Дело о расхищении стратегических запасов

3,9 млрд руб. требует Федеральное агентство по государственным резервам от ГМК "Норильский никель" за недостающее медесодержащее сырье, хранившееся на территории комбината. Стороны ведут спор, имела ли место недостача, или вопрос сводится к методике подсчета объемов сырья, и конца этому процессу пока не видно. Однако на протяжении долгой истории ведомства, занимающегося стратегическими запасами, это далеко не первый подобный случай. Потери, связанные с хищениями и неправильным хранением, случались и до Великой Отечественной войны. Во время войны ущерб достигал грандиозных размеров, а на рубеже 1940-1950-х годов проверка выявила вопиющие факты утраты хранившихся запасов. Случались и хищения, заканчивавшиеся для виновных высшей мерой наказания.

ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ

Отдельные недостатки

Что представляют собой государственные материальные резервы, я узнал, точнее, прочувствовал желудком в армии. Едва ли не в первом наряде по столовой нам пришлось таскать из холодильника в кухонный зал половинки говяжьих туш, выглядевших просто поразительно. Во-первых, в отличие от говядины, которая в 1970-1980-х годах попадала на прилавки в большинстве республик, краев и областей СССР, в этих тушах на костях помимо жил было много настоящего, полноценного мяса. (Правда, по пути от разделочного стола до наших тарелок его становилось значительно меньше.) А во-вторых, на тушах стояла печать с обозначением даты забоя, из которой следовало, что разделка и заморозка произошла за 15 лет до описываемых событий.

С недоуменными вопросами мы приставали к начальнику столовой — пожилому, довольному жизнью прапорщику, и он, пояснив, что речь идет о государственной и военной тайне, а потому никому ни слова, сказал, что мясо поступает из стратегического резерва. Прошло 15 лет — надо съесть и заложить на хранение новые туши. Из того же источника, как рассказывал прапорщик, в процессе обновления запасов мы получали и тушенку, и гречу, и рыбные консервы.

О последних остались самые тягостные воспоминания. При вскрытии банок "Бычки в томате", которых на тот момент не наблюдалось в продаже уже лет десять, по всей кухне и столовой разносился омерзительный запах, свидетельствовавший о том, что срок годности у них оказался гораздо короче срока их хранения в стратегическом резерве. Поэтому, чтобы не отравить всех нас, содержимое банок вываливали на противни и подвергали термической обработке. Получившуюся субстанцию, не утратившую непередаваемого запаха и имевшую не менее специфический вкус, вываливали в тарелки с кашей. И в результате все, на что попала эта паленая тухлятина, не то что есть — поднести ко рту было невозможно. Даже после долгих тренировок перед парадом или многочасовых лыжных маршей. Поневоле складывалось впечатление, что в закромах родины что-то не в порядке. Но от ощущений до знаний путь, как правило, оказывается неблизким.

Архивные документы свидетельствовали, что в 1931 году, когда при Совете труда и обороны СССР образовали Комитет резервов, к вопросу подошли очень серьезно. Новый орган возглавил член Политбюро ЦК ВКП(б), заместитель председателя Совнаркома СССР и председатель Госплана СССР В. В. Куйбышев, а его заместителем назначили первого заместителя председателя ОГПУ Г. Г. Ягоду. Так что за накопление, правильное использование и сохранность важнейших резервов можно было не беспокоиться.

Правда, на первых порах запасы не выглядели грандиозно. Согласно постановлению Совнаркома СССР N247 от 18 ноября 1931 года, Комитету резервов предписывалось создать хлебофуражный мобилизационный фонд, а также сравнительно скромные запасы некоторых товаров. Так, к 1 января 1932 года предполагалось передать комитету и хранить в резерве 16 млн м хлопчатобумажной ткани, 60 тыс. м — шерстяной, 800 тыс. пар кожаной обуви, 10 тыс. тонн мыла, 40 тыс. ящиков махорки, 1 млрд штук папирос, 20 тыс. тонн сахара и 40 тыс. тонн соли, 3,5 млн банок консервов и 100 тыс. ящиков спичек. При существовавшей в 1930-х годах норме 8 кг соли на человека в год и численности населения около 150 млн резервов комитета хватило бы для страны на 12 дней, что вряд ли можно было назвать стратегическим запасом.

