Коррупция, достойная подражания

Звучит крамольно, но коррупция не всегда зло для экономики. В отдельных случаях она даже способствует экономическому росту. России стоит изучить исторические примеры и выбрать свою коррупцию.

АЛЕКСАНДР ЗОТИН

В чем разница между "хорошей" и "плохой" коррупцией? Во-первых, размер, как всегда, имеет значение. Изъятие из экономики коррупционерами 3% несопоставимо с изъятием 25%. Однако важен далеко не только масштаб. Важна структура. "Хорошая" коррупция — это часто смазка неэффективного и зарегулированного законодательства, когда чиновники ускоряют процесс принятия решений, помогая частному бизнесу. Часто это и принудительная политическая поддержка режимов, проводящих болезненную экономическую модернизацию.

Важной типологической чертой "хорошей" коррупции является то, что полученные в виде взяток и откатов деньги остаются в стране, где власть создает возможности для экономического роста. Американский политолог Джон Най даже назвал это швейцарским фактором. Чем меньше коррупционных денег уходит за рубеж (часто на счета в швейцарских банках) и чем больше реинвестируется обратно в родную экономику, тем менее вредоносна коррупция. "Хорошая" коррупция нацелена на то, чтобы сделать инвестиционный климат благоприятным и иметь ренту с роста частного бизнеса.

Модернизационная коррупция

Один из наиболее ярких примеров — Южная Корея при диктаторе-генерале Пак Чжон Хи (1961-1979). Пак регулярно заставлял промышленные конгломераты-чеболи скидываться на партийные нужды. За лояльность чеболи получали дешевые льготные кредиты и преференции в бизнесе. Таким образом Пак закреплял гегемонию собственной партии, нацеленной на модель инвестиционного роста. Практически все деньги при этом оставались в самой Корее, Пак и его соратники не сколачивали личных состояний. Между тем с низовой коррупцией шла жесткая борьба, в 1975 году Пак организовал крупномасштабную кампанию: если в 1974-м под следствием находился всего 331 чиновник, то в 1975-м — уже 21 919, а в 1976-м — 51 468. Такие действия улучшали инвестиционный климат и заставляли госслужащих держать себя в рамках.

По словам исследователей восточноазиатских экономик Хосе Кампоса и Хилтон Рут, режим Пака был сочетанием диктатуры и сознательного самоограничения. Пак не признавал клановости и жестко спрашивал с подчиненных в соответствии со строгими меритократическими принципами. Накануне каждого Нового года он заходил к каждому министру, чтобы обсудить цели и задачи на предстоящий год, а год спустя проводил анализ их работы. Тех, кто не выполнил более 80% из намеченного, увольнял немедленно. Чтобы не допускать необъективности, Пак встречался только с большими группами бизнесменов, выступавших в качестве представителей целых отраслей, а не конкретных фирм.

Полностью ликвидировать коррупцию ни Паку, ни его преемникам (некоторые из них сами оказывались под следствием за казнокрадство) не удалось. Но борьба велась и ведется. Коррупционные расследования проводились в отношении трех экс-президентов — генералов Ро Дэ У и Чон Ду Хвана, а также покончившего жизнь самоубийством в 2009-м Но Му Хена, десятков министров и высших офицеров, председателя Верховного суда, спикера парламента, главы полиции и мэра Сеула. Сейчас Корея занимает 45-е место из 174 в индексе восприятия коррупции Transparency International, рядом с Польшей и Венгрией. Россия, заметим, на 133-м месте. Впрочем, это индекс именно восприятия коррупции, а под коррупцией в разных странах могут подразумеваться совершенно разные вещи.

Насколько "хороша" сегодняшняя южнокорейская коррупция, демонстрирует прошлогодний, самый громкий, скандал в этой сфере. Он случился осенью 2012 года, почти одновременно с делом "Оборонсервиса" в России. Вот только суть его совсем другая. Под следствием оказалось около 60 представителей бизнес-элиты, в том числе невестка вице-президента автомобильной компании Hyundai Motors, а также сын и невестка президента крупного чеболя Doosan. Чудовищные преступления коррупционеров заключались в покупке фальшивых справок о том, что они долгое время проживали за пределами Кореи. Подделки понадобились для того, чтобы послать детей в иностранную школу. То есть в одну из школ, где преподавание ведется на английском языке, что дает лучшее знание английского и впоследствии преимущества при поступлении в университет. Нет сомнения, что и высокопоставленные заказчики фальшивок, и чиновники, их выдававшие, будут наказаны.

Воруют все!

"Хорошая" коррупция не помешала экономическому росту Южной Кореи: с 1960-х ВВП на душу населения вырос более чем вдесятеро. Чего нельзя сказать о странах с "плохой" коррупцией. "Плохая" коррупция — это систематическое ограбление страны чиновниками, короче говоря, клептократия. Наиболее яркий исторический пример — Заир (ныне — Демократическая Республика Конго), одна из наиболее богатых природными ресурсами стран Африки.

Пришедший к власти в 1965 году диктатор Мобуту Сесе Секо (1965-1997) почти сразу стер грань между государственными деньгами и своими. Треть национального бюджета была переведена со счетов Министерства финансов на счета Мобуту. Находящийся в госсобственности конгломерат по добыче меди Gecamines, генерировавший около половины бюджетных поступлений, отдавал дорогому руководителю до четверти годовой выручки. Центробанк Заира переводил на швейцарские счета диктатора по $50-70 млн ежегодно. Помогали и вооруженные силы: самолеты заирских ВВС вывозили для него из страны кобальт и кофе. Затем, минуя таможню, сырье продавали на Западе.

