Коррупция — не единственная причина громких кадровых перестановок в Минобороны. Не менее важна еще одна составляющая — конфликт прошлого руководства военного ведомства с отечественным ОПК
За недели, прошедшие после отставки министра обороны Анатолия Сердюкова, были озвучены различные версии его увольнения — борьба с коррупцией, супружеская неверность, зашедшая в тупик военная реформа. Кажется, на истинные причины указывает напутствие, которое получил от президента при назначении новый начальник Генштаба Валерий Герасимов. "У нас есть проблема, она, в принципе, такая рабочая, но все-таки хотелось бы минимизировать проблемы,— заявил верховный главнокомандующий,— очень часто в последнее время мы сталкиваемся с изменениями требований со стороны Минобороны к промышленности. Понятно, и это естественно, жизнь постоянно вносит свои коррективы, ситуация в научно-технической сфере быстро меняется, появляются новые средства ведения вооруженной борьбы. И, конечно, мы должны ориентироваться на перспективные средства, но все-таки здесь и стабильность определенная нужна".
Из этих намеков следует только одно: президенту решительно надоел длящийся последние три-четыре года конфликт между оборонно-промышленным комплексом и Министерством обороны. И Владимир Путин, судя по всему, намерен разрешить его в пользу военной промышленности.
Все 1990-е и первую половину 2000-х руководители ОПК рвали на себе рубахи от Versace и кричали: "Только дайте нам денег, и мы завалим вас самым современным, самым мощным вооружением, которое, само собой, не имеет аналогов в мире!" И вот чудо случилось. Благодаря высоким ценам на нефть российское правительство позволило себе амбициозную программу перевооружения стоимостью 23 трлн рублей (следует признать, что перевооружение необходимо: более 80 процентов военной техники было произведено 30-40 лет назад). Реализовав ее, Россия, как утверждают инициаторы перевооружения, сменит не меньше 70 процентов оснащения вооруженных сил. Одна беда — несмотря на исправно направлявшиеся бюджетные средства, четвертый год подряд ОПК с треском проваливает оборонный заказ.
При этом военное ведомство и ОПК обвиняли друг друга в срыве заказа. Представители промышленности заявляли, что Министерство обороны затягивает с заключением контрактов, а потом запаздывает с перечислением средств на их реализацию. Военные чиновники утверждали, что промедление вызвано тем, что они хотели закупать то, что нужно Вооруженным силам, а не то, что способны выпускать российские оборонные предприятия. Причем по ценам, формирование которых они хотели бы понимать.
"Налоговики" против "оборонщиков"
Эти противоречия особенно ясно проявились в конфликте вокруг цены на подводные ракетоносцы типа "Борей" (те самые, на которых должна быть установлена многострадальная "Булава"). Экс-министр Сердюков весьма откровенно указывал на то, что производитель наглым образом запихивает в цену изделия свою неэффективность. Если одна лодка на "Севмаше" производится девять лет, говорил он, то все издержки, в том числе свиноферма, детский и пионерский лагеря, дом отдыха, поликлиника,— все они ложатся на одну несчастную подводную лодку. Раньше эта лодка стоила 47 млрд рублей. А теперь, возмущался министр, завод предлагает новую лодку заложить за 112 млрд!
"Ребята, вы покажите нам все те издержки, которые вы хотите включить в свою цену, сделайте ее прозрачной, и к этой цене мы готовы добавить вам 20-25 процентов рентабельности",— соглашался Сердюков. Но когда производители начинают открывать цену, то она "мгновенно слетает на 20-30 процентов", констатировал он.
И вот как раз это, казалось бы, вполне законное требование сделать цену прозрачной, привело в бешенство капитанов ОПК. Академик Юрий Соломонов чрезвычайно четко его вербализировал: "У нас Минобороны превратили в налоговую инспекцию. А психология-то другая у налоговиков, другие мозги". Логика предельно понятная. Соломонов презрительно называет "налоговиками" тех, кто нудно пытается найти хоть какое-то обоснование резкому росту цен. Между тем причина вполне очевидна.
Где взять комплектующие
Оборонно-промышленный комплекс России давно уже не является "комплексом", то есть неким количеством предприятий, объединенных системой производственной кооперации. В советские времена все комплектующие для сложных вооружений производились на гражданских предприятиях, имевших так называемое мобзадание (к рыночной экономике это, понятное дело, никакого отношения не могло иметь в принципе). В 1990-е годы эти предприятия или закрылись, или перепрофилировались. В результате вопреки громогласным обещаниям руководителей отечественного ОПК никакого серийного производства военной техники они по сей день начать не в состоянии. По той простой причине, что вынуждены полукустарным способом производить комплектующие на заводах конечной сборки. Так, получив в 2009 году заказ на выпуск 48 истребителей Су-35, Комсомольск-на-Амурское авиационное производственное объединение (КнААПО) смогло приступить к сборке самолетов более чем через год, до этого момента производили комплектующие... Именно поэтому никакого серийного производства военной техники и вооружений наладить невозможно. Сколько денег ни вложи в такое производство, расти будет только себестоимость изделий. Это подтвердил Дмитрий Медведев, в бытность президентом. На одном из совещаний с руководителями ОПК в 2011-м он привел просто убийственные цифры. По его словам, если гособоронзаказ в 2010 году в части закупок вооружений вырос на 25 процентов, а в части НИОКР — на 35,7 процента, то увеличение производства промышленной продукции выросло всего на 3,9 процента, а научно-технической — на 16,5 процента. В среднем темпы роста финансирования оборонного заказа в 2-2,5 раза превышают прирост производства.