Постепенно объем хранимого увеличивался во много раз, появлялись все новые виды товаров и сырья, накапливаемых в государственных резервах. Не уменьшалось и значение комитета в системе государственной власти: вместо скончавшегося Куйбышева его возглавил другой член Политбюро и зампред Совнаркома СССР В. Я. Чубарь. Но вместе с расширением закромов родины нарастали и проблемы, возникавшие в процессе их наполнения и сохранения.

Первая заключалась в том, что у Комитета резервов не было сколько-нибудь значительной сети хранилищ. Ему передали склады некоторых наркоматов вместе с содержимым, а большая часть запасов хранилась в других организациях. К примеру, на обычных элеваторах, руководство которых знало, какая часть зерна принадлежит Наркомату заготовок или колхозам, а какая — Комитету резервов. Запасы бензина хранились по тому же принципу на нефтебазах, а резерв металлов — на складах изготовлявших их заводов. Поэтому у руководителей республик, областей, ведомств и хранилищ время от времени возникал соблазн взять что-либо из госзапасов, а потом, если получится, вернуть. В официальной истории Роскомрезерва об этом говорится:

"Уже в первые годы хранения государственного резерва в емкостях других наркоматов было выявлено много случаев самовольного заимствования, использования запасов в нарушение установленного порядка. Необходимо было с целью гарантированной сохранности резервов физически отделить особый фонд правительства от производителей и потребителей материалов".

Однако и после создания специализированных баз злоупотребления не прекратились. После одной из проверок, проведенной Наркоматом госконтроля в харьковских подразделениях Управления государственных материальных резервов (УГМР), наркоматом был издан приказ, в котором говорилось:

"Проведенной проверкой установлено, что на базе Харьковского территориального управления начальник базы и главный бухгалтер при инвентаризации не произвели полной перевески хлеба госрезерва, в таблицы отвесов включили произвольные цифры и подогнали вес хранящегося зерна к учетным данным. Всего таким путем было включено в акт инвентаризации 75 063 ц зерна государственного резерва. Кроме того, главный бухгалтер и бухгалтер базы по акту зачистки склада неправильно списали 4344 кг зерна, завысив влажность с 13,6 до 13,8%. Выявлены также другие недостатки в работе".

Второй и не менее важной проблемой хранителей госрезерва оказалось отсутствие элементарных знаний о содержании тех или иных материалов.

"Отечественная промышленность,— говорится в официальной истории Роскомрезерва,— не была готова к массовому потреблению выпускаемых новых металлов, таких как никель, титан, редкие и редкоземельные металлы и др., и по решению правительства, чтобы не сдерживать развития промышленности, определенное количество этих материалов закладывали в госрезерв. В госрезерв также закладывались металлы, поступающие по импорту, которых в нашей стране добывалось недостаточно... Особое внимание обращалось на олово, так как при его транспортировке и хранении были случаи возникновения при температуре ниже плюс 12°С "оловянной чумы" (перехода белого металлического олова в серое порошкообразное). В результате этого потери достигали 50-60%. Специалистов по металлам как на базах, так и в центральном аппарате было мало. Только с 1939 г. аппарат начали укомплектовывать специалистами с высшим образованием".

Однако все эти потери не шли ни в какое сравнение с теми, что случились в первые месяцы Великой Отечественной войны.

Огромные военные потери

Некоторые руководители территориальных управлений УГМР бежали от наступавших частей вермахта, бросая все и вся. К примеру, в докладе о поведении руководителя Прибалтийского управления говорилось:

"Исполняющий обязанности начальника Прибалтийского территориального управления без разрешения 25 июня 1941 г. вместе с работниками территориального управления выехал из Риги и 5 июля прибыл в Москву... Его бегство было настолько паническим, что он не только не позаботился об эвакуации резервов или передаче их органам Народного комиссариата обороны, но даже не оставил командованию армии адреса, где эти резервы находятся".

