Глава 28 книги Андрея Норкина "Священный долг и почетная обязанность".
«Сейчас в наших краях стало вроде поспокойнее, правда, всякие ЧП происходят, как обычно. Так, вчера в соседней части застрелили солдата. В карауле. Он лез через забор, а часовой его шлепнул. В общем, скандал». 18.04.1988 г.
У нас тоже произошел скандал, только какой-то несерьезный. Начиналось все очень даже драматично – пропал без вести капитан Кораблев, один из «противотанковых» офицеров. Утром пришел на службу, вечером, по свидетельствам очевидцев, отправился домой. И больше его никто не видел. С учетом того, что дорога от полка до военного городка занимала от силы минуты четыре, версии исчезновения капитана Кораблева ни к кому в голову не приходили. Спустя несколько дней, поскольку о нем не было ни слуху, ни духу, а семья у капитана отсутствовала, командование самостоятельно решило готовиться к траурной церемонии. Подготовка заключалась в сборе денег на похороны. Я, правда, так и не понял, кого собирались хоронить и какие к тому были предпосылки, тело-то ведь не обнаружили. Но раз начальство сказало: «Хоронить!», значит – будем хоронить. Я целую неделю ходил по квартирам офицеров штаба и напоминал, что нужно сдать в партком такую-то сумму. Ее удалось собрать почти полностью, когда последовала команда: «Отставить!»
Капитан Кораблев нашелся, живым и относительно здоровым. Причина его отсутствия в полку оказалась, как нетрудно догадаться, самой банальной. Встретив по дороге домой какого-то местного знакомого, капитан принял его приглашение зайти в гости. Приятное времяпрепровождение несколько затянулось, но, по всей видимости, капитан пребывал в самом счастливом расположении духа, в котором до «наблюдения часов» как-то руки не доходят. В общем, я опять начал по вечерам ходить в городок, теперь уже для того, чтобы вернуть собранные на похороны бедолаги деньги. Многие офицерские жены, кстати, говорили, что вся эта дурацкая история напоминала им эпизод с Бубликовым из «Служебного романа», который «сначала умер, а потом он не умер».
Перед майскими праздниками нам устроили очередное развлечение. Прямо на территории полка организовали сборы запасников. Я и раньше догадывался, что т.н. «партизаны», мужики, в разных званиях ранее отслужившие положенный им срок в рядах Советской Армии, личности экзотические и фактурные, но увиденное превзошло все мои ожидания. С нашими «грузинскими партизанами» игра «в войнушку» продолжалась две недели. На стадионе развернули любимый ППЛС, поставили палатки, и толпы бородатых абреков с утра до вечера бродили по полку и его окрестностям, пугая местное население. Партизаны все как на подбор оказались горцами, причем я, по-моему, небезосновательно, подозревал, что большинство из них никогда в армии и не служили. Занятия по строевой подготовке в эти дни били все рекорды по популярности. Их, правда, быстро отменили, потому что выходила на плац лишь мизерная часть участников сборов, да и они маршировали настолько «кто – в лес, кто – по дрова», что желание продолжать с ними занятия быстро пропадало даже у самых терпеливых офицеров. И даже у самых вредных. Партизаны моментально освоили кратчайший маршрут до продуктового магазина, расположенного прямо напротив нашего КПП, чем, несомненно, порадовали его дирекцию. Вряд ли за эти две недели был выполнен план менее, чем на полгода.
Заставить их отвечать требованиям, предъявляемым к внешнему виду военнослужащего, пожалуй, стало самой трудной задачей. Аборигены искренне не понимали, почему их заставляют коротко стричься и брить бороды, если через несколько дней им опять придется возвращаться в горы, где далеко не везде ощущалось приближение мая. Не стоит и сомневаться в том, что и этот бастион устоял. В общем, когда сборы подошли к концу, все вздохнули с облегчением: и их участники, и их организаторы. В первую очередь, потому что партизаны своим внешним видом вносили смятение и сомнение в души личного состава полка: «Почему им можно, а нам нельзя?»
Добиваться послушания от солдатской массы проще всего было за счет ужесточения требований к внешнему виду. Основным индикатором выступала яркость бляхи ремня. Можно, конечно, было обращать внимание на головной убор, на то, как отглажена рубашка для парадной формы или на чистоту сапог и ботинок, но бляха ремня играла роль абсолютного показателя, потому что сразу бросалась в глаза. Если бляха была начищена, она ярко сияла на солнце, если – нет, выглядела эдакой «черной дырой» на солдатском пузе и, опять же, привлекала внимание.
