Рената Литвинова

В своем новом фильме «Последняя сказка Риты» Рената Литвинова продолжает тему загробного мира, начатую несколько лет назад в ее режиссерском дебюте «Богиня», убивает свою любимую героиню Риту Готье и сама является в образе Смерти. О том, почему умирать не страшно, с Ренатой Литвиновой поговорила Лидия Маслова

Как по вашему внутреннему ощущению — «Последняя сказка Риты» получилась, вы сказали в ней то, что хотели сказать?

Вы сами себе представьте: это были съемки на фотоаппарат Mark II, в течение двух лет, на собственные деньги, когда я практически с Земфирой, с моим единственным соратником, которая отвечала за весь звук, сняла картину без всякой съемочной группы. Вдвоем. Вы знаете, что такое штат у режиссера? Это человек шестьдесят или даже больше, некоторые весь день просто стоят у столика, где кормят. Я никогда не могла понять, кто они и зачем? А вот когда ты все делаешь сама вплоть до заказа гроба... Вот мне нужна была крышка гроба для одной сцены сна, я звоню в разные конторы, а мне пытаются продать оптом, только девять штук можно, если подешевле, а мне надо один и вообще не обитый никакой тканью, чем я вообще их там всех насторожила! Как так — неотесанный сосновый гроб, это ж некрасиво! В результате я все-таки договорилась на один ободранный гроб за полторы тысячи рублей. И мы постоянно забывали эту крышку гроба на всех съемочных объектах. Из всех сугробов она торчала. А у нас был такой водитель, который все время очень переживал за эту крышку, и я ему сказала: «Давайте я вам зарплату заплачу этим гробом, если он вам так дорог! Или даже подарю!» Тогда он перестал так за этим гробом охотиться.

А у вас разве было много съемочных объектов?

Да, но я много вырезала из окончательного монтажа. Я тот самый режиссер, на которого иногда обижаются актеры, совершенно беспочвенно, но я всегда стремлюсь к краткости как сестре таланта, я отрезаю лишнее — пусть и прекрасное, но тормозящее. Я это делаю ради фильма. Это нехорошо, когда мучают зрителя. Я же тоже зритель. И я ненавижу режиссеров, которые тянут по километру то, что уже давно понятно.

Вы сказали как-то, что потратить все деньги на картину — это для вас такой способ омоложения.

Да, представляете, вот так открываешь холодильник или кошелек — а у тебя там пусто. Чувствуешь себя, как в молодости, как конь вороной. Во-первых, есть нечего, во-вторых — нужно деньги зарабатывать. И ты опять весь в мотивациях. Вот я сейчас, видите, прибежала с презентации L’Oreal. Деньги зарабатываешь в других индустриях, не на искусстве.

Рита Готье — ваш старинный персонаж. Вы любите «Даму с камелиями»?

У меня в детстве была участковая докторша Маргарита Готье. Ну, естественно, и «Дама с камелиями» — это собирательный образ: героиня, которая приговорена умереть первой, раня всех в нее влюбленных! Но вообще женщина с таким именем существовала в реальности и лечила меня от ангины.

А отчество у нее было?

Не помню. Помню, к ней все время приставали какие-то дикие женщины с вопросом: «Вы какой нации?» Я даже включила это в свой фильм, но мы потом это вырезали. Когда главная героиня Рита приезжает в больницу, и медсестра у нее спрашивает: «Готье, вы какой нации?» У нас же картина получилась многонациональная. Там какие только национальности не присутствуют, вплоть до танцев восточных, которые пляшет Смерть под музыкальный монолог Земфиры: она сочинила его специально для такой жизнеутверждающей героини — в моей версии она самая добрая среди людей. А на самом деле она и есть смерть. В конце концов, у Кокто же есть смерть, которая ездит в машине в элегантном костюме. У меня она, видите, такая, под русскую действительность.

Это нехорошо, когда мучают зрителя. Я же тоже зритель. И я ненавижу режиссеров, которые тянут по километру то, что уже давно понятно.

В шубе?

Поначалу в шубе, да. Но потом она уже очень ободралась на этой территории, ей тяжеловато пришлось. Она ж там в портале дает отчет: «Тело мое очень повредилось, потому что нужно было пить, не отказываться от встреч с мужчинами…» Я там вырезала, как один мужчина скинул ее с насыпи, кто-то ей там перерезал горло на спор, потому что проигрался в карты, а денег не было — и надо было убить первую попавшуюся, и это была сама Смерть. А ее же убить нельзя — в каком-то смысле ему повезло.

