Дело об азартных играх с государством

286 965 рублей выигрыша по хитро подделанным облигациям внутренних займов СССР и наказание вплоть до расстрела получили участники преступной группы, действовавшей с 1933 по 1941 год. Другие любители легкого обогащения, как их именовали в советские времена, просто скупали облигации у нуждающихся сограждан, однако и это грозило серьезными карами. Не избежали наказания и кремлевские чиновники, решившие обогатиться за счет ценных бумаг Лаврентия Берии. Но даже те игроки своеобразного советского фондового рынка, которые ускользнули от уголовного преследования, очень дорого платили за попытки переиграть государство на его поле.

ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ

Большевистское чувство долга

При чтении докладов об арестах крупных расхитителей, взяточников и спекулянтов 1930-1950-х годов и протоколов произведенных у них обысков невозможно не обратить внимание на небольшую, но весьма существенную деталь. Практически у каждого советского подпольного миллионера или состоятельного человека помимо золота в самых разнообразных видах и формах, от ювелирных изделий до пользовавшихся наибольшей популярностью червонцев царской чеканки, изымали весьма значительное количество облигаций государственных займов.

Собственно, ничего особенно странного в этом обстоятельстве не было. Каждый советский гражданин был обязан работать, а на предприятиях, в организациях, в колхозах и совхозах у каждого работника в принудительном порядке изымали часть зарплаты на "добровольную" покупку облигаций госзаймов. Так что практически у всех взрослых жителей СССР имелись облигации, количество которых соответствовало уровню зарплаты владельца. Правда, эти советские ценные бумаги лежали в сундуках и шкатулках мертвым грузом, не принося владельцам почти никакого дохода и служа напоминанием о безвозвратно потерянных трудовых рублях. Хотя начиналась история советских внутренних займов если не многообещающе, то вполне пристойно.

Правда, первые шаги пришедших к власти большевиков в том, что касалось внутреннего долга, не могли не пугать потенциальных инвесторов из числа граждан новой свободной России. Декретом ВЦИКа от 21 января 1918 года новая власть аннулировала все, а не только внешние долговые обязательства царского и Временного правительств. Внешний долг Российской империи и сменившей ее недолговечной буржуазной республики, по разным расчетам, оценивался в 8-21 млрд руб. А внутренний долг имел вполне сопоставимые размеры — не менее 11 млрд руб. Один лишь "Заем Свободы", выпущенный Временным правительством, обошелся освобожденным от царизма гражданам в 3,046 млрд руб.

Время показало, что отказ от уплаты долгов ведет только к одному — к отказам в кредитах, и, чтобы найти средства на текущие нужды, включая зарплату советским и партийным чиновникам, Совнарком в 1922 году был вынужден обратиться к гражданам страны. А чтобы не отпугнуть их окончательно, все условия, на которых был объявлен внутренний заем, соблюдались неукоснительно. "Хлебный заем" обещал гражданам, оплатившим его облигации, номинированные в пудах зерна, выплату этим ценнейшим тогда товаром. Поэтому толпы переживших голод горожан и крестьян выстроились в очереди за зерновыми обязательствами советской власти. Хлебные облигации имели и другие преимущества. Ими разрешалось вносить продналоги, а без разрешения торгуя ими, сколачивали капитал появившиеся во множестве после объявления новой экономической политики спекулянты.

Более или менее аккуратное выполнение обязательств, как и обеспечение облигаций следующих займов золотом, приучило народ к мысли, что проценты будут выплачивать как в добрые дореволюционные времена, а с помощью выигрышных облигаций можно мгновенно и сказочно обогатиться. За тремя займами индустриализации последовал заем "Пятилетка в четыре года". А вслед за ним — несколько выпусков облигаций третьей пятилетки. Результат впечатлял: за годы первых пятилеток собрали около 50 млрд руб. Но обслуживание этой классической пирамиды обходилось все дороже, и в 1935 году произошел дефолт ограниченного масштаба. Все прежние облигации были переоформлены в новые с увеличенным до двадцати лет временем обращения.

