Если этим летом вы окажетесь в отпуске в Африке или вас занесет туда по работе, вам будет полегче сориентироваться во всем, что касается денег, чем если бы вы оказались там даже неделей раньше. Причина — в публикации данной статьи. Ее автор — известный ученый-африканист, обративший внимание на удивительное, коренным образом отличное от европейского, или японского, или бразильского, отношение африканцев к товарно-денежным отношениям, прибыли и выгоде.
В Африке давно рынок. Очень давно
Время здесь течет цветисто, шумно, ароматно, динамично и жизнерадостно. Ритм торговли самым естественным образом согласован с движением Солнца. С восходом, когда природа и торговцы дышат надеждой и предчувствием успеха, цены, подстегиваемые спросом, состязаются в скорости с ростом температуры воздуха, взлетая к выжженным солнцем небесам. Днем они как бы застывают и начинают лениво опускаться, словно делая скидку за мужество тем, кто отважно предпочел посещение рынка столь желанной в тропиках послеобеденной сиесте. На солнцепеке цена медленно, неохотно свертывается, как питон, в клубок, чтобы вмиг сделать стойку кобры в случае прибытия автобуса с иностранными туристами.
Ближе к вечеру дыхание приближающейся ночи постепенно охлаждает дневной пыл вожделения и сверхпретензий рисковых рыцарей рынка. Когда занавес ночи уже опускается (почти с той же скоростью, что в старом МХАТе), те из них, кто не одержал в течение дня коммерческих побед, подчас выкидывают белый флаг капитуляции. Реальная угроза голодных снов роняет цену товара до стоимости скромного ужина, определяясь степенью потребности продавца в "живых" деньгах.
Африканский базар - средоточие и своего рода зеркало традиционной жизни, а не просто торжище. Естественно, никаких ценников, прайс-листов и другой подобной атрибутики здесь нет и в помине. Ведь по большому, цивилизованному счету, акт купли-продажи выступает как искаженная временем тень древнейшего обычая обмена дарами, отнюдь не обязательно равноценными. но неизменно полезными, нужными, достойными и дарителя, и одариваемого. В подтексте это — не просто сделка периода товарно-денежных отношений, но также ритуал, беседа, взаимная услуга, сопровождаемая неторопливым обменом мнениями.
Совершение покупки, естественно, предполагает неизбежный диалог. Не торгуешься — значит, не уважаешь, или не умеешь этого делать, или не знаешь местных обычаев, или еще хуже — не желаешь с ними считаться. И тогда надуть тебя, глупого и богатого, — святое дело. И чем крепче, тем почетнее...
В рыночной сутолоке и суете не сразу разглядишь, что традиционная культура времени, в принципе, до сих пор остается натуральной. Она отдает явное предпочтение естественным процессам, а также испокон веков сложившимся на их почве социальным отношениям дележа пищи и взаимного одаривания ею и материалами для изделий. Даже в отношении скоропортящихся продуктов естественное время их пребывания в приемлемом для потребления виде, как правило, искусственно не продлевается. В Мали, например, почти 2/3 лучших в мире королевских манго (всего их 86 сортов) медленно засыхают на земле, ибо нет холодильников, транспорта для вывоза в порт, а главное — заказа на экспорт.
Кстати, веками сложившаяся агрикультура рассчитана на более или менее равномерное получение основных (базовых) продуктов питания в течение круглого года. В танзанийской глубинке я видел на опытной сельскохозяйственной станции чуть ли не 120 сортов бананов — от громадных желто-белых, предназначенных для жарки в масле, до крохотных и ароматных с нежнейшей розовой мякотью, и конечно, с разными сроками плодоношения.
От Дакара до Мапуту, от Луанды до Дар-эс-Салама — картина одна и та же. Суровый маятник рынка без жалости и эмоций сортирует то, что будет съедено, и то, что пойдет в отбросы. Конечно, по отношению к таким скоропортящимся продуктам, как рыба, особенно в экваториальной зоне, роль своего рода машины времени мог бы играть холодильник. Однако традиционное сознание принимает его с громадным трудом, как нечто не просто непривычное, а даже противоестественное.
