Петер Штайн празднует свой день рождения в Москве
Свой 61-й день рождения выдающийся театральный режиссер Петер Штайн встретил в Москве, на сцене Театра российской армии. До премьеры "Гамлета", которого Штайн ставит со звездной "командой" российских актеров, осталась неделя. "Коммерсантъ" — единственная газета, чей корреспондент был приглашен отметить день рождения мастера. Рассказывает РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Поздравить Штайна пришли не только занятые в "Гамлете" актеры и руководители Международной конфедерации театральных союзов. По такому случаю в Москву прилетела и пара европейских знаменитостей. Смирно сидевший в полутьме сцены человек, удивительно похожий на выдающегося немецкого актера Бруно Ганца, при нескромном ближайшем рассмотрении действительно оказался Бруно Ганцем.
Не менее знаменитый режиссер, художественный руководитель Венского фестиваля Люк Бонди появился уже в разгар капустника, приготовленного актерами для Штайна. Он не отрывался от своих международных дел, и его мобильный телефон звонил поминутно. Поворковав в очередной раз по-французски с некоей Изабель, Бонди виновато улыбнулся: "Это Изабель Аджани. Очень хочет, чтобы я поставил с ней какой-нибудь спектакль, звонит каждый день. А мне некогда. Вот и в Москву приехал всего на три дня, хотя раньше никогда не бывал".
Присутствовавшие гордо почувствовали себя в центре большой европейской культурной жизни. Один только Петер Штайн старался сохранить обычную невозмутимость, хотя чувствовалось, что он не на шутку растроган. Уже потом, за праздничным столом, он признался, что такого дня рождения в его жизни еще не было. Помимо маленького концерта ему подарили большой торт, немыслимое количество цветов, часы и советский пионерский значок. Штайн немедленно нацепил его на лацкан черного пиджака и весь вечер просидел юным ленинцем.
Начался день с обычной работы. Без пяти одиннадцать Петер Штайн появился на площадке с тяжелым полиэтиленовым пакетом в руке. Черный плащ и кашне он так и не снимал до конца репетиции: на самой большой в Европе сцене Театра армии холодно. Отопление обещают включить в воскресенье. На это сообщение Штайн кротко кивает. Кажется, не верит.
"Ой, он сегодня в плохом настроении",— сокрушенно шепчет ассистентка. За два месяца работы оттенки штайновского настроения здесь научились различать до тонкостей.
Интересуюсь, бывает ли у него когда-нибудь хорошее настроение? "А как же! Часто. Вчера, например, очень веселый был. Целый день шутил, бабочкой летал по ступенькам".
Теперь же он медленно и хмуро обходит построенные прямо на подмостках трибуны для зрителей. По замыслу Штайна, публика будет сидеть вокруг четырехугольного возвышения, на котором развернется действие "Гамлета". В начале репетиций он говорил, что будет похоже на боксерский ринг. Из-за того что нет канатов, сейчас больше смахивает на помост для плахи. Три из четырех трибун уже заставлены рядами серых пластмассовых стульчиков, но одна полупуста, там стоит режиссерский стол.
Солдатики, приквартированные к Театру армии, тщательно, не разгибаясь, подметают половики. Может быть, именно они подсказывают Штайну решение финала: Фортинбрас будет появляться бравым омоновцем с "калашниковым" на груди.
В десять минут двенадцатого Штайн не выдерживает: где же актеры? Говорят, по сравнению с работой над "Орестеей" (прошло три года) он стал терпеливее к русской дисциплине. Всего два раза за два месяца грозился бросить все и уехать и всего два раза прерывал репетиции из-за неготовности служб.
На актеров не повысил голоса ни разу. Только хвалил.
— Я здесь ради актеров,— объясняет Штайн.— Я действительно счастлив, что имею возможность работать с такими актерами. Такой отдачи, такого внимания, такого отношения к делу я не встречал уже лет двадцать.