Немногим лучше повел себя начальник Одесского управления. Специализированные склады УГМР он передал армейскому командованию, а вот точки ответственного хранения — склады других ведомств, на которых хранились госзапасы,— бросил на произвол судьбы:

"Потери резервов по Одесскому территориальному управлению значительны. Это 30 132 т резервов, которые хранились на 182 пунктах ответственного хранения. Потери обусловлены тем, что начальник Одесского территориального управления бросил на произвол судьбы государственные резервы в Крыму, Днепропетровской и других областях и 9 августа выехал в Харьков, не приняв мер к спасению резервов. От предложения вернуться и принять меры по эвакуации резервов он отказался".

Однако даже то, что передавали армии, нередко приходилось уничтожать или бросать. Бывший начальник Центрального продовольственного управления Министерства обороны генерал-полковник И. Д. Исаенко, служивший в 1941 году в 20-й армии, рассказывал мне:

"Выделили меня в Оршу. Там находились мобилизационные запасы, и командование фронта меня направило разобраться, что и как там хранится, поскольку приближался противник. Я, вернувшись, доложил, что там огромное количество продовольствия — склады на площади 5 кв. км. Консервы, молокопродукты, концентраты, мука, крупа, твердокопченые колбасы, сыры. По объему — сотни, даже тысячи тонн. Вывезти уже ничего не успевали, и это все подлежало уничтожению".

Трудности с эвакуацией резервов наблюдались и в районах, до которых война еще не дошла. Подвижного состава не хватало, а на погрузке работали главным образом женщины. Начальник УГМР М. В. Данченко ежедневно сообщал в Совнарком СССР данные о количестве загруженных и отправленных вагонов с каждой из эвакуируемых баз управления, но результаты не радовали. К примеру, на 17 июля 1941 года из 25 507 вагонов было загружено и отправлено 7862. На некоторых базах положение было плачевным. В тот же день, 17 июля, председатель Совета по эвакуации Н. М. Шверник писал в УГМР и Наркомат путей сообщения СССР:

"Совет по Эвакуации обращает Ваше внимание на крайне неудовлетворительную отгрузку хлебофуража и сахара с Калининской базы УГМР. По сообщению нач-ка УГМР т. Данченко, на 14.VII.41 г. отгружено только 61 вагонов (так в тексте.— "Деньги") против утвержденного Советом по Эвакуации плана отгрузок 2015 вагонов, прошу срочно принять меры к отгрузке хлебофуража и сахара с Калининской базы УГМР. О принятых мерах прошу доложить Совету 17 июля 1941 года".

А 26 июля 1941 года Наркомат государственного контроля СССР проверил ход эвакуации баз некоторых территориальных управлений УГМР на Украине. Результат, мягко говоря, не радовал:

"Проверкой, произведенной Народным Комиссариатом Государственного Контроля СССР на Кременчугской и Мерефской базах Харьковского Теруправления и Бахмачской и Бобровицкой базах Киевского Теруправления, установлено, что утвержденный план вывоза материальных резервов выполняется явно неудовлетворительно, особенно по базам Киевского Теруправления. С баз Харьковского Теруправления за I и II декаду июля 1941 г. подлежало вывозу 167 тыс. тонн хлебопродуктов и фуража. Фактически на 21 июля 1941 г. вывезено 77 тыс. тонн зерна, муки, крупы и овса. По Киевскому Теруправлению — база N125 на ст. Бобровицы и база N126 на ст. Бахмач также плохо отгружают резервы. С Бахмачской базы из 2200 вагонов хлебофуража и продтоваров, подлежащих вывозу, на 20 июля 1941 г. вывезено до 300 вагонов. С Бобровицкой базы из подлежащих вывозу в I и II декадах июля 1941 г. 18,9 тыс. тонн резервов на 19 июля 1941 г. было вывезено всего лишь 185 тонн. Работники Киевского Теруправления фактически не руководят вывозом резервов с баз. Основной причиной плохого вывоза резервов с баз Харьковского и Киевского Теруправлений является неподача порожняка..."

Далеко не всегда удавалось сохранить даже то, что вывозили. Официальная история ведомства так описывает эти события:

"Работники НКПС часто разгружали эвакуированные товары в пунктах, не имеющих складской площади, на тупиках железнодорожных станций. Свыше 9000 т сахара, разгруженного на станциях железных дорог, хранилось в совершенно непригодных помещениях. Так, на станции Инжавино Ленинской железной дороги 590 т разгруженного сахара из-за отсутствия складов было размещено по колхозным дворам, на станции Неприк 500 т сахара находилось под открытым небом. В подобных случаях работники системы госрезервов обязаны были принимать срочные меры по обеспечению количественной и качественной сохранности товаров".