Зачем обязательно прибыль?
Среди множества сувениров на главном рынке столицы Ганы — Аккры мой взор привлекла достаточно аккуратная дамская сумочка из змеиной кожи. Уже приготовившись к неспешному диалогу о цене, ибо первоначально названная почти на порядок превышала реальную, замечаю на дне дырочку величиной в спичечную головку. указываю торговцу на дефект, чтобы он подобрал другую.
Не тут-то было! Прежде всего выяснилось, что ни он, ни его коллеги-соседи совершенно искренне не понимают, что же меня смутило. В доказательство ничтожности моих капризов бросают в сумку несколько мелких предметов, старательно трясут ее, показывают, что из нее ничего не выпадает! Наконец, один из добровольных экспертов после моей демонстрации сумки на просвет таинственно исчезает, затем возвращается, торжествуя от собственной находчивости: на его указательном пальце - крохотный кусочек лейкопластыря. которым он публично заклеивает злополучное отверстие. Крыть нечем! Аргументация в таких случаях веская: здесь у змеи была рана, эта царапина оказалась на шкуре крокодила при его жизни, а отверстие — след от оружия во время охоты на него и т.п. Все это естественно, а потому прекрасно и отнюдь не требует траты сил и времени на недоступную традиционному менталитету корректировку данного самой природой, а потому как бы освященного ею.
Столкнувшись в тропической Африке с поразившим меня феноменом странной торговли без явного стремления к прибыли и отсутствием зримой связи между ценой и стоимостью изделия, я взялся за выяснение проблем здешней рыночной (базарной) экономики с теми, кто ею непосредственно занимался, — местными коробейниками-диула. Естественно, оперировать я мог только наипростейшими арифметическими выкладками, ибо моими слушателями были люди неграмотные и к тому же не умеющие толком считать: при покупке у них нескольких разных изделий оптом продавец, держа фасон, нередко называет общую сумму "от фонаря", на его взгляд, значительную, но подчас в несколько раз меньшую, чем сумма цен за каждое изделие, то есть намного превосходящую обычную скидку оптовому покупателю.
Несколько раз в разных странах я ставил один и тот же мини-эксперимент. Собирал вокруг себя группу, как правило, давно знакомых мне торговцев — завсегдатаев рынка и заводил с ними беседу о том, что, может быть, им выгоднее несколько снизить цену на товар, ускорить оборот и тем самым увеличить прибыль. Меня очень внимательно и уважительно выслушивали, неоднократно вежливо просили повторить сказанное, благодарили за информацию, но... продолжали действовать по-своему, вернее, по традиции. Как говорят в таких случаях: природа науку преодолевает!
И ведь они во многом правы, думаю я, мысленно ставя себя на их место. Действительно, зачем и куда спешить? К чему ненужная суета, лишние хлопоты, расчеты и, не дай Бог, просчеты? Все равно когда-нибудь кто-нибудь да купит... И вообще абстракции, связанные со временем, вырванным из контекста привычного течения жизни, обыденным сознанием неграмотных африканцев пока что воспринимаются с превеликим трудом.
Да и вообще, зачем обязательно прибыль? Разве в жизни нет других целей и радостей? Ведь я при деле, среди людей, я им нужен, как и они мне... Да и что с ней, прибылью, делать, если ты не голоден и дети твои сыты и ходят в школу?
В Гане, например, уличные торговки зеленью, так называемые мамми, горластые, настырные, динамичные, скопили весьма значительные по здешним меркам капиталы, но, не зная в силу отсутствия образования, куда их вложить, держат деньги под циновкой. А правительство в это время пускает на местный частный рынок для граждан страны часть весьма перспективных акций золотодобывающей компании "Ашанти голдфилдс компани" по цене всего два доллара за штуку. Об этом ежедневно писали газеты. Но мамми читать не умеют. Их деньги остались под матрасом, а контрольный пакет акций вскоре "уплыл" в Великобританию... Два года спустя эти акции стоили уже двадцать долларов, в десять раз дороже.