Лучезарный блеск этой части обмундирования достигался за счет применения какой-нибудь мягкой тряпочки, желательно войлочной или фетровой, и странной субстанции под названием «паста ГОИ». Я долгое время пытался понять, какое отношение это вещество имеет к великому испанскому художнику, но ответ узнал лишь после службы. Разумеется, Гойя оказался совершенно ни при чем. Слово «ГОИ» было аббревиатурой, расшифровывавшейся как «Государственный оптический институт». Именно в его недрах когда-то и появились на свет эти зеленые кристаллы. Можно было просто потереть таким кусочком медную поверхность, но рекомендовалось все же найти заранее пропитанные веществом обрывки ткани, чтобы в процессе шлифовки добиться необходимого результата. Шлифовкой это занятие, естественно, никто не называл, использовался глагол «пидарасить». Возможно, подспудно это слово обозначало некий протест против армейской рутины и необходимость постоянно заниматься чем-то неинтересным и нудным.
В конце апреля новое письмо с нового места службы прислал Дьяконов. Его перевели в Мазари-Шариф с повышением в должности, но, как ни странно, потерей в деньгах. Евгений Петрович объяснял, что его нынешняя должность считалась менее опасной, чем прежняя. К тому времени уже стало понятно, что Советская Армия скоро уйдет из Афганистана, но судьба военных советников оставалась неясной. Существовала довольно высокая вероятность того, что им придется задержаться. Возможно, негласно. «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться!» Так что, в каком-то смысле, положение моего бывшего командира напоминало положение всей нашей компании. Мы в общих чертах знали, когда уедем домой, но точной даты совершенно себе не представляли.
Но переживать по этому поводу было некогда, приближались майские праздники, и нас просто с головой накрыла концертная волна. Выступления следовали одно за другим. 30 апреля мы отыграли "вечер отдыха" для офицеров. Пели в полковом офицерском кафе, куда пришли офицеры со своими женами. Получилась приблизительно такая же дискотека, что и в городском клубе офицеров, только для более взрослой публики. Как потом заметил кто-то из ребят, у этой аудитории «танцы выглядели поквадратнее», но на общем впечатлении это никак не сказалось.
На 1-ое мая назначили большой концерт уже в самом городке. Как и в любом другом уважающем себя населенном пункте в нашем городке имелась собственная площадь. Небольшое пространство между стоявшими в квадрат домами заполнялось газонами, песочницами и качелями. Их можно было легко сдвинуть в сторону, что высвобождало довольно много свободного места для зрителей. Сценой служил грузовик, у которого откидывался один борт. На нем мы укрепляли ударную установку и усилители с колонками. Для богатой хореографии во время шоу места уже не хватало, конечно, но никто с грузовика не падал. Более того, старший лейтенант Мелешко ухитрялся представать перед начальством самым активным участником действа: он влезал на грузовик, брал в руки неподключенную гитару, засовывал шнур под первый попавшийся усилитель и изображал, что играет. После чего, спускался вниз и пробирался сквозь толпу к тому или иному начальнику, чью похвалу надеялся заслужить.
Нам же вполне хватало обожания зрителей. Группа «Филиал» уже превратилась в звезду «общекутаисского» масштаба, но самые преданные поклонники, конечно, жили в нашем военном городке. Как настоящие рок-музыканты, мои коллеги обзавелись горячими фанатками из числа девчонок-старшеклассниц, учившихся в русских школах. Отношения эти оставались абсолютно целомудренными и не дававшими поводов для беспокойства – офицерские дочки и сами не были дурочками, да и мы с ребятами совершенно не нуждались в дополнительных неприятностях. Для укрощения зова плоти в городе существовал соответствующий контингент, а наши фанатки были ценны тем, что создавали на концертах настроение настоящего шоу, заводя остальных зрителей.
Программы уличных концертов с того момента строились по раз и навсегда утвержденному плану. Начинали перед самым закатом, чтобы посмотреть концерт могли и самые маленькие. Сначала пели чужие советские песни, а с наступлением темноты в ход шли переделки непатриотичной западной музыки. Особый восторг вызывало еще и то, что в этой части программы зажигалась самодельная, но от этого не менее крутая, цветомузыка. Почти все наше оборудование было самодельным: от афиш до усилителей и гитарных примочек. Афиши рисовал я, а ребята отвечали за начинку нашей аппаратуры и инструменты. Тедеша, например, мог перетянуть барабан! А с дополнительным оборудованием был напрямую связан единственный эпизод использования спецэффектов на наших концертах.
2-го и 7-го мы отработали еще две дискотеки в Доме офицеров. Так вот, седьмого, уже в самом конце, когда мы на второй бис (!) отыграли «Поднимается ветер», на последних нотах с оглушительным грохотом взорвался усилитель бас-гитары, выпустив густой и черный клуб дыма прямо под потолок. В этот момент я понял значение выражения «публика неистовствовала»!
Послушать все опубликованные к настоящему моменту главы и скачать аудиоверсию можно на нашей странице в Soundcloud.