Однако проблемы этим не исчерпывались:

"Многие местные организации разбазаривали эвакуированные товары, особенно сахар, чай, махорку, консервы. В IV квартале 1941 г. и I квартале 1942 г. были случаи самовольного разбронирования товаров и материалов из государственного и мобилизационного резервов. По результатам проверок было несколько распоряжений СНК СССР, обращавших внимание наркоматов на недопустимость самовольного расходования резервов".

В итоге, как докладывал правительству 18 октября 1941 года замначальника УГМР Ряднинский, в государственном резерве насчитывалось всего 226 вагонов сахара, 20 вагонов консервов и 2 вагона чая. Крайне необходимой для армии кожи было только 58 тонн, или 4 вагона. Остродефицитного никеля нашлось лишь 2 вагона. Итог же первых месяцев, как говорится в истории ведомства, оказался совсем печальным:

"В результате массового выпуска и использования государственных резервов к 1 января 1942 г. их объем снизился на 765 млн рублей по сравнению с довоенным уровнем накоплений. Оставшиеся запасы меди, алюминия, никеля, кобальта, ртути, магния, ферросплавов, авторезины и спирта не обеспечивали насущные нужды промышленности. В 1942 г. почти прекратилось поступление топлива и горючего в резерв. С 1 июня 1941 г. по 1 апреля 1942 г. наличие инструментальных сталей в резерве снизилось с 16 200 до 6800 т, проката цветных металлов — с 35 000 т до 10 000 т. Запасные части к автомобилям, тракторам и танкам на общую сумму 96 млн рублей были полностью разбронированы. Предприятия и наркоматы практически не возвращали заимствованные резервы".

В сложившихся обстоятельствах руководство страны стало относиться к резервам с трепетом, а к их использованию — едва ли не с боязнью. Все решения об использовании стратегических запасов принимал лично Сталин. Ветеран УГМР П. А. Плешаков вспоминал:

"Я в то время работал в аппарате СНК СССР. По указанию заместителя председателя Совнаркома СССР А. И. Микояна мною был подготовлен очередной проект постановления за подписью Сталина о разбронировании из госрезерва 200 тыс. т зерна для снабжения армии и населения. Перед тем как передать проект постановления на подпись Сталину, его должны были завизировать (проголосовать) члены Политбюро. В этом случае на заглавном листе проекта с левой стороны оставлялось место для голосования членами Политбюро "за" или "против". Микоян, пригласив к себе в кабинет членов Политбюро, обратился к Молотову: "Вячеслав, прошу тебя, соблюдая субординацию, начни первым голосовать проект Постановления". Молотов: "Ты отвечаешь за снабжение, ты подготовил проект, вот и начинай первым голосовать, а мы за тобой". Микоян с этой же просьбой обратился к Вознесенскому — как первому заместителю Сталина. Вознесенский: "Я этого сделать не смогу. Как куратору госрезервов, мне не позволено быть инициатором в разбронировании резервов. Молотов прав, ты отвечаешь за снабжение, ты и начинай голосовать". Перепалка, кому первым начать голосовать, длилась около получаса (я при этом присутствовал) — боялись гнева Сталина при допущенной ошибке. Первая виза "за" означала инициатора подготовки проекта. Визы располагались столбиком сверху вниз. Микояна вынудили начать первым визировать проект "за", после него проголосовали Молотов и все остальные. Проект постановления был подписан Сталиным без возражений".

Естественные убытки

Столь же трепетное отношение к госрезервам должно было сохраниться и после войны. Страна переживала серьезные трудности — к примеру, в 1946-1947 годах случился очередной голод, в торговле катастрофически не хватало всего, вплоть до ниток и спичек, однако к стратегическим запасам прибегали крайне редко. И вдруг выяснилось, что хранятся они по-прежнему плохо. Ветеран Министерства государственных продовольственных и материальных резервов, как с 1948 года именовалось ведомство, К. М. Орлова вспоминала:

"В середине 1940-х гг. при хранении магния, особенно импортного поступления, была выявлена его коррозия (разрушение чушек, образование значительного порошкообразного налета — отдельные чушки напоминали пористые морские губки). Промышленность отказалась принимать магний после хранения, требовала 50-процентную уценку независимо от степени поражения. Органами государственного контроля СССР были проведены массовые проверки хранения магния на базах госрезерва".

