В этом году не только урбанистическая, но и архитектурная деятельность в России продемонстрировала свою бессмысленность. Не обошлось и без курьезов.
Архитектура — искусство медленное, тут новости с задержками. В этом году как раз закончилась эпоха Юрия Лужкова. Главный архитектор Москвы Александр Кузьмин ушел в отставку, на его место был назначен 35-летний Сергей Кузнецов. Это, несомненно, главное событие года в архитектуре России, тем более что Кузнецов заявил довольно резкую программу обновления: отказ от лужковских традиций в смысле проектирования силами местных чиновников, вообще смена архитектурной команды, локальная работа c отдельными кусками города вместо генплана, который принимали все время правления Юрия Михайловича, но так и не приняли, конкурсы на все значимые объекты и приглашение иностранных звезд. Выполнение этой программы пока не началось и, вероятно, станет событием будущих лет.
Если лужковская эпоха закончилась, то медведевский дивертисмент еще продолжается: инициированный бывшим президентом план Большой Москвы архитекторы продолжали реализовывать, несмотря на равнодушие к нему со стороны нынешнего президента, особенно после блестящего маневра генерала Шойгу по оставлению территории Московской области поживать как ей заблагорассудится. Там как-то по инерции был проведен конкурс на концепцию генерального плана Большой Москвы, в котором победили те, кто и должен был. Дмитрий Медведев мечтал о том, чтобы это было что-то вроде Большого Парижа Никола Саркози. Так что выиграла команда Антуана Грюмбаха, которая и делала Большой Париж. Учли и то, что обычно у нас такие конкурсы выигрывают те, кто их устраивает, и тут так вышло, что конкурс в юридическом смысле выиграл Сергей Ткаченко, директор Института Генплана города, а Грюмбах у него на подхвате. К моменту победы Ткаченко уже сняли с поста, но в рамках затянувшихся конкурсных процедур учесть это не получилось. А может, и наоборот, учли — Сергей Борисович известен тем, что под его началом проект реконструкции ГМИИ сэра Нормана Фостера (тоже, кстати, инициированный Дмитрием Медведевым) рассосался без последствий для реальности, так что есть основания полагать, что рассосется и Большая Москва.
Вторым победителем конкурса оказалась американская компания UDA, которая должна была проектировать правительственный квартал в Коммунарке. По случайному стечению обстоятельств она и раньше проектировала в той же Коммунарке кварталы для Вадима Мошковича, так что он чуть было не сумел не только перетянуть на свои земли государственного заказчика с неопределенным бюджетом, но еще и заставить его работать по своему проекту. Однако ж эта выдающаяся комбинация провалилась, потому что сразу после конкурса Владимир Кожин, управляющий делами президента, заявил, что правительственный квартал теперь будет формироваться в Китай-городе, чтобы чиновники могли ходить из министерства в министерство пешком. Впрочем, по его замыслу простые граждане смогут там тоже свободно прогуливаться среди министров, что поспособствует близости власти и народа. Так что этот план пока еще не доработан и тоже, вероятно, рассосется.
После того как лучшей российской постройкой на фестивале "Зодчество" был признан дворец пионеров в Астане, а лучшим проектом — проект посольства России в Кабуле (на фото), у архитектурных поисков по итогам обозначилось евразийское направление
Другой проект Дмитрия Медведева, Сколково, был показан на Венецианской биеннале, и Россия даже — впервые в истории участия страны в биеннале — получила приз жюри за павильон (уступив Японии и разделив второе место с американцами). Этим успехом страна оказалась обязана Сергею Чобану, чье кураторское решение победило прохладное отношение к нашей родине, выразившееся в превращении Венецианской биеннале в демонстрацию против посадки девиц Pussy Riot в момент официального награждения. Чобан — сооснователь и партнер Сергея Кузнецова по бюро Speech, так что эту организацию следует признать главным архитектурным ньюсмейкером года в России. Что касается медведевской эпохи, то она закончилась в Сколково чуть позже, когда два самых амбициозных проекта в наукограде, купол притцкеровского лауреата Кадзуе Сэдзимы и "Скалу" притцкеровского лауреата Рема Колхаса, посчитали за лучшее не реализовывать — как не соответствующие духу иннограда.
В этом году умер Оскар Нимейер, и вся архитектурная критика единогласно заявила о конце модернизма. Поскольку великий бразильский архитектор умер в возрасте 104 лет, безвременной кончину никто не назвал и особой скорби в некрологах не ощущалось. Но ощущение, что вчера еще мы были причастны к отцам-основателям новой архитектуры ХХ века, а теперь уж, увы, проскальзывало у всех. Поскольку смерть модернизма раньше считалась происшедшей в 1972 году, некоторое замедление архитектурной реакции на актуальные события, приключившееся в нашей стране, следует считать пустяковым.
Мы тоже осиротели: от нас ушел Вячеслав Глазычев, кажется последний, кто умел придавать смысл российской урбанистической деятельности. Теперь она уж будет вовсе бессмысленной — история с Большой Москвой отчасти это и показывает. Но не только урбанистическая, а и архитектурная деятельность в этом году продемонстрировала известную бессмысленность. Скажем, крупнейшее государственное событие — форум АТЭС во Владивостоке, ради которого построили и университет, и мост через океан,— произошло без архитектурного участия. Ни на каких выставках это не показывалось, никто не знает, кто это построил, малопонятно, как оно выглядит, к тому же оно уже частично развалилось, так что не стоит и вглядываться.
После того как лучшей российской постройкой на фестивале "Зодчество" был признан дворец пионеров в Астане (в центре), а лучшим проектом — проект посольства России в Кабуле, у архитектурных поисков по итогам обозначилось евразийское направление
Российские архитекторы в этом году, как и в прошлом, продолжали стенать, горестно указывая на отсутствие интереса к ним со стороны партии, правительства и частных инвесторов, отчего-то закопавшихся на строительных площадках за пределами нашей страны. Им не везло в Сколково, в Сочи, в Большой Москве и — менее централизовано — на других площадках, так что ничего в национальном масштабе заметного, кроме стенаний, произвести они не смогли. Тут еще и их главную цитадель, Московский архитектурный институт, признали неэффективным вузом. После общественных причитаний удалось сменить эту уж совсем обидную формулу на "неэффективный в силу специализации" — тоже вообще-то не очень лестно, но как-то всех устроило.
Правда, взамен самозародились две новые архитектурные школы: Евгений Асс открыл МАРШ (Московскую архитектурную школу), а Александр Высоковский — Высшую школу урбанистики при Высшей школе экономики. Причем если первая — это бутик-образование, то вторая, судя по выступлениям Ярослава Кузьминова, ректору ВШЭ, видится как начало нового этапа пространственного развития страны. Это обнадеживает, раз уж нынешний так не задался. Не совсем понятно, что делать с теми, кто уже выучился. Впрочем, по итогам года на фестивале "Зодчество" лучшей российской постройкой был признан дворец пионеров в Астане, построенный Нурсултаном Назарбаевым по проекту петербургского архитектора Никиты Явейна, а лучшим проектом — проект посольства России в Кабуле работы петербургского архитектора Сергея Орешкина. Таким образом, в динамике архитектурных поисков по итогам года обозначилось известное евразийство, и возможно, теперь нам стоит ориентироваться на "свет с Востока", раз и Запад нас не ценит, и родина туда же: "Уходи, противный, ты неэффективный".