А по каким еще линиям шли монтажные сокращения?

Сокращения были — полезные для фильма, кого-то сократили, включая себя, а некоторые роли, наоборот, разрослись, как у месье Хомерики, его даже прибавилось.

Он сам что-то добавлял?

Ну, он замечательно умеет идти, шататься, прямо я бы сказала, искрометно и автобиографически. Это так пронзительно получается. Все-таки, конечно, мне нравится снимать людей, которым есть что играть, то есть они это как бы накопили. И, кстати, Оля Кузина, она у меня когда-то пробовалась на «Богиню». Она была тогда прекрасная, юная, и сейчас она пришла такая прямо зрелая драматическая актриса. Какой-то режиссер ко мне подошел, то ли Хлебников, то ли Попогребский, и сказал: «Большое спасибо за Олю»,— потому что он давно ее знал как актрису. Я сказала: «А что же вы ее не снимаете?» Оля замечательная.

У вас в «Богине» мужские персонажи все были такие…

Пьющие, вы имеете в виду, вообще в кино это достаточно обаятельно.

Нет, мне кажется наоборот, они были все-таки довольно мужественного вида. А тут у вас герой больше на девочку похож.

Вот пока такие нас окружают мужчины. А что, вас окружают брутальные какие-то? Коля — вот это наш представитель, интеллигент. А потом он же все равно играет на образ. Там же ценны души, которые способны любить. И моя героиня Готье его любит, и он ее любит. В данном случае, конечно, он для нее такое подспорье. Все лучше, чем брать заштампованного героя-любовника. Мне кажется, Коля лучше, чем актер. С другой стороны, у меня же не было бюджета на каких-то звезд. Что такое звезда? Это же какой-то индивидуальный гримваген, райдер… Вообще ж не было денег. Оле мы платили как матери-одиночке сколько могли, а те, кто побогаче, благородно отказывались.

У вас героиня имеет очень четкий визуальный образ, как должна выглядеть ее смерть, ну и именно в таком облике вы ей и являетесь.

Так ведь все же сбывается. Во что веришь, то и сбывается. Я ж почему все время настаиваю, что это для кого-то сказка, а для меня — это быль. То, что я себе намечтаю, то и будет. Люди страшно недооценивают воображение.

Вы сами о своей смерти думаете?

В моей версии бытия смерть — это какое-то избавление, как вздох после испытаний, которые я вынуждена была перенести живя. Поэтому-то я иду на трудности, ведь если я их буду огибать, то меня снова вернут сюда, назад, на землю, а я хочу пройти здесь все падения, и тогда дальше меня ждет прекрасное путешест­вие. Я даже себе его представляю: зима, секретный перрон номер Z на заснеженной станции и обязательно поезд, как из детства, годов 50-х. И там, наконец, мне пойдут навстречу все, кого я хочу видеть, все мои любимые умершие, которых я, в отличие от большинства, не страшусь, и меня погрузят в этот поезд, и я, наконец, со всеми вами попрощаюсь.

А как ваша героиня — смерть в виде какой-то женщины вы представляете?

Сочиняя и снимаясь, я практически с ней слилась. Поэтому сама себя заберу, перенесу и там все происполняю. Видите, меня режиссура не покидает даже в самый последний ответст­венный момент. Если что, приду такой и к вам — налью вам шампанского, в конце концов. Даже Чехов, Антон Павлович, перед смертью попросил что? Шампанского. В каком-то смысле даже он мне дал подсказку, удивительнейший был писатель и вдохновитель.

Вы когда-то говорили про «Богиню», что у нее изначально был сложный, непонятный и закрученный сценарий, у которого не было внятного конца, но в процессе съемок и монтажа все как-то прояснилось — и вдруг прорисовалась какая-то драматургическая конструкция…

Я бы все равно эту «Богиню» сейчас порезала, оставив последнюю часть. Она начинается как один фильм — детектив, перетекает потом в другой фильм — мелодраму, а заканчивается такой неистовой сказкой. Мне кажется, так нужно было и оставлять — эту неистовую сказку. Видимо, тогда я слишком многого хотела одновременно и словно прервала себя на полуслове, только начав. Сейчас я считаю, что я договорила, сняв внятный, лаконичный и светлый фильм. Я выпустила из себя эту тему — все мы будущие мертвые.

В прокате с 18 октября