Руль предержащие

Михаил Трофименков

Сценарий культового "Места встречи" (1979) Станислава Говорухина выстроен как ряд дуэлей: Жеглова и Фокса, Шарапова и Горбатого, Шарапова и Жеглова. Но есть еще одна, мистическая, дуэль шоферов. Баранку штопаного муровского автобуса крутит мудрый Копытин, отец родной оперативной братии. Иван Алексеевич — ангел жизни: он отвезет отчаявшегося Шарапова в роддом за приемным сыном. Бандитским фургоном с глумливой надписью "Хлеб" рулит ангел смерти: на заточке, которой убили Васю Векшина, его пальчики.

В "Орфее" (1950) Жана Кокто шоферит у самой Смерти тоже не кто иной, как черный ангел Эртебиз. Пресловутый Хрусталев из фильма Алексея Германа (1998), и вовсе не появляющийся на экране,— тот же Эртебиз, увозящий в небытие не Лаврентия Палыча, а целую эпоху.

Шофер — как почтальон из новеллы Честертона "Невидимка". Никто его не замечает, он — деталь автомобиля. И одновременно — один из ключевых героев экранной мифологии.

Однажды из побежденной, но цветущей ФРГ в Польшу, привычно несчастную, въехал за рулем ослепительного лимузина одетый с иголочки господин ("Возвращение" Ежи Пассендорфера, 1960). До бывшей родины снизошел тот, кого товарищи знали как Седого, лихого боевика подпольной Армии крайовой. У товарищей жизнь не задалась: бывший командир — полоумный скряга, романтическая связная — истеричная баба. Наглядевшись на их убожество, Седой прикурил от Вечного огня и — восвояси. Восвоясях же, лебезя перед хозяином, поблагодарил его за одолженный мерс. "Миллионер" оказался шофером, слугой, рабом — какое падение!

Между тем в социальной иерархии шоферов персональные водители — высшая каста.

Кто-то из них, конечно, раб. Сержант-карьерист ("Водитель для Веры" Павла Чухрая, 2004), которому генерал хочет сплавить свою дочь-хромоножку. Жвачное животное с "ниггерской" кличкой Рафинад, "чистильщик" при губернаторе-демагоге ("Вся королевская рать" Наума Ардашникова и Александра Гутковича, 1971). Вчерашний зэк, втюрившийся, как пацан, в дорогую шлюху Симону ("Мона Лиза" Нила Джордана, 1986). А помните, в "Семнадцати мгновениях весны" (1973) Татьяны Лиозновой проводят по экрану жертву гестапо: "Несмотря на изуродованное лицо, Штирлиц узнал его. Это был шофер Бормана".

Кто-то — раб, а кто-то — царь.

Ник ("Ночная сиделка" Уильяма Уэллмана, 1931) — Кларк Гейбл — в черных лакированных сапогах, черных галифе и черной рубашке — чистый эсэсовец. Шофер и любовник миллионерши, он спаивает ее, поддерживая организованный хаос беспрерывных оргий, и морит голодом ее детей, смачно выпивая даже предназначенное крошкам молоко.

Макс ("Бульвар Сансет" Билли Уайльдера, 1950), старик в ливрее, покорен капризами звезды, отлученной от Голливуда с приходом звука, укрывшейся в иллюзорном мире, где она по-прежнему любима и незаменима. Между тем никакой он не шофер, а муж безумной Нормы, режиссер ее лучших фильмов.

Конечно, не всегда все так запущено. Самый известный фильм о персональном шофере — "Шофер мисс Дэйзи" (1989) Брюса Бересфорда: чернокожий Хоук становится ближайшим другом взбалмошной, престарелой еврейки из расистской Атланты конца 1940-х.

Да и для безотказного комического хода — перевертыша социальных ролей — фигура шофера идеальна при любом строе. В одной из самых смешных голливудских комедий — "Весело мы живем" (1938) Нормана Маклеода — абсурд набирает обороты, стоит лишившемуся автомобиля модному писателю постучаться в дверь виллы, принадлежащей невменяемой семейке. Хозяйка примет его за нищеброда, клянчащего доллар, и милостиво возьмет в шоферы. В оттепельном "Шофере поневоле" Надежды Кошеверовой (1958) "главначпупс" Иван Петрович Пастухов испытает прелести бездушного бюрократизма, подменив своего шофера, сраженного радикулитом.

Смех смехом, но шофер бывает и засланным агентом классового врага, а то и агентом небытия. В кровавом гиньоле Аки Каурисмяки "Гамлет занимается бизнесом" (1987) выживут лишь шофер и служанка, внедренные в дом отморозка Гамлета профсоюзом. "Конформистом" (1970) сделает героя Бернардо Бертолуччи шофер, развративший его в детстве. Тут до соучастия в кровавом фашистском разбое недалеко. Шофер пустит в притче Элио Петри "Тодо модо" (1976) пулю в затылок хозяину, спровадившему на тот свет всех соперников в борьбе за оккультную власть.

