В тихом уходе ельцинских спичрайтеров трудно углядеть судьбоносный смысл: пуля закрыта, пора считать висты да расходиться. Игра была помельче, чем за соседними столами, и все остались при своих.
Пустяк, однако, исполнен символического значения. Дело не только в том, что ретируются в загадочное никуда остатки раннеельцинской команды, последние светила свердловской мысли в мутном, с зеленой гнильцой московском небе. Увольнение спичрайтеров знаменует окончательный финал ельцинского стиля.
Конечно, вполне оформившимся этот стиль считать нельзя — но что-то же было! Хотя бы попытка скрестить свойственное президенту партийное косноязычие с требуемой моментом либеральной фразеологией. Но — отработали. Формулировка "по собственному желанию" заставляет вспомнить роман Виктор Пелевина "Омон Ра": там советские космонавты, летящие на Луну в советской же ракете, сидят в каждой ее ступени и, когда ступень отрабатывает свое, добровольно — по собственному желанию и сообразуясь с велениями партийной совести — отсоединяют ее от продолжающей полет части. В конце концов главный герой продолжает полет один, в лунном модуле, приспособленном из чего-то вроде жестяной бочки из-под ГСМ.
Новая российская геронтократия отлично владеет базовой обкомовско-цековской манерой, и в свердловском словесном модерне ничуть не нуждается: давайте-ка, ребята, отсоединяйте ступень. Вспомним братьев по перу с благодарностью: работа их была вовсе не проста, и иные результаты стоит отнести к тайным литературным шедеврам. Среди радиообращений попадались прелюбопытные — чего стоит только прошлогодний осенний призыв к нации квасить капусту. Задушевный, но не лишенный следов здравого смысла драйв ельцинских речей задавал глумливым критикам не самую простую задачу — отыскать в булочке среди благонамеренных изюмин единственного таракана. Справедливости ради заметим, что таракан находился всегда.
Что касается широких масс населения, то они не вдавались в тонкости, а воспринимали все просто: ну, бубнит и бубнит себе, все нормально. Увы, настала осень патриарха, он летит в лунном модуле один, и ноты для бубнения больше не нужны. Сказать ничего более невозможно, и мастера, вылеплявшие на бумаге своеобычные речевые структуры, удобопроизносимые для президента, уходят.
Как-то не поворачивается язык бросить им вдогонку жестокое: не писали б вы такую чушь, не зашли б мы так далеко. Зашли бы в любом случае, и кремлевские герольды не виноваты — их творчество никогда никому не было нужно и ни на что не влияло.
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