Театр "Новая опера" проводит сезон под руководством нового директора. Возможно, уже скоро станет понятно, изменит ли это назначение конфигурацию столичных оперных сцен.
Так получилось, что история московских оперных театров новейшего времени добросовестно отзывается на историю большую, гражданскую. Сначала, еще в последние месяцы существования СССР, вдруг выяснилось, что привычная ситуация, в которой дуэту Большого и Музтеатра имени Станиславского и Немировича-Данченко альтернативой может быть разве что Камерный театр Бориса Покровского, не неизбежность. Режиссер Дмитрий Бертман основал "Геликон-оперу", дирижер Евгений Колобов, рассорившись с Музтеатром, основал труппу под совсем уж демонстративным названием "Новая опера", и если противопоставлять официозной картине "лихих девяностых" какие-то трогательные воспоминания, то атмосфера тех оперных начинаний очень к месту: тесные площадки, случайные деньги, но зато романтика, свобода духа, неизведанные произведения и немыслимые трактовки. В пору лужковского расцвета театры начали бурно строиться. А потом наступило время, когда и новенькой сценой все обзавелись, и романтика повыветрилась, потому что нынешний избалованный зритель не чета голодному меломану образца 1992 года, которому все равно сравнивать-то не с чем.
Десять лет "Новая опера" живет без Евгения Колобова. Когда он умер, довольно быстро стало понятно, что без его артистической воли из театра никак не получается того, что можно назвать брендом. Хотя, казалось бы, есть щеголеватое здание, есть финансирование, есть в репертуаре колобовские постановки, и преданная публика тоже есть. Да и хорошими — подчас даже исключительными — голосами труппа не была обделена. В первые послеколобовские годы театр позволял себе довольно громкие эксперименты, и, хотя некоторые из этих затей вроде дебютов на поприще оперной режиссуры Юрия Грымова (с "Царской невестой") и Романа Виктюка (с "Искателями жемчуга") ничего, кроме недоумения, не вызывали, именно "Новая опера" несколько раз подряд зазывала в Москву мэтров оперной режиссуры из дальнего и ближнего зарубежья — Ахима Фрайера, Андрейса Жагарса, Йосси Вилера и Серджо Морабито. Но рядом запросто могли оказываться немудрящие постановочные изделия в жанре "спешно и дешево", и даже сравнительно недавний приход ответственного и динамичного дирижера-варяга Яна Латама-Кенига не уберег театр от появления вопиюще стыдных поделок наподобие "Летучей мыши" или "Каприччо".
Перемены театру сулили уже давно: в кулуарах то обсуждали якобы грядущее объединение "Новой оперы" с Музтеатром Станиславского (оба театра — муниципальные), то прочили в новые руководители Василия Бархатова. Но в результате, после того как предыдущий директор театра Сергей Лысенко был уволен под глухие разговоры о нерациональном использовании бюджетных средств и творческих разногласиях, московский департамент культуры сделал выбор в пользу совсем неожиданного персонажа — Дмитрия Сибирцева, пианиста, предприимчивого продюсера, создателя проекта "Тенора XXI века" (интервью с ним читайте на стр. 42).
Громкие кадровые перестановки в столичных драматических театрах многие прочли как глобальную переоценку ценностей и атаку на святыню русского репертуарного театра. В случае "Новой оперы" ожидания менее апокалиптические. К большим федеральным театрам так просто не подступишься — чего доброго кислотой плеснут. Но зато есть теоретическая надежда на то, что, хотя бы на муниципальном уровне, оперную жизнь можно попытаться организовать постижимым образом.