Чуть ниже персональных шоферов — интернационал таксистов. Данила Багров ("Брат-2" Алексея Балабанова, 2000) единственный раз удивится, опознав в заокеанском сквернослове двойника московского водилы: "Простите, а у вас в Москве брата нет?"

Неспящему интернационалу Джим Джармуш спел лирический гимн "Ночь на Земле" (1991). Оторва из Лос-Анджелеса отказывается променять баранку на актерскую карьеру. Иммигрант из ГДР, отставной клоун не справляется с топографией Нью-Йорка. Чернокожий парижанин расспрашивает прекрасную слепую, какова вечная ночь. Римский обормот убивает епископа исповедью о сексе с тыквами и овцами. Финн, напротив, рассказом о своей скорбной жизни доводит клиентов до слез.

Так хочется верить, что Трэвис ("Таксист" Мартина Скорсезе, 1976), сбрендивший от одиночества ветеран, одержимый насилием и случайно ставший, учинив кровавую баню в борделе, национальным героем,— паршивая овца в талантливейшем племени таксистов.

Никто не умеет так выразительно молчать и смотреть, как Олег Ефремов в "Трех тополях на Плющихе" (1967) Лиозновой. Никто не поет так сладко голосом Сергея Лемешева, как Петя Говорков в "Музыкальной истории" (1940) Александра Ивановского и Герберта Раппапорта. Никто не спасет родной Марсель от белокурых бестий, якудза, преступных Санта-Клаусов и бельгийских террористов, кроме лихача Даниэля из "Такси" (1998) Жерара Пиреса и сиквелов Жерара Кравчика (2000, 2003, 2007).

Таксисты вроде бы обслуга, беззащитная в городских джунглях. Один — уже старик — убивает наемника конкурентов, протаранившего его машину ("Такси!" Рой Дель Рута, 1932), и умирает в тюрьме. Другой так поражает своим мастерством клиента-киллера ("Соучастник" Майкла Манна, 2004), что тот берет его в заложники и принуждает к соучастию в расправах.

Зато таксист — сам себе голова, знает, что почем в жизни, выручает хороших людей, строго судит дурных. Явить глазами таксиста панораму страстей человеческих — любимый прием советского кино: "Я — шофер такси" Льва Цуцульковского (1963), "Зеленый огонек" Вилена Азарова (1964), "Люди и манекены" Аркадия Райкина (1974), "Горожане" Владимира Рогового (1975) с невыносимо человечным Николаем Крючковым — таксистом-фронтовиком Батей. Да и не только советского: в "Господине Такси" (1952) Андре Юнебеля "французский Крючков", восхитительно уродливый Мишель Симон, забыл о сне и покое, разыскивая итальяночку, забывшую в машине 300 тыс. франков.

В СССР со временем фигура таксиста оказалась скомпрометирована. Иван Шлыков, жлоб-выжига, размахивая мясницким топором, спьяну горланил про "гордый "Варяг"" ("Такси-блюз", 1990). Правда, Павел Лунгин запутался в показаниях. Иван для него — харя "совка", а харя-то у Ивана такая именно потому, что он в "совке" был пионером товарно-денежных отношений. Но дело сделано: был таксист герой, да весь сплыл.

Отдуваются за утративших моральный авторитет таксистов дальнобойщики. Всеобщие мужья: главная забота героя "Семьянина" (1991) Сергея Никоненко — не перепутать имена "жен", их у него в каждом кишлаке, как у моряка — в каждом порту. Всеобщие отцы: чертыхаясь, герой "Мухи" (2007) Владимира Котта прикипает мозолистым сердцем к дикой и чужой девчонке. Всеобщий брат: только в компании дальнобойщика оттаивает в чуждой Швеции "Интердевочка" (1989) Петра Тодоровского. Всеобщий защитник: дальнобойщики первыми преградили путь международному терроризму, атаковавшему горный отель и детский санаторий ("Выкуп" Александра Гордона, 1986).

Да и поют дальнобойщики не хуже, чем Говорков-Лемешев. В "Трио" (2003) Александра Прошкина один из них — правда, это опер, изображающий шофера,— выводит аж оперные арии.

Жива, однако, советская традиция. В фильме Юрия Лысенко "Мы, двое мужчин" (1962) Михаил (Василий Шукшин) отвозил в город соседского пацана за школьным костюмчиком нехотя, а возвращался, чувствуя себя чуть ли не его отцом. Другой шофер — мальчишка в душе — оказался идеальным пионервожатым в фильме Алексея Салтыкова и Александра Митты "Друг мой Колька!" (1961).

