Последний рабочий день на этой неделе выдался на процессе над Сергеем Михайловым, обвиняемым швейцарскими властями в принадлежности к солнцевской группировке, достаточно спокойным. На предыдущих заседаниях обвинение представило всех своих главных свидетелей, потому вчера суд заслушивал менее значимые показания. Среди тех, кто выступал на суде, был и автор этих строк — ИГОРЬ Ъ-СЕДЫХ, корреспондент "РИА-Новости", освещающий процесс над Михасем только для "Коммерсанта".
Конец первой недели процесса над Михайловым посвятили его любовным делам. Сначала агент израильской полиции, участвовавший в операции "Русский роман" (так называлось оперативное дело, заведенное на Михася израильскими спецслужбами), рассказал о том, как подсудимому удалось стать гражданином Израиля. Полицейский объяснил это просто: Михась заключил фиктивный брак с израильтянкой, хотя сам был женат на протяжении многих лет и жил с законной женой Людмилой и двумя дочерьми 15 и 13 лет в Швейцарии.
"Сколько стоит такая женитьба?" — спросил прокурор Жан-Луи Кроше. "Две тысячи долларов",— последовал ответ. Полицейский сообщил, что Михася израильского гражданства лишили. Однако, как выяснилось в пятницу, у Сергея Михайлова, помимо фиктивной, была и настоящая любовь, притом настолько сильная, что это заставило его швейцарского адвоката Ральфа-Освальда Изенеггера пойти на нарушение профессиональной этики.
Изенеггер вел коммерческие и финансовые дела Михася и, как он показал, между ними сложились достаточно тесные отношения. Михайлов рассказывал ему о своих близких и однажды открыл тайну сердца, сообщив, что очень беспокоится о молодой женщине Татьяне, которую глубоко любит. Михась опасался, что если отправит ей письмо законным путем, оно попадет к следователю, потом в суд, и его интимная жизнь получит огласку. "Моему клиенту все время продлевали содержание под стражей, он тяжело переживал это, и я дал ему глоток кислорода",— заявил Изенеггер. Он согласился вынести из тюрьмы письмо Михайлова, адресованное Татьяне. Дальше письма следовали с частотой раз в 10 дней. Некоторые адвокат сам доставлял Татьяне в Москву, некоторые отправлял факсом, и приносил в тюрьму "Шан-Доллон" ответы, которые Михась затем возвращал ему для уничтожения. Однажды тюремные стражи все же обнаружили письмо в камере Михайлова, но, как отмечается в поданном рапорте, оно носило "чисто личный характер".
Изенеггер отрицал, что служил почтальоном под давлением или за деньги. Он сообщил, что получил наличными и через банк 500 тысяч швейцарских франков за 18 месяцев работы, но передал все деньги в свою адвокатскую контору, которая платила ему заработную плату, составившую за этот период 150 тысяч франков.
Прокурор, однако, сделал больший упор на контактах адвоката с друзьями Михайлова. Изенеггер рассказал, что дружил с Виктором Авериным с детства и в конце 80-х годов они даже вместе организовали кооператив "Снежинка" под патронажем Раисы Горбачевой. Не раз он выезжал в Будапешт, где встречался с Виктором Авериным и Арнольдом Таммом (также видный "солнцевский" деятель.— Ъ) и передавал им данные следствия. По его словам, они особенно интересовались сведениями, поступавшими из московского РУОПа. "Защите было важно знать, что скрывается за сообщениями РУОПа, чтобы доказать, что речь идет лишь об оперативных данных. С другой стороны, важно было передать информацию РУОПа на свободу, чтобы минимизировать потери и не дать возможность конкурентам воспользоваться этими сведениями". Изенеггер также передал им из тюрьмы документы, касающиеся продажи части Центрального дома туриста, принадлежащей Михайлову.
Изенеггер знал, что нарушает закон. "Но я считал, что обвинение ошибается, верил, что Михайлов невиновен и оклеветан, считал, что вправе информировать третьих лиц". "Это позиция не адвоката, а человека с улицы",— констатировал прокурор.
Мне тоже довелось давать показания. Инспектор полиции сообщил, что из московской милиции поступил факс, где сообщалось об угрозах в мой адрес в связи с моими публикациями. Я смог лишь рассказать о том, как мне позвонил некто, назвавшийся Виктором Авериным, который высказал возмущение, заявив, что я оклеветал честное имя Михайлова. Как в разговоре с ним, так и на суде я пытался объяснить, что излагал позиции и обвинения, и защиты и ни одним словом не брал на себя права судить, виновен Михайлов или нет. Надо сказать, что в швейцарском суде трудно давать показания: прокурор задает вопросы сбоку, защита сзади, но свидетель обязан все время смотреть в лицо суду и присяжным. Да и переводчица действительно работает плохо.
Суд взял отдых на выходные. На следующей неделе наступит очередь защиты.