Понятно, что число желающих отдавать свои кровные государству после этого резко упало. Единственным утешением для советских людей оставались выигрыши, изредка выпадавшие на долю редких счастливых владельцев облигаций. Однако, как выяснилось, в этом вопросе далеко не все было в порядке.

Тот еще номер

Получить деньги по выигравшей в очередном тираже облигации можно было в любой сберегательной кассе Советского Союза. Естественно, существовала процедура проверки подлинности облигаций. Однако, как выяснилось, во многих частях СССР экспертиза проходила не на должном уровне, а в некоторых местах не проводилась вовсе. Зачем, например, утруждать себя проверкой, если на облигацию выпал минимальный выигрыш? Кто пойдет на риск и станет ради небольших денег, затрачивая огромный труд и буквально рискуя жизнью, подделывать такую бумагу? Деньги — совсем другое дело. Встречались случаи подделки банковских билетов в десять червонцев, что было весьма приличной суммой. Ведь в СССР многие получали меньше ста рублей в месяц. Подделкой и сбытом крупных купюр занимались серьезные люди, которых ловили не менее серьезные оперативники. А на облигации не обращал внимания практически никто.

Кроме того, из-за обширности страны и традиционной запутанности учета никто не сверял номера облигаций, по которым произведена выплата выигрышей. Наверное, работа эта не представляла особой сложности, но по какой-то причине в Москве не проводилась. Поэтому если выигрыш по одной и той же облигации оплатили и в Новосибирске, и в Смоленске, никто это не фиксировал.

Тем, кто знал об этих двух обстоятельствах, не составило труда наладить обширный бизнес по подделке выигрышных облигаций и лотерейных билетов. Отлаженное дело шло хорошо, до тех пор пока его организаторы не начали зарываться и не расширили бизнес — попытались получать крупные выигрыши и увеличили количество фальсифицируемых облигаций. Крупные выигрыши проверяли тщательнее и на странные облигации наконец-то обратили внимание. В отчете отдела борьбы с хищениями социалистической собственности Главного управления милиции НКВД СССР за 1940-1944 годы говорилось:

"Во второй половине 1940 года в ряде республик, краев и областей участились случаи выплаты выигрышей по облигациям государственных займов с поддельными номерами".

Действительно, зачем затрачивать огромные силы и средства, подделывая облигации, если можно без особых проблем найти и недорого купить у владельца бумагу с серией и номером, отличающимся от таковых же у выигравшей облигации одной-двумя похожими по очертанию цифрами, которые легко можно было видоизменить? Вот только после обнаружения оригинальной задумки на поиски ее авторов бросили лучшие силы милиции, которые без труда установили следующее.

"Особенно большое распространение,— говорилось в отчете,— выплаты по поддельным облигациям получили в Алтайском крае, Башкирской АССР, Челябинской области, Казахской и Узбекской ССР, а также в прилегающих к ним областях. Во всех случаях подделка облигаций производилась одним и тем же способом и при помощи одних и тех же средств".

Расследование несколько затормозилось из-за проходившего в начале 1941 года расформирования Главного экономического управления НКВД СССР, занимавшегося фальшивомонетчиками, но вскоре работу по делу продолжил ОБХСС Главного управления милиции.

"ОБХСС ГУМ НКВД СССР,— свидетельствовал тот же документ,— разработал мероприятия о вскрытии и поимке подделывателей".

По сути, ничего особенно хитрого милиционеры придумывать не стали. Просто обучили сотрудников сберкасс обнаруживать переделку в номерах и сериях облигаций. Оперативники обоснованно предположили, что преступники не остановятся, и оказались правы:

"Начиная с февраля 1941 г. в ряде городов было задержано несколько лиц, пытавшихся получить в кассах выигрыши по поддельным облигациям. 8 февраля в г. Барнауле арестована при попытке получения выигрыша по поддельной облигации Корнилина Н. А., при обыске у нее изъяты 32 поддельные облигации на сумму 7400 рублей. 27 февраля в г. Уфе задержан Громенко В. М., который только в течение трех дней получил в г. Уфе по поддельным облигациям 5000 рублей. Одновременно в г. Челябинске и ряде городов Средней Азии задержано еще несколько сбытчиков поддельных облигаций, при допросе ссылавшихся на то, что они действовали по поручению неизвестных лиц".