Проверкой хранения магния дело не ограничилось. В ходе инспекций выявляли и наказывали виновных. В истории госрезервов констатируется:

"За порчу зерна, самовольное расходование резервов, недостачи сверх установленных норм и нарушения сметной и расчетной дисциплины только за один 1948 г. санкции были применены к 966 виновным лицам, из них 548 привлечены к судебной ответственности, 68 отстранены от занимаемой должности и на 350 человек наложено административное взыскание. По делам, рассмотренным в судах, 55 человек осуждены на срок от 1 года до 20 лет".

Однако недостачи, хищения и потери из-за неправильного хранения продолжались. Инспекторы Министерства госконтроля СССР к 1952 году проверили все подразделения госрезерва и составили обширный доклад для своего руководителя — В. Н. Меркулова. В докладе, в частности, говорилось:

"Контролерским составом Госконтроля по госрезервам за истекший период были выявлены многочисленные факты, свидетельствующие о наличии крупных недостатков в деле сохранности государственных резервов. Министерство госконтроля СССР об этих недостатках докладывало Совету Министров Союза ССР. Приводим отдельные из них.

На проверенных хлебофуражных базах было установлено ухудшение качества 90 067 т хлеба, в том числе 72 664 т приобрели солодовый запах, 16 774 т — затхлый запах, 589 т — гнилостно-затхлый запах и 31 т совершенно испорченного зерна. Как показали проверки, ухудшение качества хлеба произошло вследствие бесхозяйственного его хранения и неудовлетворительной организации дела сушки и подработки. Виновные в порче хлеба госрезерва Постановлениями Правительства и приказами МГК СССР привлечены к строгой ответственности. На хлебофуражных базах Челябинского, Ростовского, Харьковского, Ульяновского, Приморского, Алтайского, Омского территориальных управлений были установлены факты, когда неоправданные недостачи хлеба госрезерва незаконно списывались за счет государства под видом улучшения качества по влажности и сорности и путем неправильного применения норм естественной убыли зерна при хранении. На базах этих теруправлений имели место случаи составления подложных актов на подработку зерна и на уничтожение полученных от подработки отходов".

Разного рода нарушения происходили и при хранении молочных продуктов. Но самые вопиющие, как говорилось в докладе, случались при хранении консервов и риса:

"Факты неправильного хранения и ухудшения качества продовольственных товаров госрезерва были вскрыты и на базах Министерства продовольственных и материальных резервов. Так, поступившие в I квартале 1950 года на базу N203 Хабаровского теруправления 2119,9 туб мясных консервов в замороженном состоянии были выгружены из вагонов в отапливаемый склад. Вследствие отпотевания банок и хранения их без подработки на поверхности большого количества банок появилась ржавчина. На базе N172 того же теруправления продовольственные товары хранились в технически неисправных складах и через имевшиеся в крыше щели атмосферные осадки проникали в помещение склада. В связи с указанными нарушениями на базе скопилось непригодных для дальнейшего хранения в государственном резерве мясных и рыбных консервов второго сорта 472 687 банок, ржавых второй и третьей степени — 982 759 банок и с помятостью второй степени — 104 754 банки. На базе N176 Приморского теруправления в результате самосогревания 840,9 тонн риса ухудшилось в качестве — рис приобрел затхлый запах, горький и кислый вкус. Кроме того, на этой базе 22% банок мясных консервов подверглись ржавлению в результате несвоевременной их подработки".

Ничуть не лучше оказалась ситуация и с другими резервами:

"Имели место факты, когда вопреки закону в государственный резерв закладывалось растительное масло, не соответствующее по качеству установленным кондициям, а также допускались факты смешения при хранении масел разных наименований и сортов...