Всем остальным чиновникам также ничто не мешало растаскивать страну по кусочкам в рамках их возможностей, главное, чтобы они были лояльны Мобуту и его семье. В итоге воровали все от мала до велика. Чиновники опустошали госбюджет путем создания мертвых душ, якобы состоящих на госслужбе. Крупные инфраструктурные проекты вроде ГЭС "Инга" были экономически бессмысленны, зато предоставляли очень хороший повод украсть побольше. Процветала и низовая коррупция: солдаты выставляли блокпосты, собирая дань с проезжающих, служащие столичного аэропорта требовали мзду с пассажиров, полиция захватывала заложников, вымогая деньги у родственников. Сколько всего украл и вывез из страны Мобуту со товарищи, определить сложно. Американские исследователи Кроуфорд Янг и Томас Тернер дают оценку в $5 млрд на середину 1980-х. Для сравнения, годовой ВВП Заира в 1985-м составлял $7,2 млрд. Львиная доля этой суммы приходилась на самого Мобуту: в 1984 году его состояние оценивалось в $4 млрд, в основном это были средства на счетах в западных банках и шикарные виллы в Европе. Тот самый "швейцарский фактор", отделяющий "плохую" коррупцию от "хорошей". Остальные деньги тратились на красивую жизнь, например регулярные шопинг-полеты в Париж на сверхзвуковых Concorde.

Тотальное расхищение привело к тому, что в экономике страны остались только две работоспособные отрасли — добыча и экспорт сырья. Частный бизнес постоянно сталкивался с экспроприацией и вымогательством со стороны властей. В таких условиях инвестиционная деятельность потеряла смысл. Реакция частного сектора экономики на "плохую" коррупцию предсказуема: иностранцы по возможности покидают страну, местный бизнес постепенно уходит в тень, избегая рисков отъема капитала и собственности. В результате формальный сектор экономики серьезно сократился, а оставшиеся в стране деньги не инвестировались во что-либо долгосрочное, предпочтительной стала форма наиболее ликвидных активов, которые можно быстро спрятать и вывезти. Даже в агросекторе фермеры постепенно отказывались от коммерческих объемов производства, переходя на натуральное хозяйство — слишком велика была вероятность конфискации любого излишка. Падение цен на медь в начале 1990-х добило грабительско-сырьевую модель окончательно. Наступил экономический крах: ВВП упал на 12% в 1991-м, на 10% — в 1992-м, еще на 10% — в 1993-м, на 15% — в 1994-м и еще на 10% — в 1995-м. За пять лет ВВП сократился почти на 50%, с $9,1 млрд в 1991 году до $4,6 млрд в 1995-м. И даже сейчас ВВП Демократической Республики Конго не в состоянии приблизиться к уровню 1980-го.

Срединный путь отсталости

Промежуточный вариант, нечто среднее между "плохой" и "хорошей" коррупцией,— Филиппины при диктаторе Фердинанде Маркосе (1965-1986). В отличие от корейских коллег, бравших процент, но остававшихся вне бизнеса, Маркос через подставных лиц построил собственную бизнес-империю, занимающуюся финансами, сахаром, кокосами, бананами, табаком, автомобилями, строительством, сталью, судостроением, телевидением, радио, газетами, ЖКХ, туризмом и много еще чем.

Теоретически такая серьезная доля в экономике собственной страны должна была бы способствовать экономическому развитию — наподобие Южной Кореи. Филиппины, кстати так же как и Заир, были в середине ХХ века богаче Южной Кореи по ВВП на душу населения, так что предпосылки были. Рост Филиппин к тому же означал рост прибыли и капитализации Marcos, Inc. Но Маркос не желал, чтобы его детища конкурировали на равных с другими. Ренты и субсидии предоставлялись своим в ущерб всем остальным игрокам. Например, принадлежавший другу Маркоса сахарный гигант Philex получил монопольное право на экспорт сахара, а дружественная сигаретная компания PTFC платила 10% импортной пошлины на сигареты, все остальные — 100%. Marcos, Inc. не нуждалась ни в росте, ни в инновациях, ни в выходе на новые рынки, ни во внедрении новых технологий. Все и так хорошо для своих людей.

Структура коррупции оказалась недружественной росту — повторить южнокорейское чудо не удалось. Хотя до заирских масштабов разорения собственной страны Маркос не дошел, большую часть денег он все же выводил за рубеж. Личное состояние Маркоса оценивалось в $3-6 млрд, около трети было инвестировано в отечественную экономику. При этом Маркоса интересовали лишь его собственные компании и бизнес друзей. Экономика такого обращения не перенесла: отсутствие конкуренции, неблагоприятный инвестиционный климат, преференции только своим и негативные изменения во внешней конъюнктуре привели страну к затяжной рецессии и кризису в середине 1980-х. В середине ХХ века Филиппины были богаче Южной Кореи, теперь — многократно беднее.

Выбор

Исторические примеры красноречивы, но какую дорогу выберет Россия? Попробуем быть оптимистами и скажем, что есть шанс быть ближе к Южной Корее, чем к Филиппинам и Заиру. Хотя масштабный отток капитала из России не может не настораживать: некоторая его доля — это все тот же "швейцарский фактор", отличающий "плохую" коррупцию от "хорошей". Но чтобы этот шанс реализовался, мы должны увидеть не только театрализованные скандалы, но и реальную борьбу с коррупцией. То, как будет продвигаться дело "Оборонсервиса". Или благополучно забытое всеми, но знаковое для иностранных инвесторов дело Daimler, в ходе которого германская корпорация признала факт дачи взяток в России и даже заплатила многомиллионный штраф в США. Будущее открыто: Россия может двигаться по траектории и Филиппин, и, боже упаси, Заира. Или приблизиться к траектории Южной Кореи. Политическая воля и небезразличие граждан должны определить ее будущее.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран