Театр / Премьера
В театральной мастерской "Студия Парис", основанной в украинской столице в 2009 году москвичкой Ларисой Парис и киевлянином Юрием Яценко, проходят премьерные показы спектакля "Эллины" по трагедии Софокла "Аякс". Рассказывает ЮЛИЯ БЕНТЯ.
Зрителю, попадающему в помещение театральной мастерской "Студия Парис" с почти безлюдной по вечерам улицы Гарматной на Шулявке, предлагают на несколько минут задержаться в холле и вслушаться в вавилонское многоголосие телевизионных репортажей, доносящихся из соседней комнаты. Новости слышны неутешительные — массовые акции протеста, уличные бои, угрозы дефолта. Казалось бы, где мы — а где Софокл, но Лариса Парис настолько искусно монтирует современность с древностью, что у человека, заходящего после "звукового" пролога в небольшой зал мастерской, вовсе не возникает ощущения антагонизма времен. Напротив, режиссер спектакля и единственная его исполнительница находит убедительные средства, чтобы объяснить историю как "застывшую реальность", где одни и те же сюжеты проигрываются с разными вариациями.
Обращение "Студии Парис" к "Аяксу" Софокла имеет свою подоплеку. Киевская история этого театра начиналась с чеховского "Вишневого сада", где в конце третьего действия Гаев произносил один из монологов Аякса. Далее были "Инфанта Исмена" по пьесе выдающегося греческого поэта Янниса Рицоса и попытка в начале прошлого года поставить Софокла вместе с учениками студии. Нынешние "Эллины" — это непрерывная исповедь пленницы и возлюбленной Аякса Текмессы, пропустившей через свою душу трагедию мужа. Оскорбленный тем, что доспехи погибшего Ахилла достались его сопернику Одиссею, он впал в буйство, перепутал врагов со стадом скота и, не выдержав позора, совершил самоубийство. Рассказ о конфликте между ахейскими царями, плач по погибшему, философские размышления о роковых страстях, уничтожающих человека,— все это воспринимается зрителем как некий высеченный из цельного куска мрамора словесный монолит. На час с небольшим, который длятся "Эллины", зрители подпадают под магию мелодичного, богатого оттенками и модуляциями, окутанного усталой безнадежностью голоса актрисы.
Однако Лариса Парис не просто является режиссером своей роли, она проявляет себя еще и как удивительно талантливый постановщик, заставляя пространство буквально дышать, аранжируя действие изысканным видеорядом и звуковой партитурой. Экраном в спектакле становится не только белая стена за спиной исполнительницы, но и пол — изображения географических карт, античных скульптур, разворотов рукописных книг, перемежаемые кадрами современной политической хроники, текут по нему к ногам зрителей, как морские волны. Усиливает эмоциональное воздействие монолога героини и звуковой ряд, составленный из фрагментов "Лунной сонаты" Бетховена и многократно цитирующей ее начальную тему Альтовой сонаты Шостаковича. Следует отметить, что настолько идеально продуманного, хронометрированного до микросекунд диалога музыки и поэтического слова сегодня, пожалуй, не встретишь ни в одном из киевских театров. Собственно, неразрешимой загадкой остается и то, каким образом Лариса Парис, актриса с совершенно уникальным набором профессиональных качеств (чего стоит одна ее потрясающая способность выучивать на память километровые тексты), создающая спектакли, аналогов которым у нас не отыщешь, очутилась в начале ХХІ века. Видимо, ответ, как обычно, следует искать у древних греков, в той же "застывшей реальности" — удивительной способности культуры к самосохранению и возрождению. В конце концов навечно застывшая со свечой у окна в безнадежном ожидании мужа Текмесса — образ не менее универсальный, чем Эдип или Прометей. И, хотим мы того или нет, очень современный.