Подследственные оказались крепкими орешками и отказывались от дачи показаний:

"Арестованные Корнилина и Громенко, несмотря на то что они были задержаны с поличным, упорно не называли соучастников".

Их было даже заподозрили в том, что они и есть вся преступная группа, занимавшаяся "исправлением" облигаций, но преступников выдало то, что им прежде помогало,— огромные расстояния и плохая связь. Остальные участники группы так и не узнали об их аресте и продолжили сбыт своих облигаций:

"Продолжавшиеся после этого в разных местах попытки получения выигрышей по поддельным облигациям указывали, что Корнилина и Громенко являются лишь соучастниками крупной группы подделывателей облигаций, продолжавшей активно действовать. ОБХСС ГУМ были дополнительно разработаны мероприятия по поимке всех участников группы. В результате правильных агентурно-оперативных мер, принятых Управлением милиции по Алтайскому краю, а также задержания в г. Чарджоу сбытчицы поддельных облигаций Лисициной, получившей 14 апреля из сберкассы г. Чарджоу 110 рублей выигрыша, в апреле была ликвидирована группа подделывателей облигаций численностью 17 человек".

В чем заключались "правильные агентурно-оперативные меры", в докладе не говорилось, но, скорее всего, в камеру к арестованной Корнилиной подсадили "наседку", которая выведала у нее гораздо больше того, что узнали на допросах следователи. Но то, что выяснили, арестовав всех членов группы, поразило всех. Преступники совершенно спокойно занимались подделкой облигаций на протяжении восьми лет:

"Расследованием установлено, что преступной группой за период с 1933 г. по 22 апреля 1941 г. в 42-х городах Союза по поддельным облигациям разных государственных займов получено из сберегательных касс 286 965 рублей".

Наказание оказалось довольно суровым.

"Алтайским крайсудом,— говорилось в докладе,— 10 участников приговорены к расстрелу, а остальные — от 5 до 10 лет лишения свободы".

Показательное наказание, по всей видимости, подействовало на потенциальных преступников, и отчет о деле завершался так:

"Во время войны случаев подделки облигаций, заслуживающих внимания, отмечено не было".

Ценные бумаги Берии

Облигации перестали подделывать и по другой причине. Оголодавшие люди отдавали облигации за копейки. А в обмен на хлеб или картошку можно было получить все ценные бумаги, которые бедствующая семья вынужденно купила за предвоенные годы. Поэтому расхитители социалистической собственности, располагавшие деньгами и продуктами, могли без особых проблем скупить такое количество облигаций, которое обеспечивало бы их регулярными выигрышами. Ко всему прочему регулярные выигрыши помогали объяснить наличие больших денег и образ жизни, отличный от того, который вело большинство сограждан.

Естественно, облигации отбирали при обысках и арестах. А те, кто их избежал, нередко теряли накопления в результате общегосударственных мероприятий, которыми маскировался очередной дефолт. Так, во время денежной реформы 1947 года (см. "Дело о подрыве денежной реформы", "Деньги", N49, 2012 г.) облигации обменивались из расчета три старых рубля за один новый. Причем обмен производился под таким строгим контролем, что гражданам, приобретшим облигации не вполне легальным путем, было проще выбросить их на помойку, чем объяснять представителям правоохранительных органов, откуда у них появилось такое количество советских ценных бумаг.

Тем не менее в то, что при помощи облигаций можно резко улучшить материальное положение, продолжали верить многие. Включая тех, кому по должности полагалось знать, что подобные замыслы не кончаются ничем хорошим.