Контролерами МГК СССР по контролю за сохранностью государственных продовольственных и материальных резервов были произведены проверки сохранности нефтепродуктов госрезерва на нефтебазах Главнефтесбыта Министерства нефтяной промышленности. Проверки показали, что неприкосновенность нефтепродуктов госрезерва на проверенных нефтебазах не обеспечивается. Директора нефтебаз и начальники областных управлений систематически расходовали бензин и другие виды нефтепродуктов государственного резерва без разрешения Совета Министров СССР. О фактах самовольного разбронирования нефтепродуктов было доложено Министерством госконтроля СССР заместителю Председателя Совета Министров СССР товарищу Берия Л. П. Министр нефтяной промышленности тов. Байбаков приказом N467с от 4 декабря 1950 года по материалам Госконтроля строго наказал должностных лиц, виновных в самовольном разбронировании, и принял ряд мер по обеспечению неприкосновенности нефтепродуктов госрезерва".

Похожая картина наблюдалась и в хранении стратегического запаса металлов:

"На заводах Министерства металлургической промышленности значительное количество заложенных в госрезерв цветных металлов и ферросплавов хранилось на открытых площадках. В результате этого качество многих цветных металлов ухудшалось, кроме того, из 30 проверенных предприятий на 15 предприятиях материальные ценности государственного резерва были сложены в общих складах, а в отдельных случаях даже в общих штабелях с материалами текущего производства... Кроме того, была проверена сохранность материальных резервов на 25 базах Горьковского, Ивановского, Иркутского, Калининского, Кировского, Куйбышевского, Псковского, Новосибирского, Приморского, Свердловского, Ульяновского, Челябинского и Читинского теруправлений. На проверенных базах были выявлены многочисленные факты недостач и пересортиц материальных резервов, главным образом цветных металлов".

Полный беспорядок инспекторы госконтроля выявили и в хранении ядовитой ртути:

"Не было надлежащего порядка и в деле хранения ртути госрезерва. Произведенной проверкой промышленно-сырьевых баз было установлено, что предусмотренные инструкцией условия приемки, складирования и хранения металлической ртути госрезерва грубо нарушались. Ртуть принималась в госрезерв, как правило, без определения ее фактического веса, а лишь по железнодорожным накладным и документам поставщиков. В результате этого в ряде случаев учетные данные о количестве ртути не соответствовали ее наличию и руководители баз не знали, какое же действительно количество ртути хранится в госрезерве. На ряде проверенных баз не велось систематическое наблюдение за исправностью баллонов с ртутью, а также не производился ремонт или замена баллонов, покрытых ржавчиной и имеющих другие дефекты... Вследствие негерметичности баллонов и нарушения установленных правил хранения на базах допускались систематические потери ртути государственного резерва".

Особой статьей оказалось хранение крайне дорогого и покупавшегося за валюту натурального каучука:

"Проверки показали, что на базах неблагополучно обстоит дело с сохранностью натурального каучука госрезерва. На многих проверенных базах условия хранения и складирования каучука грубо нарушались. В ряде случаев в процессе хранения допускалось значительное ухудшение качества натурального каучука госрезерва. На базе N26 Ульяновского теруправления в течение ряда лет большое количество натурального каучука хранилось на цементном полу без прокладок между горизонтальными рядами кип. В результате 255,5 т натурального каучука покрылось мокрой плесенью и значительное количество его было проведено в низшие сорта. На базе N24 Актабикского теруправления натуральный каучук хранился в неприспособленных складах и с грубыми нарушениями инструкции. По этой причине часть каучука оказалась пораженной мокрой и сухой плесенью".

На этом фоне информация о тысячах тонн самовозгоревшегося угля воспринималась уже как нечто обыденное и само собой разумеющееся. Как и приведенный в истории госрезерва рассказ о хищении со смертельным исходом:

"В 1972 г. в Ростовском областном отделе здравоохранения на складах мобилизационного резерва было вскрыто крупное по тем временам хищение наркотических средств, спирта, одеял, простыней и другого медицинского имущества. Заведующий складом за это преступление был приговорен к высшей мере наказания как социально опасный преступник, начальник территориального управления снят с работы, были наказаны и другие работники, в том числе в Министерстве здравоохранения СССР".

А, собственно, чему удивляться? Пока есть плохо или хорошо лежащее государственное добро, всегда найдутся и те, кто захочет сделать его личным.