Иван Денисович в Кремле

50 лет назад в "Новом мире" была опубликована повесть Александра Солженицына "Один день Ивана Денисовича". Архивисты утверждают: ее с полным основанием можно считать документом пленума ЦК КПСС

Леонид Максименков

Повесть никому тогда неведомого автора со сложной фамилией Солженицын была направлена в типографию для напечатания в 11-м, ноябрьском номере журнала "Новый мир" Александра Твардовского в начале месяца. К 18 ноября 1962 года тираж отпечатан и доставлен на почту — для сортировки и отправки подписчикам. А вечером 19 ноября около двух тысяч экземпляров журнала с историей Ивана Денисовича завезены в Большой Кремлевский дворец, где проходит расширенный пленум ЦК КПСС.

По-видимому, негласные информаторы сообщают Хрущеву о царящих в кулуарах "мнениях" и "настроениях" участников пленума об этой повести. Вероятно, эти комментарии были настолько неоднозначными, что Хрущев решается объяснить постановление Президиума ЦК опубликовать повесть Солженицына.

Делал он это не часто, а точнее, практически никогда: в "десятилетие волюнтаризма и субъективизма" воля первого руководителя даже номенклатуре не разъяснялась. И тем примечательнее, что Хрущев на такой шаг пошел по двум, казалось бы, несоразмерным по масштабам позициям — в отношении Карибского кризиса и публикации в "Новом мире". Здесь нет натяжки. В речи советского вождя действительно, по факту, антисталинская тема в отечественной литературе уравнялась по значимости с едва не грянувшей третьей мировой. Для душевного разговора с высшей советской элитой Хрущев выбирает заключительную речь на пленуме — на утреннем заседании 23 ноября. Формат понятен: этот жанр не предусматривает дискуссию.

Текст речи Хрущева не войдет в официальный документ — "Стенографический отчет. Пленум Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза. 19-23 ноября 1962 года". Точнее, в отчет попадет только одна лаконичная фраза: "С заключительным словом на пленуме ЦК КПСС выступил товарищ Н.С. Хрущев".

Так что же было в той на полвека засекреченной речи? Ее фрагменты, посвященные внешней политике и Карибскому кризису, "Огонек" недавно подробно воспроизвел (N 42 за 2012 год). Теперь черед внутриполитической части.

Прежде чем перейти к цитатам, стоит отметить, что Хрущев на пленуме говорил, а его слушатели воспринимали повесть Солженицына в увязке с еще одним автором и литературным произведением, которое в момент публикации потрясло страну не меньше, чем Иван Денисович. Речь идет о Евгении Евтушенко и его стихотворении "Наследники Сталина", которое было напечатано в "Правде" за месяц до пленума — в разгар Карибского кризиса, 21 октября 1962 года ("Покуда наследники Сталина живы еще на земле, / Мне будет казаться, что Сталин еще в Мавзолее"). "Наследники" и "Денисыч" для партийной номенклатуры были одним целым, и именно об этом целом решил высказаться Хрущев.

Предоставим слово Никите Сергеевичу. Его слова передаются в записи стенографисток Облицовой, Удотовой и Котляровой. С сохранением орфографии и пунктуации — как в архивно-историческом тексте.

"Н.С. ХРУЩЕВ. [...] Например, стихи Евтушенко были опубликованы. Он мне написал письмо и говорит: "Некоторые стихи я публиковал в журналах, но в сборнике мне не дают их опубликовывать, и эти стихи расходятся по Москве в рукописи. Это оборачивается против меня, как будто я распространяю. Почему их нет? Прочтите Вы. Почему их нельзя печатать!" Я их прочел, мы их опубликовали. Но ведь кто-то считал, что их печатать нельзя! И это люди — хорошие, это коммунисты, это люди, которые хотят укрепления нашей партии, нашего руководства. Но почему они так считали? А потому, как говорится: в бога веруешь? Дома — да, а на службе — нет! (Оживление в зале, смех.) На службе он говорит смело: бога нет, а когда домой придет — а черт его знает, может быть, есть (смех). А если есть и если я лишний раз мух погоняю, крест положу, мне это не трудно, а там зачтется (смех). Да, да, товарищи.

Вот труд "Один день Ивана Денисовича", опубликованный тов. Твардовским. Тов. Твардовский прислал мне письмо и прислал произведение этого автора, попросил прочитать. Я прочел, другим товарищам дал, говорю: прочитайте, как? Молчат (оживление в зале). И не то, что не возражают, нет, этого никто не говорит, но молчат, а мне, первому секретарю, нужно думать, что это значит. Потом — вроде можно напечатать, напечатать можно, но там есть отдельные места. Всегда задерживают книги, потому что в них есть места. Если бы не было таких мест, не было бы вопросов. А я говорю: какие места? Там довольно неприглядно показаны органы ЧК. Я говорю: они были, главные исполнители, Иван Денисович с ними соприкасался, как же о них он может не говорить, он же их чувствовал. Там есть и такие слова, когда кавторанг говорит охраннику: партийный ты человек, есть ли у тебя партийный билет? (примерно так, я не цитирую). Он апеллировал к бездушному человеку, апеллировал от партии заключенных на 10 лет. Говорят: может быть, это смягчить? Тогда что остается? Это смягчить, это убрать, тогда ничего и не останется. Почему это делают? Это издержки, это родовое пятно сталинского периода. Мы и сами не свободны, но есть другие люди, которые освободились от этого и, может быть, другой раз были большими подхалимами, а теперь сразу перевернулись, тоже есть такие, и этих тоже надо сдерживать. Даже Черчилль говорил: все в меру надо делать, в меру (оживление, смех)".

Завершая свой закрытый, не для печати, особой важности, спецурок современной советской литературы, Хрущев сделал вывод:

"У нас начали давить, все подчинять одному лицу, потому что есть бог на небе и гений на земле. Что скажет гений, значит это от бога данное, а нам выполняй. Вот за это мы расплачиваемся сейчас. Надо освободиться от бога, да от бога мы освободились, а вот от посланника божьего не освободились. А это очень вредно" (РГАНИ. Ролик N 6303. Фонд 2. Опись 1. Дело 603. Листы 109-111, 113).

Письмо Евтушенко Хрущеву, о котором идет речь в этом приведенном впервые фрагменте, до сих пор находится "на секретном хранении". Впрочем, как и все архивы Президиума — Политбюро и Секретариата ЦК КПСС после октября 1952 года. Вроде все по закону — в соответствии с установленными сроками давности. И никто не задается вопросами: что в этих документах нашего прошлого секретного и доколе их будут держать под чугунными спудами спецхранов?