Вчера прошло заседание обновленного президентского совета по развитию гражданского общества и правам человека. Специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ считает, что первая половина заседания была самой бурной за все время существования совета — в отличие от второй половины.
В состав совета введено такое количество новых членов, что на первый взгляд перспективы его конкретной работы кажутся, мягко говоря, туманными. Хотя это, конечно, проверяется экспериментальным путем. Но пока в одной, если так можно выразиться, куче (а можно сказать, и плечом к плечу, так как рассадка делалась в алфавитном порядке) сидят Кучерена и Кучер.
Обстановка казалась мне настолько непростой и так много в зале было людей, которые выступали на митингах на Болотной и на Сахарова с лозунгами "Россия без Путина!", что я, например, совершенно не был уверен, что при появлении в зале Владимира Путина все они встанут.
Но встали все.
Президент напомнил, что в интернет-голосовании по поводу новых кандидатур приняли участие больше 100 тыс. человек и что после этого было принято решение расширить совет ("Люди хотят вас видеть в совете").
Выяснилось, что уже существуют несколько вариантов организации работы. Так, есть идея "создать президиум, который будет постоянно рокироваться".
Председатель совета и советник Владимира Путина Михаил Федотов прежде всего вспомнил про семерых членов совета, которые покинули его:
— Но это меняет форму, а не содержание нашего с ними сотрудничества. Мы рассчитываем, что они станут нашими постоянными экспертами.
Михаил Федотов не хотел ссориться не только с теми, кто пришел, но и с теми, кто ушел.
Идея с ротацией тоже теперь близка ему:
— Ротация неотвратима, как смена времен года.
Очевидно, что те, кто пришел в совет, осмотрятся там и не найдут себе места в строю, вынуждены будут поторопиться, чтобы выйти из него по идеологическим причинам, иначе за них это сделает неотвратимая ротация.
Кроме того, следует отметить еще некоторые аспекты речи господина Федотова. Так, он заявил:
— В нашей стране слова президента — это директива.
Михаил Федотов к тому же предупредил, что совет и сам по себе — "прежде всего экспертный орган" (видимо, потому, что директивой в нашей стране являются слова президента).
Владимир Путин, в свою очередь, заметил, что совет создавался в 2004 году, тогда "ситуация была сложной, страна находилась, по сути, в состоянии гражданской войны... моя позиция тогда зачастую не совпадала с мнением совета... не могу сказать, что все, что я говорил, было правильно".
Президент так редко (более того, такие случаи просто невозможно вспомнить) признается в том, что он делал или говорил что-то неправильно, что для меня, например, слова эти прозвучали громом среди ярких люстр Александровского зала Кремля.
Правда, господин Путин оговорился: далеко не все правильно было и в том, что говорили ему члены совета. Было бы странно, если бы он не добавил этого.
Владимир Путин рассказал, как "одна очень приятная во всех отношениях дама, действительно приятная, сказала ему на одной конференции на Западе, что Россия слишком жестоко действует на Кавказе и вообще не может навести порядок на своей территории". "Как же,— спросил ее господин Путин,— мы можем обеспечить порядок, если вы считаете наши методы избыточно жестокими?" "Я не знаю",— ответила она, по словам президента.
— Когда никто не знает, как решить, кто-то должен взять на себя ответственность,— заключил он.
Выяснилось, что Владимир Путин рассказал эту историю с моралью только для того, чтобы произнести последнюю фразу:
— Так что вы на меня, если что, не обижайтесь тоже.
Тут слово взял Даниил Дондурей, главный редактор журнала "Искусство кино", который давно в совете. Но говорил он о телевидении.
Владимиру Путину часто предъявляют претензии по поводу качества отечественного телевидения. Особенно часто это происходит на встречах с рабочими, которые, видно, чувствуют свою ответственность за создание качественных телепрограмм. Но, оказывается, и Даниил Дондурей тоже чувствует. Он перечислил, например, названия сериалов одной только недели на одном только федеральном телеканале — и по коже побежали мурашки. Не стоило после этого и говорить про засилье жестокости на ТВ, но господин Дондурей сказал, причем достаточно жестоко.
И он предложил создать общественные советы на каждом телеканале, предупредив, "что речь идет не о цензуре, а только об общественном обсуждении".
— Но верно ли, что в самое рейтинговое время студия обсуждает, правильно или нет, что 20-летняя женщина родила двойню от своего отца?! — воскликнул он.— Нельзя мировоззрение граждан отдавать на откуп рынку!