Другой вариант накопления богатства, на сей раз живого, без его продуктивного использования — так называемая "быкомания" фульбе и других кочевых народов южной кромки Сахары и Сахеля. Их страсть к бесполезным быкам, ставившая в тупик еще древних историков, сравнительно недавно нашла объяснение в том, что социальный статус мужчины определяется количеством не используемых в хозяйстве быков, которые, в свою очередь, ценятся по раскраске, длине и форме рогов.
Сдача по-африкански
Бывая довольно часто в Гане, я регулярно делал нехитрые закупки в одной приглянувшейся мне лавчонке. Немолодой дородный хозяин обычно величественно дремал в предназначенном для веранды раскладном кресле. Дела вершила его бойкая, верткая, улыбчивая супруга. Однажды моя командировка неожиданно продлилась. Надежной телефонной связи с Москвой в сезон дождей почти неделю не было. Не оставалось и уверенности, что первоначально запланированные пять недель моей командировки не растянутся на семь, восемь... Ситуация вынудила меня перейти к режиму достаточно жесткой экономии, сменить гостиницу на более скромную и т.п. Ни с кем из местных жителей своими мыслями я, естественно, не делился.
Тем большим было мое удивление, когда однажды в лавке хозяйка с непроницаемым лицом сдала мне сумму сдачи, большую, нежели значилась на предъявленной мною к оплате купюре. Я указал ей на ошибку, пошутив что-то насчет двойки по арифметике. Она, лукаво улыбнувшись, твердо сказала: "Сегодня так надо". Несомненно, по каким-то только ей ведомым признакам, она четко "просекла" ситуацию. И деликатно пришла на помощь, на деле продемонстрировав загадочно-непостижимый для западных экспертов феномен торговли без прибыли.
Действительно, что бы сделал, к примеру, на ее месте добропорядочный немец? Скорее всего, дал бы продукты в долг, помог бы устроить кредит, получить по его каналам перевод, нашел бы лавку подешевле, пригласил бы поужинать или что-то еще в этом роде. А африканка поступила именно так, как она поступила бы сто, тысячу, десять тысяч лет назад. В ее глазах и по сути дела это не кредит, а дар.
Разговор дороже денег
Время приятного общения и внимания, оказанного лично ему достойным, по его мнению, человеком, для африканца — время Бога. Оно как бы священно. И его жаль осквернять замусоленными бумажками. привнесенными европейцами вместо полезных для стрел или украшений крученых железных денег киси в Лесной Гвинее или раковин каури, курс которых сегодня колеблется от 60 центов на океанском берегу до 3 долларов в глубине континента. Этот мощный импульс общения подчас прорывается наружу в казалось бы самых причудливых формах и неожиданных ситуациях.
Как-то в полдень еду в такси через центр Аккры. Вдруг небо потемнело. Раздался странный, ни на что не похожий шум и гам. Город накрыла несметная стая летающих собак, какой-то разновидности летучих мышей. Почти все население мужского пола от мала до велика высыпало из домов и машин, в руках появились невесть откуда взявшиеся обычные мальчишеские рогатки, началась всенародная охота. Землю быстро усеяли трупики ее беззащитных жертв. Тут же зажглись мангалы. Судя по всему, готовилось отнюдь не вегетарианское пиршество. Движение на дорогах, естественно: замерло, тем более что график (по-нашему "пробка") — дело здесь вполне обыденное.
Водитель, с которым мы пережидали и переживали столь пикантное событие, оказался почти единственным, кто не покинул машину, не выскочил на улицу и не включился в развернувшуюся там вакханалию. Может быть, стеснялся оставить меня в одиночестве. Чтобы не выглядеть чопорным иностранцем и избавиться от собственной растерянности, я вступил с ним в бесхитростный житейский разговор "за жизнь". Слово за слово, нашли общий язык и взаимные познавательные интересы, как-то забыв о безвозвратно утекающем времени, разрушившем сегодняшние планы.
