уже начнется. И тотальная смерть, которая еще вчера была лишь гипотетической опасностью, завтра, быть может, станет ужасающей повседневной реальностью. Это знание было почти невыносимо.
В кабинете сидели опытные политики. Трезвые люди. Холодные игроки. Умеющие масштабно мыслить, считать, понимать, угадывать ходы соперника. Но эмоциональный фактор неизбежно вилял на их решения. Нет, Хрущев не ошибся!
Надо было решать.
Версии решения
В итоге были предложены три версии поведения. Их приводит в своих воспоминаниях Тед Соренсен.
Не надо делать ничего. Такова была точка зрения Макнамары, который опирался на военные, а скорее даже на чисто технические соображения. Конечно, она не могла устроить Кеннеди! Именно потому, что проблема виделась ему — да и на самом деле была — не столько военной, сколько политической. Ни один президент, как скажет позднее Хрущеву Анастас Микоян, принимавший самое прямое участие в урегулировании кризиса, не потерпел бы ничего подобного. Ведь впереди были выборы в конгресс! И демократы наверняка проиграли бы их, дай он слабину в вопросе о русских ракетах у американских границ. Нет, надо было действовать.
Это предлагали дипломаты.
Давление на Москву — в нем недавний посол США в СССР Льюллин Томпсон видел путь к решению проблемы. Кеннеди направляет Хрущеву секретный ультиматум с требованием вывести ракеты, иначе он столкнется с военным разрешением кризиса. Эдлай Стивенсон предлагал более мягкий вариант: подготовить от имени Организации американских государств или ООН предложение об инспекции территории Кубы и решение вопроса на саммите либо на международной конференции. Скажем, путем взаимных уступок, например размена базы в Гуантанамо или ракет средней дальности "Юпитер", размещенных в Турции (все равно их собирались убирать).
Кеннеди отверг оба подхода. Они ставили США в положение оправдывающейся стороны, а кризис-то создал СССР! А кроме того, союзники по НАТО могли решить, что оправдываются их опасения относительно готовности Штатов пожертвовать их интересами ради собственного спокойствия. И потом, Кеннеди, хорошо знавший историю и постоянно сверявший свой политический масштаб с соразмерными историческими фигурами, увидел во встрече в верхах и конференции по Кубе сходство с Мюнхенскими соглашениями, которое было для него неприемлемо.
И впрямь, такая дипломатия была выгодна Хрущеву. Давала ему возможность поднимать в ходе торга вопросы как по Берлину, так и по американским базам вне Турции, расширять пространство торга и получить куда больше уступок в обмен на отказ от своей авантюры.
Секретное обращение к Фиделю Кастро с угрозой вторжения, предложенное Дином Раском, в расчете на то, что тот пойдет на разрыв с Москвой, испугавшись мощной атаки США, было отвергнуто, поскольку ракеты разместил не Кастро. Они принадлежали не ему. И, следовательно, обсуждать проблему с ним было нелогично.
Оставалась еще одна опция — вторжение. Генерал Максвелл Тейлор, глава Объединенного комитета начальников штабов, доложил Экскому, что планы атаки на Кубу давно разработаны. И уже проводились соответствующие учения. Масштабы операции значительно превосходят попытку высадки в заливе Кочинос. В ней примут участие на полторы тысячи эмигрантов, а четверть миллиона солдат морской пехоты, армии и ВВС США. Впрочем, может хватить и 90 тысяч... Удар должен быть нанесен внезапно. Либо вскоре после объявления блокады острова.
Генерала Тейлора поддержал генерал Кертис Лимэй (ВВС): "У нас нет другого выбора, кроме прямой военной акции". Отвечая на вопрос Кеннеди о возможном ответе Советов в Берлине, он предположил, что его не будет. А вот блокада Кубы, напротив, привела бы к неизбежной войне в Европе. В целом его поддержали генералы Уилер (армия) и Шоуп (морская пехота), а также начальник главного штаба ВМС адмирал Джордж Андерсон. Они развернули перед президентом ряд вариантов молниеносного и успешного вторжения.
Но Кеннеди напомнил военным, что речь идет не о войне с Кубой. А о "глобальной борьбе с советскими коммунистами, в частности из-за Берлина", а также о том, что уже через год у СССР хватит межконтинентальных ракет, чтобы угрожать 80-100 американским городам. Генерал Тейлор ответил: "И мы никогда не сможем совершить вторжение, потому что их пистолет будет приставлен к нашему затылку".
— Что ж,— промолвил Кеннеди задумчиво,— логический аргумент состоит в том, что на самом деле нам и не нужно вторгаться на Кубу. После всех их заявлений они просто не смогут позволить нам уничтожить их ракеты и убить множество русских и ничего не сделать в ответ.
И тут прав был уже Кеннеди.
На узком совещании в Кремле 22 октября 1962 года Хрущев сказал: "...Они могут напасть, мы ответим. Может вылиться в большую войну". А 28 октября: "Если будет... нападение, у нас отдан приказ — тогда нанести ответный удар".
Кеннеди, конечно, не знал об этих словах советского лидера. Но он читал заявления Советского правительства. Он знал Хрущева и его характер. Знал: на удар тот ответит ударом. Иначе не будет. И он принял решение: переговоры. Но — непрямые. Через обмен письмами лидеров двух сверхдержав.
Он и Хрущев. Лично. Один на один.