Шоферы-работяги не только возили, погибая за баранкой, "Большую руду" (Алексей Ордынский, 1964) или — на прицеле у преступников — импортную кожу ("Двойной обгон" Александра Гордона, 1984). Они везли на себе все советское кино, за что родина щедро поила их, как героя "Мирового парня" (1971) Юрия Дубровина, березовым соком.

"Теорию бесконфликтности" воплотил Владимир Немоляев ("Счастливый рейс", 1949): умелец Синичкин боролся со злостным нарушителем ПДД Зачесовым за право водить не битую полуторку, а ЗИС-101, и сердце заправщицы Фенечки. "Дело Румянцева" (1955) Иосифа Хейфица об оступившемся, исправившемся, но оклеветанном шофере возвестило о восстановлении ленинских норм соцзаконности. Символом оттепели во всем мире стал Андрей Соколов, узник нацизма, один-одинешенек на всем белом свете, с усыновленным сиротой на руках ("Судьба человека" Сергея Бондарчука, 1959).

Шофер Пашка, знающий каждый ухаб на Чуйском тракте, воплотил на экране щедрую русскую душу ("Живет такой парень" Василия Шукшина, 1964): пришла мода на народность. Шофер Сергей подбросил в город монгола Пагму за презервативами, а на родину привез венецианское золото, которое завоевала "Урга" (1991) Никиты Михалкова. Первая ласточка ностальгического советского ретро — фильм Александра Котта "Ехали два шофера" (2001). Самое мрачное высказывание и о советском прошлом, и о ментовском настоящем — "Счастье мое" (2010) Сергея Лозницы: дальнобойщик Георгий проходит все круги ада, теряя память, речь, имя.

Правда, и химичили они с учетом пробега ("Порожний рейс" Владимира Венгерова, 1962), и использовали транспорт в личных целях ("Очередной рейс" Рафаила Гольдина, 1958), и левачили ("Авария" Александра Абрамова и Наума Бирмана, 1965), и в аварии попадали ("Карпухин" Венгерова, 1972). Но какое-нибудь стихийное бедствие, пурга или наводнение, помогало им вспомнить о рабочей гордости.

Их коллегам в США куда тяжелее. Единственный профсоюзный лидер, удостоенный байопика ("Хоффа" Дэнни Де Вито, 1992),— председатель профсоюза водителей грузовиков Джимми Хоффа. Рабочий паренек на пике своей карьеры отмывал через шоферский пенсионный фонд деньги мафии и чуть ли не был замешан в убийстве президента Кеннеди. Попав за решетку, он был помилован президентом Никсоном и бесследно пропал в июле 1975-го. Криминальное нутро шоферских профсоюзов, бесстыдство их боссов — тема не одной социальной драмы ("Легкие миллионы" Роулэнда Брауна, 1931; "Они ехали ночью" Рауля Уолша, 1940).

И все-таки янки любят: как не любить грязных странников, воплотивших национальный идеал безбрежного идеализма,— своих дальнобойщиков. Хотя бы за то, что их быт — отличная фактура для современных вестернов ("Лихорадка на белой полосе" Джонатана Каплана, 1975), где вместо коней — грузовики, вместо бандитов — продажные шерифы, а именам лихачей — Резиновый Утенок или Человек-паук ("Конвой" Сэма Пекинпа, 1978) — позавидуют и вожди шайеннов.

Но главный миф о водителях породила не советская, не американская культура, а французская. "Плату за страх", бестселлер писателя-авантюриста (его как-то судили по обвинению в убийстве отца и тети) Жоржа Арно, одно время работавшего в Гватемале барменом, экранизировал (1953) Анри-Жорж Клузо. Изгои цивилизации возили по горным дорогам, если это можно назвать дорогами, цистерны с нитроглицерином: добравшиеся до цели завидовали погибшим в пути. Авторы ремейков зачем-то меняли природу груза. В "Адской дороге" (1958) Говарда Коха это были компоненты новейшего ракетного топлива, в "Колдуне" (1977) Уильяма Фридкина — списанные динамитные шашки.

Французы не были бы французами, не сними они фильм-противоядие от чернухи Клузо. В "Ста тысячах долларов на солнце" (1964) Анри Вернея такие же "шоферы удачи" старались обставить друг друга на дорогах Марокко и захватить грузовик с сокровищами, награбленными немцем-наемником. Шоферов играли Жан-Поль Бельмондо и Лино Вентура: зрители не могли усомниться в том, что шоферское ремесло — пик романтики.

Крепче за баранку держись, шофер! Впереди, несомненно, еще много тысяч километров дорог и пленки.