Неожиданным оказался финал нашей в конце концов завершившейся поездки: "Ваше общество и беседа с вами доставили мне большое удовольствие. Поэтому я возьму с вас плату только за бензин. Остальное вам наверняка пригодится. Ведь у такого человека должно быть много друзей. Пусть их порадуют хорошие сувениры. Кстати, здесь рядом наш знаменитый на всю Африку "деревянный рынок" Маколо... И не отказывайтесь — не обижайте меня. Я вовсе не потратил время, проведенное с вами. Напротив, я приобрел его, к тому же вместе с новыми, важными для меня впечатлениями и пищей для размышлений".
Другой характерный эпизод также связан с поездкой по городу. Стою как-то на оживленном перекрестке в самом центре столицы, жду такси на автобусной остановке. Неожиданно рядом со мной тормозит местная маршрутка, называемая в народе "тру-тру", во всей своей обычной экзотической красе: с неизменно выбитыми стеклами (зачем они в такую жару?), висящей на проводах фарой и вырванной с корнем дверью, какими-то мешками и козой на крыше, зато с бойкими афоризмами, начертанными на размалеванных бортах.
Все разом — улыбающийся водитель, любопытствующие пассажиры и я поняли, что это шутка. Ведь европейцы, будто соблюдая какое-то непроизносимое вслух табу, никогда не пользуются этим сугубо местным видом транспорта. А почему нет? Пуркуа па, сказал я сам себе и под удивленный гул прохожих решительно влез в чрево этого необычного микроавтобуса. немного смущенные люди потеснились, уступили мне сидячее место, и мы двинулись в путь к площади Нкрумы. Каково же было удивление охраны и обитателей моего отеля, когда сквозь строй растерявшихся служителей в униформе к парадному подъезду приблизилось столь живописное сооружение на колесах. Наверное, если бы здесь появился живой динозавр, изумление вряд ли могло быть большим. Впрочем, пика оно достигло, когда на подножке "тру-тру" появился давний постоялец — профессор из далекой (и по их мнению, неизменно заснеженной) Москвы. Конечно, все уже знали, что я - африканист. Но не настолько же!
По негласно принятым расценкам, путь на такси от района нашего посольства до моей гостиницы с интригующим названием "Джи Ньяме" (в переводе: "Да поможет мне Бог") обычно обходился тогда в тысячу седи. Соответствующего достоинства купюру я и протянул водителю, приветливо прощаясь с ним и своими попутчиками. И тут я услышал текст, звучавший для африканиста как своего рода комплимент: "Это моя страна, а не ваша (Боже упаси, у меня и в мыслях не было каких-либо гегемонистских устремлений!). Не спорьте со мной (было бы о чем). Мы вас знаем (откуда?). Вы такой же, как все мы (естественно, как и шесть миллиардов обитателей планеты, включая пассажиров этого автобуса). Вы ведете себя, как настоящий африканец, как свой, как родственник или друг (это, конечно, гипербола, но в данном случае приятная). Поэтому я просто обязан взять с вас за проезд ровно столько, сколько предусмотрено государственным тарифом для граждан Ганы — 125 седи и ни одним больше. А вашу тысячу оставьте на случай, когда поедете на легковом такси. Или вы теперь будете всегда ездить с нами (общее веселье)". — "Но ведь вы отвезли меня на другую улицу, отклонились от маршрута, сделали ради меня крюк..." — "Это не более чем дружеский жест уважения, ответ на уважение к нам, К тому же маршрут был изменен с согласия, и более того — по предложению самих пассажиров, желание которых для меня — закон. Не переживайте! Ведь нам некуда спешить, мы живем размеренно и спокойно, не то что вы, европейцы. А потому времени у нас много, на все хватает. Даже остается. Так что всего хорошего, друг".
В данном случае таксист продавал не плоды своего труда или щедрой африканской природы, как торговцы на рынке, а транспортную услугу. Однако нетрудно заметить и в его отношении к своей работе, пассажирам и деньгам изначально благородные черты первозданного гуманизма. Черты, давно утраченные более цивилизованными народами, которые теперь мучительно ищут новые, замысловатые пути к былому отношению людей друг к другу не через деньги, а как бы рядом с ними, а подчас и минуя их.
Игорь АНДРЕЕВ