К примеру, 14 мая 1956 года милиция арестовала заведующего секретариатом члена президиума ЦК КПСС и недавнего председателя правительства Г. М. Маленкова — Д. Н. Суханова, который обвинялся в краже облигаций Лаврентия Берии, к тому времени арестованного и расстрелянного. На допросе 16 июня 1956 года Суханов рассказывал:

"Я, выполняя работу заведующего Канцелярией Президиума ЦК КПСС, 26 июня 1953 года получил от Заведующего Секретариатом Председателя Совета Министров СССР Петраковского A. M. портфель с бумагами, принадлежащими Берия. При этом мне было Петраковским сообщено, что Берия арестован, а бумаги велено передать мне для хранения. В тот же день от работников аппарата ЦК, производивших изъятие документов в кабинете и приемной Берия и у его помощников, были доставлены документы ко мне, а на другой день, 27 июня 1953 г., были доставлены изъятые у сообщников Берия — Кабулова и других".

Суханову передали бумаги и ценности двух арестованных помощников Берии — Ордынцева и Суханова:

"В папке с надписью "Кабинеты приемной" с разными хозяйственными распоряжениями и квитанциями при моем осмотре находились также облигации займов периода 1947-1952 гг. на сумму свыше 80 000 рублей. В папке с надписью "Ордынцев" кроме разных служебных документов также находились облигации государственных займов за те же годы и на такую же сумму, при этом с описью... До января 1955 года я до этих облигаций, хранившихся у меня в сейфе, не притрагивался и не брал их. В этот период времени мне позвонил по телефону заведующий секретной частью Совета Министров СССР тов. Бобылев и спросил: "Не знаешь ли ты, где облигации Ордынцева, о которых у него спрашивает Прокуратура СССР". Я тут же ответил тов. Бобылеву, что облигации эти находятся у меня, можешь зайти и их взять. Что и было сделано. Облигации Ордынцева документально были оформлены и отправлены по запросу в Прокуратуру Союза ССР. Оставшиеся облигации мною были разобраны по годам, и лично на машинке напечатана опись в 2-х экземплярах, и положены в сейф, где хранились мои личные документы".

Но соблазн оказался слишком велик:

"В конце 1955 года облигации, ордена и другие личные документы с места работы я принес домой и все спрятал под ключ в ящик серванта, находящегося у меня в квартире. Таким путем облигации мною были присвоены. Эти облигации, по моему мнению, принадлежали Берия".

Тем более что никаких документов, подтверждающих их существование, уже не было:

"Раздел описи на облигации и ценности был уничтожен в числе других документов в августе 1954 года специальной комиссией в составе тт. Руденко и Серова, при этом мною от них было скрыто, что у меня остались облигации и некоторые ценности. В числе ценностей мною было присвоено 8 штук (восемь) часов различных систем".

Затем Суханов решил реализовать накопления Берии.

"В конце апреля месяца 1956 года,— рассказывал он на допросе,— мною был передан сотруднице Секретариата Чечеткиной Клавдии Николаевне список NN облигаций Государственного займа, принадлежащих Берия, для проверки их в сберкассах на предмет выявления выигрыша. При этом мною было заявлено Чечеткиной К. Н., что, какой бы выигрыш ни был по этим облигациям, половину суммы денег от выигрышей отдаю ей безвозвратно. Примерно 4, 5, 6 мая 1956 года Чечеткина вручила мне список облигаций, который я ей передал для проверки, и сообщила, что выигрыш пал на 18 облигаций, в том числе по одной из них выпал выигрыш на сумму 10 000 рублей. На следующий день мною Чечеткиной были переданы 18 шт. облигаций для получения выигрышей. По 17 облигациям Чечеткина получила и передала мне выигрыши и погашения в сумме 14 500 рублей, из которых мною в тот же день с запиской "Вот это твоя половина. Д. С." были переданы Чечеткиной деньги в сумме 12 500 рублей. По облигации, на которую пал выигрыш 10 000 рублей, она сказала, что требуется специально оформление в Центральной кассе. На это мной ей было сказано: "Я не тороплюсь с получением, у меня нужды нет никакой". Из суммы 14 500 рублей мною было взято 2 000 рублей и положено в сейф".