"Картофель?" — спрашивает он по-русски осветителя, когда актеры выползают на площадку. Оказывается, так у него звучит слово "готов". Недоразумение выясняется, но шутка остается, и вопрос "картофель?" раздается потом поминутно. Штайн вообще охотно вставляет русские словечки, и особенно восклицания: "кошмар!", "ужас!", "нельзя" и т. д.
Наверное, ему невдомек, что за несколько недель техники, в свою очередь, поднаторели в немецком и до прихода режиссера подгоняли друг друга требовательными "вас ист дас?".
"Нельзя!" — под трибуной кто-то слишком громко протопал, и ему не слышно, что говорят на площадке.
"Кошмар!" — забыли поставить стул для пожилого артиста.
"Ужас!" — выброшенный могильщиком из четырехугольного люка-могилы череп бедного Йорика разбивается на осколки.
Штайн вертит поврежденный череп в руках. Оказывается, он настоящий, купленный накануне где-то в институте анатомии. "Жуть какая!" — шепчет впечатлительная ассистентка. Штайна же эта подробность, напротив, явно веселит. Он оживляется, заливается высоким, надтреснутым смешком и просит актеров начать эпизод на кладбище сначала.
К исходу третьего часа репетиции и актеры, и техники, и переводчик заметно утомлены. Только режиссер остается бодр и собран. Он называет себя "репетиционной машиной" и работает каждый день до позднего вечера. Один перерыв минут на тридцать. Техники едва успевают сбегать в буфет. Режиссерский желудок театрального общепита не терпит. Тайна полиэтиленового пакета раскрывается просто: Штайн обедает обычно лапшой, принесенной из дома в термосе.
Впрочем, до перерыва успевают еще раз отработать похороны Офелии. Мизансцена эффектная: прямо в могиле Гамлет и Лаэрт дерутся, а между ними оказывается зажат труп несчастной девушки. Играют всерьез, сжимая "бездыханное тело" так сильно, что у Офелии--Светланы Захаровой из глаз буквально сыпятся искры, а у Евгения Миронова--Гамлета, кажется, вскочит шишка. Полчаса уходит на "следственный эксперимент", дотошный Штайн не успокаивается, пока не понимает в деталях, что же именно привело к травме.
Впрочем, хлопоты вокруг мироновской шишки настраивают режиссера на иронический лад. "Пришейте ему новую голову!" — нетерпеливо советует он медсестре, прикладывающей к гамлетовому лбу какие-то бинты. Шутит он обычно жестко и холодно, а о русской сентиментальности говорит с удивлением.
Немецкий мастер ценит русское отношение к театру как к храму, но сам знает, что успех вырастает только из тщательной и кропотливой, постороннему глазу неинтересной работы.
Михаил Козаков (Призрак), Миронов и Ирина Купченко (Гертруда) между тем фантазируют, вспоминая о третьем акте "Чайки", в котором Треплев ходит с забинтованной головой, а Аркадина делает перевязку. Тем более что роль Треплева многие считают русским Гамлетом. "Может, поменяем пьесу? — ободрился Козаков.— Женя сыграет Треплева, ты, Ира, Аркадину, а я Тригорина". Роль Козаков знает, играл в Израиле. "За десять дней успеем",— оживилась Купченко.
Штайну сей радикальный проект решили не предлагать. Он еще много лет назад сказал как отрезал: Чехова в России ставить не будет никогда. Хотя именно благодаря чеховским спектаклям его здесь полюбили. Добавит ли этой любви Шекспир, станет ясно в следующую субботу.
Премьера "Гамлета" состоится 10 октября на сцене Театра армии. Спектакль будет играться до конца месяца ежедневно, кроме понедельников и вторников. Билеты (по цене от 80 до 300 руб.) продаются в городских кассах и в Международной конфедерации театральных союзов (Леонтьевский пер., 21/1).