В середине осени борьба с коррупцией набрала невиданные обороты: уже давно расследование злоупотреблений не приводило к отставке входящего в президентский ближний круг министра и арестам в его окружении. Ближе к концу года кампания пошла на убыль. Осталось непонятным, что помешало ее развитию: кончилась политическая воля или начались политические и институциональные ограничения.
Андрей Макаревич 6 августа написал открытое письмо Владимиру Путину, сообщив ему, что стандартные "откаты" в стране дошли до 70%, хотя еще пять-шесть лет назад не превышали 30%. Президент неожиданно на него ответил на следующий же день, и тоже открыто — правда, переадресовав музыканта к бизнесменам, вклад которых в рост коррупции, по его мнению, вполне равноценен вкладу чиновничества.
Письмо одного из основоположников русского рока можно было бы счесть последней каплей, которой недоставало высшему эшелону власти, чтобы укрепить политическую волю и начать борьбу с коррупцией.
В этом плане осень выдалась насыщенной. Дело Минобороны и "Оборонсервиса", дело ГЛОНАСС, предъявлялись обвинения людям из окружения бывшего министра сельского хозяйства Елены Скрынник, в рамках расследования саммита АТЭС был арестован экс-замминистра регионального развития Роман Панов. Всевозможные "источники" в Кремле регулярно сообщают всем СМИ, что борьба с коррупцией станет одной из главных задач Владимира Путина в его новом президентском сроке. И президент, действительно, называет ее в числе приоритетных задач в своем послании Федеральному собранию. Однако к концу года аресты пошли на убыль, а новых громких дел не возникло.
Есть несколько объяснений тому, что борьба с коррупцией снова перешла в спокойную фазу. Первое: борьба с коррупцией была инструментом аппаратной борьбы в окружении Владимира Путина. Единственным способом навести порядок без больших жертв было остановить разоблачения. Тем более что преследования чиновников из ближнего президентского круга дестабилизируют ситуацию и во власти, и вокруг власти.
Второе: достигнут институциональный барьер. Дальнейшая борьба с коррупцией требует не столько усердия следователей, сколько серьезных перемен в политическом и экономическом укладе. И если не менять правила работы государства и бизнеса, то и борьба с коррупцией не имеет существенного смысла.
Куда уходят деньги
Член генсовета объединения предпринимателей "Деловая Россия" Анатолий Лейрих рассказал "Ъ", что, по оценке "Деловой России", сейчас "около 70% трудоспособного населения страны получают зарплату за счет госбюджета". Они так или иначе связаны с "выполнением госзаказа". То есть большинство россиян по результатам своей работы пополняют через налоги госбюджет, из которого до этого получили деньги, чтобы работать. Частный сектор тоже пополняет госбюджет через налоги, но делает это с помощью денег, которые находит на открытом рынке.
Именно "частный сектор, работающий на открытом рынке", и может стать основой для противодействия коррупции, считает Анатолий Лейрих. Российские производители частного сектора, к примеру, на потребительском рынке конкурируют с немецкими, итальянскими, китайскими. Не могут же они "занести" китайским производителям, чтобы те повысили цены. А российские производители, работающие на госзаказ, могут "занести" российским чиновникам, чтобы получить преференции. В итоге фирмы, работающие на открытом рынке, "не могут сейчас конкурировать с госкорпорациями, в том числе и по уровню зарплаты". И если власть действительно намерена бороться с коррупцией, она должна делать все, чтобы сектор, работающий на открытом рынке, превалировал бы над госсектором. Для этого у нее есть все инструменты налогового, ценового и прочего регулирования. Однако о сугубо экономическом аспекте противодействия коррупции пока ничего сказано не было.
Чем занята власть
Впрочем, доля вины за сложившуюся ситуацию с коррупцией лежит и на самих бизнесменах. "Особенно на тех, кто стал бизнесменом на волне приватизации 1990-х",— считает глава Национального антикоррупционного комитета Кирилл Кабанов. "Взятка чиновнику тогда считалась неизбежной при переходе от плановой экономики к рыночной",— говорит он. Позже "коррупция воспринималась уже как некая цементирующая бюрократию сила, то есть чуть ли не основа государственности", хотя такая сила ничем не отличается от круговой поруки. А когда начался "золотой дождь" из-за мировых цен на нефть, "коррупция и вовсе стала самым доходным бизнесом", хотя такой бизнес ничем не отличается от феодальной распродажи доходных мест в ""кормление" своим людям".
В итоге, по мнению господина Кабанова, сложилось два явления. Во-первых, у российской бюрократии в новом деидеологизированном государстве появилась своя идеология — "нажива". А круговая порука привела к тому, что "чиновник теперь боится только своего непосредственного начальника, распоряжения более высокого начальства ему не указ". То есть с такой бюрократической системой "уже невозможно эффективно управлять государством".
В силу этого коррупцию, как считает господин Кабанов, не побороть, если не предложить обществу (и чиновникам в том числе) если не идеологию, то идею, которую бы восприняли все.
Не менее важным Кирилл Кабанов считает и сугубо управленческие решения. Ведь замышлялась же в 2004 году административная реформа, в корне менявшая роль и функции министерств. Реформа не состоялась. И коррупционный скандал в Минобороны — это всего лишь один из итогов несостоявшейся реформы, демонстрирующий теперь, как работает ведомство, которое " в одном лице" выполняет функции и директивного органа, и хозяйствующего субъекта, и контролирующей инстанции.
Кто не верит в антикоррупцию
Возможно, в силу всех этих причин большинство россиян пока не верят, что началась настоящая борьба с коррупцией. Так, по данным опросов аналитического "Левада-центра", 60% россиян уверены, что это не борьба, а кампания и проводится она лишь для того, чтобы отвлечь население "от реальных проблем в экономике страны и неспособности государства исполнить обещания". Мнение о том, что кампания по борьбе с взяточничеством ведется лишь для того, чтобы укрепить пошатнувшееся доверие людей к президенту и отвести от него обвинения в создании "коррумпированного режима", тоже разделяют 60% опрошенных.
Отсюда и общественная оценка того состояния, в котором находится власть. К примеру, коррупционный скандал в Минобороны убедил 80% опрошенных, что это проявление "всеобщего разложения и коррумпированности власти". Лишь 12% уверены, что это было "единичное и нетипичное явление для высшего руководства страны".
Власть пока не сделала каких-либо практических шагов или заявлений к тому, чтобы сделать большинство общества своей опорой в борьбе с коррупцией. Более того, Дмитрий Медведев, общаясь в прямом эфире с журналистами пяти федеральных телеканалов, счел необходимым напомнить о "презумпции невиновности", когда его попросили оценить деятельность чиновников Минобороны, в отношении которых возбуждены уголовные дела. Апелляция премьера к фундаментальным основам юриспруденции по такому поводу вряд ли убедит россиян в искренности намерений власти. Тем более что среди россиян немало граждан, которые помнят коррупционные "дело Медунова", "хлопковое дело" и другие судебные разбирательства середины 1980-х годов, которые сопровождали начало эпохи перестройки и гласности. Один из анекдотов той поры рассказывал об иностранном журналисте, который пытался выяснить у советских граждан, "верят ли они в процессы перестройки". "Верим,— отвечали граждане.— Все процессы закончатся оправдательными приговорами".