Суханова, естественно, осудили. Однако, как оказалось, в СССР за попытки обогатиться с помощью выигрышных облигаций сурово наказывали даже тех, кто не крал и не подделывал облигации, а покупал их на собственные, честно заработанные деньги.

Тяжкий груз облигаций

Инженер-капитан второго ранга Виктор Степанович Вершков, боевой офицер, воевавший на Черном море, в начале 1950-х годов задумался о том, как он будет жить в старости. Он был еще не стар, но ранения и контузии военных лет давали о себе знать, а как живут уволенные в запас офицеры, он видел на каждом шагу. Кавторанг оценил свои финансовые запасы и возможности и решил, что наиболее правильным будет скупить облигации и создать себе пенсионный капитал за счет выигрышей по ним. По расчетам получалось, что до ухода с флота он скопит сумму, которая позволит безбедно жить в Москве после окончания службы в управлении кораблестроения Военно-морского флота. От слов Вершков скоро перешел к практическому воплощению своей идеи, о чем в его деле говорилось:

"В июне-июле 1954 года Вершков купил у неизвестного гражданина облигации государственных займов на сумму 250 тысяч рублей по пониженным против номинала ценам, заплатив за это 23 тысячи рублей".

Судя по документам, финансовые дела кавторанга начали улучшаться просто на глазах. К 1957 году у него было облигаций уже на 304 тысячи рублей, а вслед за тем он купил, как тогда говорилось, с рук "Волгу" за 32 тыс. руб. Благосостояние Вершкова могло бы расти и дальше. Но в 1957 году последовал очередной дефолт по внутренним финансовым обязательствам советского государства. Выступая на встрече с трудящимися Горьковской области, первый секретарь ЦК КПСС Хрущев убеждал собравшихся:

"Сейчас нам приходится выплачивать по займам в виде выигрышей и погашений каждый год крупные суммы. В этом году придется платить около 16 миллиардов, в будущем году — 18 миллиардов, а в 1967 году пришлось бы выплачивать 25 миллиардов рублей, т. е. почти столько, сколько намечалось по подписке на заем в текущем году. Получается заколдованный круг. Выходит, что в один карман государство кладет деньги от займов, а из другого кармана выдает такое же количество денег на оплату выигрышей по займам. Как же быть?.. Центральный Комитет партии и Советское правительство считали бы возможным поступить так. Начиная с 1958 года прекратить выпуск займов, кроме трехпроцентного, свободно обращающегося. В текущем году выпустить заем не на 26 миллиардов, как намечалось ранее, а на 12 миллиардов рублей... Но мы не можем осуществить это мероприятие, не можем прекратить выпуск займов, если одновременно не прекратим выплату выигрышей и погашений по ранее выпущенным займам. Поэтому мы предложили бы выплату по займам отложить на 20-25 лет. Если вы считаете, что это правильно, я призываю вас поддержать. (Бурные аплодисменты.) А через 20-25 лет начнется выплата по облигациям, разумеется, не сразу, потому что сразу оплачивать 260 миллиардов рублей невозможно, а по частям — примерно по 13 миллиардов рублей ежегодно".

Любой опытный советский подпольный делец тут же прикрыл бы весь бизнес с облигациями и начал бы искать приложение своим деловым способностям в новой сфере. Но Вершков, несмотря на то что уже с лихвой перекрыл все первоначальные затраты, решил не сдаваться. В обвинительном заключении по его делу говорилось:

"После того как было принято постановление Центрального Комитета КПСС и Совета Министров СССР от 19 апреля 1957 года о прекращении подписки и проведения тиражей выигрышей, а также об отсрочке погашения государственных займов, размещенных по подписке среди населения, Вершков, будучи недовольным этим решением, стал изготовлять и распространять анонимные листовки, в которых высказывал враждебное отношение к решению ЦК КПСС и Правительства о государственных займах, призывал к требованию пересмотреть это решение, искажал существо июньского и Октябрьского Пленумов ЦК КПСС 1957 года, распространял ложные слухи о якобы предстоящем "замораживании" личных вкладов граждан в сберегательных кассах и отмене денег, допускал клеветнические и оскорбительные измышления в отношении руководителей КПСС и Советского государства, а в отдельных листовках допускал высказывания террористического характера. Кроме того, Вершков делал надписи аналогического содержания на газетах и брошюрах с текстом Конституции СССР, а также изготовлял и посылал в адрес отдельных руководителей партии и Советского государства анонимные письма с требованием пересмотреть вопрос о государственных займах, выпущенных до 1957 года. Так, с июля по сентябрь и в ноябре 1957 года Вершковым было изготовлено 24 листовки, 3 письма, надписи на четырех газетах "Известия" и пяти брошюрах с текстом Конституции СССР. 20 листовок Вершковым были подброшены в почтовые ящики Московской городской связи, 2 листовки — в подъезды домов, одна листовка была вложена в личный почтовый ящик гр-на Савойтанова по адресу: Новослободская ул., дом 71, кв. N 5, и одна листовка была обнаружена в журнале библиотеки в Центральном парке культуры и отдыха им. Горького. Газеты "Известия" за 26 июля, 8 августа, 7 и 29 ноября 1957 года с надписями антисоветского характера Вершковым были опущены в почтовые ящики Мосгорсвязи. Брошюры с текстом Конституции СССР, на которых содержатся надписи антисоветского содержания, Вершковым были направлены: первому Секретарю ЦК КПСС, Председателю Президиума Верховного Совета СССР, редактору газеты "Правда", председателю Верховного Суда СССР и Министру Финансов СССР, причем первым трем адресатам к брошюрам были приложены письма с требованием пересмотреть решение о государственных займах".

Естественно, сотрудникам КГБ не составило труда по почерку, отпечаткам пальцев и показаниям свидетелей вычислить кавторанга-антисоветчика, ведь его действия квалифицировались именно как антисоветская агитация. После ареста установили и причину его недовольства и разъяснили флотскому офицеру, что скупка облигаций тоже уголовное преступление.

Дело решили сделать показательным, но возникла серьезная проблема. В ноябре 1957 года к 40-летию советской власти объявили амнистию, и малозначительные по возможному сроку наказания преступления Вершкова вполне под нее подпадали. Тогда у него дома провели новый обыск и нашли инструкции и книги, которые в прошлом имели гриф секретности.

"В конце 1957 года,— говорилось в приговоре,— Вершков, вопреки требованиям о порядке изготовления секретных документов и обращения с ними, принес со службы и хранил у себя на квартире 7 документов, содержащих секретные сведения, составляющие военную тайну".

Теперь ни о какой амнистии не могло быть и речи, а трибунал приговорил его к суровому наказанию:

"По совокупности совершенных Вершковым преступлений, в силу ст. 49 УК РСФСР сроком на 7 (семь) лет, с отбыванием наказания в исправительно-трудовом лагере, с поражением прав, предусмотренных ст. 31 пп. "а", "б", "в" УК РСФСР, сроком на 2 (два) года, с лишением воинского звания инженер-капитан 2 ранга и медалей: "За оборону Кавказа", "За победу над Германией", "XXX лет Советской Армии и Флота", с конфискацией на основании ст. 59-12 УК РСФСР облигаций госзаймов, размещенных по подписке среди населения, на сумму 304 290 руб., облигаций трехпроцентного Государственного внутреннего займа на сумму 63 300 рублей и 32 тысячи рублей денег, уплаченных Вершковым за автомашину "Волга"".

Бывший кавторанг писал жалобы, просил смягчить приговор и хотя бы не конфисковать все подчистую. Однако Верховный суд остался непреклонен. И это вполне закономерно, ведь там, где зарабатывает государство, не могло быть места для частных лиц.