Господин Путин после этого задал вопрос, который нельзя было назвать простым:
— Кто-то возражает против того, что было сказано? Кто-то возражает?
Ведь как ответить, что возражаешь против того, что не должно быть засилье жестокости? И кто ты будешь после этого?
Однако желающих оказалось более чем достаточно. Первым выступил журналист Николай Сванидзе, который согласился, что проблема есть, но решения не совсем верны.
— Например, предложенные общественные советы при телеканалах. Сколько таких советов было! Дело закончится политцензурой, которой у нас достаточно. Более чем достаточно.
Слово "политцензура" в сочетании с "более чем достаточно" было произнесено. И дальше журналистов, которые входят в совет, прорвало.
Максим Шевченко, которого трудно в чем-то заподозрить, раскритиковал предложенную "кампанию ценностной безопасности":
— У журналистов в предложенной схеме вообще тогда не останется права на ошибку... А передавать людям, которые не занимаются финансовыми потоками, контроль над телевидением... это приведет к уничтожению СМИ как бизнеса!
Вопрос о политцензуре, который вместе с другими журналистами поднял на заседании президентского совета Леонид Парфенов, буквально висел в воздухе (на фото — с адвокатом Игорем Пастуховым)
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ
Выступил и Леонид Парфенов. Он-то как раз не удивил, потому что последовательно говорит на эту тему то, что думает, уже много лет. По его словам, в ситуации, когда "черное и белое нельзя, появляется желтое".
— Власть,— заявил он,— должна принять определенное самоограничение на руление в эфире,— и процитировал себя более раннего: "О власти у нас — как о покойнике: либо ничего, либо хорошо".
Власть в лице Владимира Путина внимательно слушала, но гораздо интереснее было, что она ответит. Леонида Парфенова тем временем поддержал журналист Станислав Кучер.
Сопредседатель совета по национальной стратегии Иосиф Дискин попытался смягчить разговор, припомнив, что журналисты же договорились в свое время, как показывать теракты.
— Не все такие вещи должно решать государство,— резюмировал он и неожиданно (в первую очередь, видимо, для него самого) получилось, что в конце концов он поддержал ранее выступивших.
Но все ждали, конечно, что скажет виновник торжества демократии на этом совете.
— Как вы знаете,— ответил Владимир Путин,— с этой темой я знаком давно.
Вот с этим действительно нельзя было поспорить.
Он назвал спорным тезис о том, что телеканалы увлекаются "жестокостью и клубничкой", потому что им запрещают все остальное.
Но главное — он не стал спорить с тем, что главные федеральные каналы управляются Кремлем. С этим и правда странно было бы спорить.
Кроме того, он призвал решить, что делать в этой ситуации, членов совета и руководство каналов, а ему попросил принести согласованную позицию ("только обязательно согласованную со всеми участниками процесса") — "а я приложу все силы, чтобы реализовать эти предложения".
Очевидно же, что со всеми участниками согласовать это не удастся хотя бы потому, что одним из активных участников процесса является власть.
Советник председателя Конституционного суда Тамара Морщакова говорила о том, что надо развивать институт присяжных. Это вызвало активную реакцию Владимира Путина. Он предложил попрактиковать это, например, на Юге России, где в суде присяжных будут рассматривать дела по терроризму.
— Следствие проходит убедительно, потом мы террористов в суд притащили, а потом выпускаем. Понимаете, почему?
— Дела о терроризме, Владимир Владимирович, не рассматриваются судами присяжных,— вдруг сказала Тамара Морщакова.
Владимир Путин тогда переквалифицировал дела о терроризме в дела об особо тяжких преступлениях.
Журналист Леонид Никитинский, создавший недавно "Клуб присяжных", предложил использовать институт присяжных при рассмотрении дел о нарушениях в ходе выборов.
Его Владимир Путин раскритиковал за другое: представление о том, что присяжные — представители общественности. Такое мнение является, по словам Владимира Путина, ложным:
— Они такие же судьи.
После этого накал страстей пошел на спад. Этому сначала поспособствовал председатель комитета Государственной думы по международным делам Алексей Пушков, который заговорил на вечные темы — о том, что надо осудить наконец марши нацистов в Эстонии... Другие выступавшие говорили про необходимость соблюдения социальных прав, про вопросы, связанные с инвалидами, с домашним насилием...
Демократия постепенно превращалась в демократизацию.