Все это стало очевидным уже в середине 2000-х, как только в ОПК пошли первые крупные деньги, но никакой военной продукции государство взамен не получило. Тогда было решено сформировать объединенные промышленные корпорации (объединенную авиастроительную корпорацию, объединенную судостроительную, "Ростехнологии", "Алмаз-Антей" и прочие), представляющие собой реинкарнацию дюжины советских министерств оборонной промышленности. В корпорации механическим образом согнали самые разные предприятия в расчете наладить производственную кооперацию административными методами. Беда в том, что в рыночной экономике эти методы работают скверно. Тот же Соломонов очень ясно описывает ситуацию в интервью "Коммерсанту": "Объемы очень маленькие, рентабельность никакая. Предприятиям не интересны такие малые объемы, а без них ничего нет".
Советские "оборонно-промышленные" министерства могли существовать лишь при наличии всемогущего Госплана, который выделял средства, назначал все цены: на сырье, на элементную базу, на различные компоненты, обеспечивая, таким образом, необходимую рентабельность. Но Госплан в рыночной экономике существовать не может. Стало быть, необходимо искать иные модели функционирования ОПК, кропотливо выстраивать цепочку субконтракторов для каждого вида вооружений. Сейчас же, по данным Счетной палаты, 75 процентов технологий ОПК устарели, а экономический потенциал России в 45 процентах имеющихся технологий не дает возможности в обозримом будущем ликвидировать отставание от мировых стандартов.
Это прекрасно понимают все участники процесса. Но признать этого не могут. Ибо тогда придется сказать: амбициозная программа перевооружения стоимостью в 23 трлн рублей выполнена быть не может. Даже этих гигантских денег не хватит на то, чтобы выстроить полноценную производственную кооперацию по изготовлению всего спектра вооружений — от пистолетов до межконтинентальных баллистических ракет. Такую кооперацию невозможно наладить в рамках гигантских колхозов, именуемых госкорпорациями. В этих колхозах нельзя наладить эффективное производство: доходы одних будут перераспределяться в пользу банкротов. Посему руководители ОПК руководствуются принципом — один день живем. Как заявил Игорь Ашурбейли, еще недавно возглавлявший одну из крупнейших корпораций "Алмаз-Антей", директора заводов соглашаются на заказы, выполнить которые заведомо не в состоянии.
Главное — накормить оборонку
Отдельный вопрос, какую военную технику в российском ОПК называют современной. Современными изделия российского ОПК называют не потому, что они соответствуют современным научно-техническим достижениям (а мы, замечу, находимся как раз в середине революции в военной сфере), а потому что в течение 20 лет не было денег на их реализацию. За исключением морской стратегической ракеты "Булава" и истребителя пятого поколения вся остальная военная техника, предназначенная ныне для производства,— это модификации советского оружия, разработанного в 80-е годы прошлого века. При этом политика Минобороны заключалась в том, чтобы воздержаться от закупок систем оружия, в развитии которого не произошло революций. Например, никаких принципиальных открытий в области стрелкового оружия за последние лет 50 не случилось. В то же время на складах Минобороны находятся 17 млн новеньких (никогда не использованных) "калашей", оставшихся с советских времен. Стало быть, полагали сердюковские чиновники, можно обойтись без заказа новых. То же самое с танками. Вместо закупок новых Т-90, которые по словам бывшего главкома Сухопутных войск Александра Постникова являются 17-й модернизацией танка Т-72, военное ведомство рассчитывало ограничиться заводским "апгрейдом" Т-72, взятых из хранилищ.
Однако решения Минобороны не закупать новые "калашниковы" и Т-90 вызывали чрезвычайно резкую реакцию производителей никому не нужного вооружения: они рассчитывали заработать на поставке якобы нового оружия. Вспомним телеобщение тогда еще кандидата в президенты Владимира Путина с народом. Режиссеры дали слово аж трем представителям "Уралвагонзавода", единственного в стране производителя танков. Их выступление в эфире не оставляло сомнений — торгуются. Мы готовы приехать в Москву и накостылять проклятым смутьянам, говорили простые труженики "Уралвагонзавода" (по итогам передачи, напомним, один из тружеников стал президентским полпредом). Но при этом рассчитываем, что Минобороны все-таки будет закупать наши танки.
Опросы общественного мнения ясно указывают: активный и поддерживающий власть электорат как раз трудится на оборонных предприятиях. И это серьезный параметр, который, видимо, принимается в расчет. Через несколько недель после того памятного телеэфира появилось обещание закупить 2300 танков. Очевидно: перевооружение армии — не единственная цель инвестиций в 23 трлн. Сердюков, видимо, не уследил, когда сменились приоритеты.